Энн Грэнджер - Хорошее время для убийства
Двое мусорщиков в желтых светоотражающих жилетах быстро и споро собирали мешки по обеим сторонам улицы и стаскивали их в кучи. Потом к ним подъезжал фургон, и один из рабочих закидывал мешки в загрузочный бункер мусоровоза. Там мусор прессовался металлическими зубьями.
Послепраздничный мусор был особенным. Из мешков и контейнеров торчала пестрая оберточная бумага, разрисованная оленями и фигурками Деда Мороза. Почти все черные мешки были надорваны, а то и растерзаны бродячими котами. На тротуаре валялись пустые бутылки из-под шампанского, остатки рождественской индейки, новогодние гирлянды, которые отказались служить своим хозяевам в самый последний момент, дорогие, но уже сломанные игрушки…
Между пакетиками с чайной заваркой и картофельными очистками виднелись обрывки поздравительных рождественских открыток. На открытках нарядно одетые люди шли в церковь среди снежных сугробов, хотя в Бамфорде вот уже много лет не было «белого Рождества». Кроме того, обитатели Джубили-роуд вообще нечасто посещали церковь.
Перед домом номер 43 мусорщики остановились и обменялись многозначительными взглядами. Вход охранял констебль полиции. Вокруг черного мешка, выставленного у соседнего дома, слонялся полосатый кот. Перед сорок третьим домом мусора не было.
— Что они натворили? — спросил мусорщик у констебля, кивком указывая на дом номер 43.
— Не ваше дело, — отвечал констебль.
— Где их мешок? Понимаете, раз его нет, я его не заберу, и все. У меня нет времени стучать к ним в дверь и спрашивать, где их мусор. Да нам и не положено. У нас график. Мы не можем напрасно терять время.
— Нет его у них, — отвечал констебль.
Мусорщик почесал в затылке.
— Чего у них там? Бриллианты или, может, королевские регалии?
— Его досматривают, — надменно отвечал констебль. — Ваш напарник уже ждет вас в фургоне.
— Ладно. — Мусорщик нехотя направился к следующему дому. — Пошли они все! — Он попытался пнуть полосатого кота, но тот ловко уклонился и запрыгнул на забор, сжимая в зубах куриную косточку. — Ох уж эти кошки! — возмутился мусорщик. — Ни одного мешка в покое не оставят! — Он закинул мешок в бункер и снова подошел к констеблю. — Чего вы ищете-то?
Констебль оказался разумным молодым человеком, который мечтал о переводе в уголовный розыск. Он мог бы приказать парню заниматься своими делами, но внутренний голос подсказал другое.
— Какую-нибудь тяжелую вещь, тупое орудие, — нарочито равнодушно произнес он.
— Вот это да! — оживился мусорщик. — Кого-то убили?
— Возможно, — уклончиво ответил констебль.
Мусорщик присвистнул; из отъехавшего мусоровоза его окликнули.
— Иду, иду! — отозвался он.
В садике за домом номер 43 копался сержант Пирс, прибывший туда прямо из участка. Старший инспектор послал его на Джубили-роуд сразу после звонка патологоанатома.
— Найдите орудие! — приказал он.
Пирс, не теряя времени, примчался на место преступления, прихватив с собой двух констеблей. Они принялись просеивать каждую песчинку в саду и в переулке. Сейчас он помогал несчастному констеблю разбирать остатки мусора жильцов сорок третьего дома.
— Ну и вонища, — ворчал констебль. — А это что такое?
— Рисовый пудинг, — объяснил Пирс, оглядывая испачканные пальцы констебля. — Из банки. Я сам такой люблю.
Констебль тихо выругался и вытер руку о тряпку. Потом они вместе вытряхнули из мешка остатки мусора. По грязной дорожке бывшего патио покатились банки из-под пива и кока-колы. Сигаретные окурки намертво влипали в глину. Из банки из-под консервированной фасоли сочилась струйка томатного соуса.
— Ничего! — с отвращением воскликнул Пирс. — Ничего такого, чем его могли бы грохнуть по башке.
— Мы прочесали весь сад, хотя он и маленький, — сказал констебль, еле сдерживаясь. — Там ничего нет. Перекопали все грядки с сорняками. И в переулке тоже ничего.
Оба повернули головы, услышав звук приближающихся шагов.
— Здравствуйте, сэр. — Пирс посмотрел на часы. Почти час дня. — К сожалению, мы ничего не нашли. Совсем ничего. Ни в саду, ни в переулке. Вытряхнули мусорный мешок и просмотрели каждый клочок. Между прочим, еле успели. Сегодня по улице ездит мусоровоз.
— Вы хотите сказать, — медленно проговорил Маркби, — что все остальные мешки на этой стороне улицы уже забрали, увезли?
В воздухе повисло неловкое молчание.
— М-м-м, да, сэр! — Пирс побагровел.
— Орудие убийства, — сказал Маркби, сдерживая гнев, — могли подбросить в любой из соседних мешков! Все садики выходят в переулок! Неужели вы решили, будто убийца выкинул орудие преступления прямо рядом с домом? Скорее всего, он если и избавился от орудия, то подкинул его в какой-нибудь другой мешок!
— Извините, сэр! — воскликнул Пирс. — Я об этом не подумал.
Маркби что-то буркнул, вернулся в дом и вышел на улицу через парадную дверь, которую охранял второй констебль.
— Где мусоровоз? — рявкнул он.
— Только что проехал, сэр!
Маркби выругался и окинул улицу унылым взглядом. Черных мешков на ней уже не было, и только обрывок поздравительной открытки, куриная косточка и остатки новогодней мишуры обозначали место, где раньше стоял соседский мусор. Такие же следы можно было видеть по всему тротуару, неподалеку от каждой калитки.
— Мешки долго простояли на улице, их изодрали бродячие коты, — пояснил констебль. Он надеялся, что хотя бы за действия котов его не станут ругать.
— Все пропало, — сказал Маркби. — Если, конечно, орудие убийства было здесь. Теперь его увезут на свалку и переработают. Черт, черт, черт! — Он зашагал к своей машине. Старший инспектор считал Пирса способным молодым человеком, но сегодня сержант допустил непростительную ошибку. Впрочем, отчасти в том повинно время. Они узнали, что Парди ударили по голове, только после того, как Маркби вернулся из зала суда. Если бы он попал на Джубили-роуд на час раньше… Но что толку сейчас жалеть! Ответственность за то, что произошло, лежит на нем.
Из-за угла показалась фигура в желтом комбинезоне. Мусорщик очень спешил.
— Слушай, приятель! — окликнул он констебля. — Помнится, ты говорил, что вы вроде ищете орудие убийства…
— Да, а что? — Констебль опасливо покосился на старшего инспектора. Если старик услышит, что он болтал с посторонним, он его на куски разорвет!
— Мешок возле крайнего дома был совсем драный, — сказал мусорщик. — Я его поднял, и вот что оттуда выпало. Я передал ребятам твои слова, и Баз, наш водитель, посоветовал на всякий случай показать эту штуку вам. Мало ли что… — Он протянул констеблю маленький деревянный молоток.
— Осторожнее, не лапай! — воскликнул констебль. — Мистер Маркби, сэр, погодите минутку!
* * *Под вечер в пятницу снова заморосил дождь, Мередит включила газовый камин и телевизор. Она время от времени поглядывала на телефон, но телефон молчал, а она из принципа не желала звонить Алану первой. Смотреть телевизор она не очень любила, потому что он мешал думать. Но сейчас ей хотелось именно не думать. Она села на диван, поджала ноги и принялась переключать каналы. Наконец, устав от бесконечного мелькания, остановилась на четвертом канале и стала смотреть какой-то испанский фильм, который дублировали актеры с исключительно гнусавыми голосами. Сюжет был бессвязный, события перемежались воспоминаниями и снами героев. Мередит смотрела в экран, но не сопереживала героям фильма. Мысли ее крутились сами по себе.
Вот она сидит в чужом доме, на чужом диване и смотрит чужой телевизор. Она дожила до тридцати пяти лет, но у нее нет ничего своего, кроме старенькой машины и пары чемоданов с одеждой. Еще у нее есть контейнер с кухонной утварью и постельным бельем; сейчас ее пожитки путешествуют из Восточной Европы в товарном вагоне. Когда контейнер доставят, она, скорее всего, даже не откроет его: здесь у нее и без того достаточно посуды и постельного белья. А если она все же когда-нибудь решит осмотреть свои вещи, то удивится. Зачем было трудиться и отправлять домой такое барахло? Конечно, причина все же имелась. Мередит послала посылку самой себе, чтобы доказать, что дом у нее все-таки есть. Она носит свой дом у себя на спине, как улитка или черепаха. Отправка личных вещей, пусть даже совсем не ценных, на родину — доказательство того, что ее жизнь не фикция. Она даже застраховала свой багаж, для чего пришлось заполнить массу квитанций и отстоять в очереди. Но если ее вещи по дороге пропадут, она ничуточки не пожалеет.
Но ведь именно к такой жизни она стремилась, разве нет? Когда Мередит впервые надолго покидала родину (точнее будет сказать — сбежала), она говорила себе, что ни к кому и ни к чему не хочет привязываться. Она боялась воспоминаний. Вот как ей хотелось жить: иметь возможность в любую минуту собрать чемодан и убежать от любых переживаний, способных взмутить гладкую поверхность ее личного омута.
