Карл Вебер - Тайна двух медальонов
В заключительной части отчета надо было сказать какие-то слова о закрытых соглашениях, достигнутых по дипломатическим каналам.
«Это не для отчета! — ворчал генерал во время их последней встречи и приказал Риффорду: — Постарайтесь обойтись одним-двумя намеками, какими-нибудь общими фразами».
Майор отчаянно искал такие намеки, старался облечь их в пустые, ничего не говорящие фразы. И ему было искренне жаль своих прекрасно отточенных формулировок, превратившихся в жалкий словесный обрубок:
«Тем временем в других сферах были заключены соглашения о проведении соответствующих мероприятий. При обоюдных уступках дело было закрыто и сдано в архив».
«При обоюдных уступках!» Риффорд радовался своей изобретательности. «В этом даже есть доля правды», — похвалил он себя. Майора распирало тщеславие от мысли, что он был участником — пускай незаметным — большой игры на мировой политической арене.
Он представлял себе, как уполномоченный генерала сидит напротив высокопоставленного чиновника французской секретной службы в его бюро или в каком-нибудь кафе на Елисейских полях, как представитель ЦРУ напоминает французу о тех памятных днях весны 1961 года, о тайной политической оси Вашингтон — Алжир — Париж и о том, о чем сегодня лучше не вспоминать. И как тонко намекает на то, что материалы, касающиеся тех событий, попали в недобрые руки. Он говорит о последствиях возможной огласки. Противники осторожно прощупывают друг друга, и после небольшой пикировки открываются карты: одной частью дискредитирующего материала владеет ЦРУ, другой — ОАС. И хотя такое раздельное владение делает документ совершенно неопасным, но… И месье напротив понимает намек. Однако прожженный политик не дает себя запугать и переходит в нападение: если дорогой американский друг свяжется с ОАС, чтобы обнародовать документ целиком, то подобный шаг чреват тяжелыми последствиями для обеих сторон. Победителями в этой игре стали бы Тиксье-Виньянкур и те, кого он представляет. Этого, естественно, не желает никто, и стороны приходят к согласию. Но как быть с третьей стороной? Тиксье-Виньянкур не присутствует за столом переговоров, да это было бы и неуместно. Необходимо сделать так, чтобы он передал свой материал. Нужно предложить Тиксье нечто такое, что принесет ему, как политику, больше пользы, нежели недолгая пропагандистская шумиха вокруг какого-то фрагмента секретного соглашения его конкурентов.
Майор Риффорд не знал в подробностях, на чем именно сошлись договаривающиеся стороны. Однако ему было точно известно, что соглашение все-таки заключено. И неважно, сколько времени на это ухлопано — три часа или несколько дней, проводились ли консультации с высшими чинами или шли заседания правительственных кабинетов. Риффорд не сомневался в одном: Центральное разведывательное управление обязано было заплатить.
Это было немного. Дешево для Вашингтона, но дорого для Парижа. Честная игра. Взаимовыгодная сделка. По-джентльменски.
Телефонный звонок вернул Риффорда к действительности, и он услышал в трубке четкий голос своего заместителя.
— Извините, шеф. Мне необходимо заручиться вашим согласием. Тут один наш человек попал в глупую историю, мы должны послать ему кого-то на помощь. Я думаю направить туда нашу новую сотрудницу. Вы не возражаете?
— Сложное дело?
— В общем-то нет. Оно будет для нее испытанием.
— Ну хорошо, тогда действуйте…
— Какой номер ей присвоить?
Риффорд на секунду задумался.
— Дайте ей двадцать девятый, он свободен.
Глава 22
Главный комиссар Майзель попросил чашечку кофе, но в последний момент передумал.
— Лучше, пожалуй, чай! Да, я охотнее выпил бы чаю.
Секретарша прокурора принесла чай.
Гансик Баух печально взглянул на шефа отдела по расследованию убийств.
— Дорогой Майзель, я прекрасно понимаю, что у вас сейчас творится на душе. Вы меня знаете. Все то, что вы мне сказали в лицо, я говорил и господину старшему прокурору: «Мы стоим буквально на пороге раскрытия преступления, дайте нам хотя бы один день — сегодня родственники убитой вступают в права наследников». Но безуспешно! Итак, подготовьте документы и пришлите мне папку с делом.
— А если я откажусь подчиниться? Если я затяну передачу дела на день? Если бы я приехал не сегодня, а только завтра, доктор Баух?
— Тогда вы получили бы в Гамбурге соответствующую телеграмму. Смиритесь! Сиятельные господа имеют на это право, Майзель.
— Право? Не говорите о праве.
— Но, Бог мой, вы ведь подозреваете американку…
— Не надо путать: одно дело — американка, другое — подозрение в преступлении. Кроме того, я веду расследование, в то время как эти господа… Что они знают…
— Наверное, побольше нас с вами. Миссис Диксон — американская подданная. И тут соблюдается буква закона, — отрезал Баух.
— Согласен, если бы мы доказали, что она преступница. А это пока еще не установлено…
— Но для них это зацепка, чтобы забрать дело себе. Согласно американо-германской конвенции о выдаче преследуемых лиц, заключенной в тысяча девятьсот тридцатом году и действующей поныне, ни одна из сторон не обязана выдавать другой своих граждан.
— Тогда американцы должны продолжить расследование, а мы выступим в качестве свидетелей. Как вы считаете?
— Честно говоря, я в это не верю. По крайней мере, в то, что они прибегнут к нашей помощи. У них свои методы работы, но теперь это не имеет никакого значения. Господин старший прокурор решил передать дело Эрики Гроллер американским властям, и мы тут с вами ничего поделать не можем. Мы можем только ругаться да взывать к Господу Богу. Правда, я не верю, что Он вмешается и поможет делу.
— И этот шаг господина старшего прокурора законен?
— Майзель, не давите на меня. Я же вам сказал, что на каждый чих можно найти свой параграф. Будем откровенны — здесь замешана политика. А это неблагодарная область для таких подневольных чинуш, как мы с вами.
— Вы знаете, мне совершенно безразлично, кто продолжит дело. Главное, чтобы оно было доведено до конца. Точнее, чтобы преступнику воздали должное. Но как раз это… Баух, я убежден, что мы вышли на верный след. Он еще не остыл, он еще дымится, мы совсем рядом с целью.
— Охотно вам верю. И меня это дело интересует не меньше, чем вас. Ну хорошо. Если вы так настаиваете, давайте полчасика пофантазируем. Расскажите мне, как вы себе представляете это дело. Как, по-вашему, все произошло в ночь на восемнадцатое мая?
Иоганнес Майзель принял игру. Он играл серьезно и вдохновенно. Опять достал свои записи, погрузился в них на несколько секунд, а затем, слегка откашлявшись, начал:
— Если мы свяжем воедино все факты, которыми располагаем, то можно с уверенностью сказать, что события той ночи развивались следующим образом.
Лже-Блумэ — будем ее называть так — спряталась в доме Эрики Гроллер. Мы не знаем, когда она это сделала, но, очевидно, до появления Мориса Лёкеля. Тот прибыл в двадцать два часа и укрылся за кустами самшита возле центральной дорожки. Он поджидал Лупинуса. Через полтора часа подъехала доктор и Клаус Герике. Фрау Гроллер вошла в свой дом, а экономист отправился в пивную, где играл в кости с хозяином. Тем временем Эрика Гроллер написала доверенность на имя Герике. Точнее, начала ее писать, но по каким-то причинам не докончила — видимо, сказалась усталость. Она позвонила на телефонную станцию, сделала заказ, чтобы утром ее разбудили, и отправилась спать. Как обычно, фрау Гроллер приняла на ночь септомагель. Через несколько минут подействовал мышьяк, и доктор умерла. Лже-Блумэ знала о покушении на это убийство или сама его осуществила, подложив отравленную таблетку в капсулу с лекарством. Она ждала на верхнем этаже и, когда фрау Гроллер вошла в свою спальню, скрылась на балконе. Там-то ее и увидел Лёкель, а затем и Герике, который как раз проезжал мимо. Оба приняли лже-Блумэ за фрау Гроллер. Герике говорил о напряженной, выжидающей позе женщины, да и мы сами обнаружили на дверной ручке отпечатки пальцев, которые принадлежали ей. Лже-Блумэ вернулась в спальню, убедилась, что Эрика Гроллер мертва, и пошла к выходу. На веранде ее увидел Лёкель и опять принял за доктора Гроллер. На ней был медальон Фолькера Лупинуса, который она получила от своих хозяев — предположим, от ростовщика Лекюра, братьев Конданссо или еще от кого-то. Лёкель набросился на лже-Блумэ, началась борьба, он сорвал с ее шеи медальон. Девушка упала, а Лёкель бросился бежать, полагая, что убил Эрику Гроллер. Оказавшись на улице, он отбросил в сторону сумочку, ремешок от которой остался на веранде, и помчался через сад. На параллельной улице он вскочил в автобус и поехал на вокзал. Вскоре вернулся Клаус Герике. Он нашел на садовой дорожке сумочку лже-Блумэ, набитую французской валютой, и также бежал, но уже в Париж.
