Наталья Солнцева - Шулер с бубновым тузом
— Не люблю, — совершенно искренне ответила мнимая Жанна.
— Глядя на вас, я чувствовала, что вы холодны к моему сыну. Материнское сердце не обманешь.
Пожилая дама вернулась к уважительному обращению. Хотя бескорыстие «Жанны» настораживало ее. Отъезд в обмен на молчание. Странная сделка, выгодная исключительно матери.
— Я не хочу выносить сор из избы, — добавила она. — И рассчитываю на ваше благородство, милая.
— О-о! — ухмыльнулся Лавров. — Я в ударе! Обо мне, кажется, забыли. У меня никто не спрашивает согласия.
Он с деланным возмущением повернулся к «Жанне».
— Я требую свою долю!
— Заткнись, — прошипела она.
Берта Евгеньевна пришла в замешательство. Не опрометчиво ли с ее стороны принимать участие в сомнительной сделке? Она поспешила, а спешка к добру не приводит. Но разве у нее есть выбор?
Вдова молчала, разглядывая странную пару: барышню, увешанную дешевыми побрякушками, и молодого человека приятной наружности, похожего на телохранителя. Она застукала их в квартире, которую наверняка снимает для своей лживой пассии ее наивный и щедрый Нико. Естественно, они боятся разоблачения. Нет, здесь что-то не так…
— Вы решили подшутить надо мной? — вырвалось у нее.
— Что вы? — всплеснула руками «Жанна». — Неужели мы похожи на шутников?
— Вы хотите спасти сына, и мы вам поможем, — присоединился к ней Лавров.
Крапивина окончательно растерялась. Моменты, когда ей удавалось сохранять присутствие духа, сменялись моментами полной прострации.
— Я не прошу помощи, — покачала она головой. — Верните мой пистолет. Я ведь не причинила вам вреда.
— Браунинг пока побудет у меня. Когда все закончится, я вам его верну.
— Что закончится?
— Все! — беззаботно повторил начальник охраны. — Вся эта каша, которую вы заварили.
Вдова беспокойно заерзала и полезла в сумочку. Очередная пилюля исчезла у нее во рту.
— Я не совсем понимаю… — промямлила пожилая дама. — Но так и быть. Я клянусь, что буду молчать о нашей встрече. — Она с кривой улыбкой повернулась к Лаврову: — Пистолет можете взять себе. Я не желаю больше видеть ни вас, ни вашу… подругу.
Крапивину мучил вопрос, откуда этой смазливой бабенке стало известно, что она родила Нико не от мужа. Никто не мог сказать ей! Никто! И она решилась:
— Вы в самом деле… умеете видеть прошлое?
— Иногда, — честно призналась «Жанна».
— И будущее тоже, — ввернул Роман.
— Я обязана вам верить?
Барышня равнодушно пожала плечами. Ей было все равно.
— Я знаю, что еще лежит у вас в сумочке, — заявила она. — Большой кухонный нож!
Берту Евгеньевну будто громом поразило.
— А… а… о-о…
Она пыталась что-то сказать, но из уст вырывались невнятные хриплые звуки.
Лавров проворно выхватил у нее сумочку, открыл и бесцеремонно вывалил на стол содержимое. Среди обычной женской мелочовки блеснуло стальное лезвие и черная ручка.
— Бергофф! — с мрачным восторгом воскликнул он. — Вам было мало браунинга, госпожа Крапивина?
— Это… я…
«Жанна» с удовлетворением взглянула на нож, встала, подошла к висящей на гвоздике копии «Шулера» и развернула ее со словами:
— Смотрите сюда, Берта Евгеньевна. Смотрите хорошенько! Что вам это напоминает?
— Н-ничего…
— А я, напротив, кое-что вспомнила.
Пожилая дама ловила ртом воздух, не в силах оторвать взгляд от игроков в карты.
— Я кое-что вспомнила! — громко, отчетливо повторила «Жанна».
— Ч-что?..
Барышня рассмеялась и погрозила вдове пальцем.
— Я вспомнила! — в третий раз провозгласила она. — Поэтому мне больше нечего делать в Москве. Итак, наш договор остается в силе?
— Я… обещаю… — выдавила Крапивина. — Ни слова о сегодняшнем… Боже! Как вы узнали про нож?
— Вы очень давно стреляли и не рискнули ограничиться только браунингом. Зато ножом вам приходится пользоваться гораздо чаще…
Глава 32
Слушая Жанну, Крапивин все глубже погружался в причудливый мир ее иллюзий. То, что она живет среди призраков и общается с фантомами, не вызывало у него сомнений. Однако он понимал и другое: ее иллюзии проросли в реальность, и отличить воображаемое от действительного стало непосильной задачей. Для нее.
«А для тебя? — не преминул поддеть его второй Нико. — Ты сам-то где завис?»
— Валицкий давно преследует меня, — жаловалась Жанна. — Он охотится за камнями. А я обязана ему помогать. Я его трофей.
— Джо проиграл тебя в карты, — рассеянно отозвался Крапивин. — Я помню.
— Ты не знаешь всего, что нас связывает…
— Так расскажи мне, наконец!
— Если я не вспомню, куда спрятала бриллианты, он убьет меня.
— Он сам сказал тебе об этом?
— Я чувствую… — простонала Жанна.
Живые люди, которые ее окружали, перепутались с фантомами, обретающимися в ее подсознании.
— Значит, его ты боишься, а меня нет? — ухмыльнулся Нико. — Но сейчас я здесь, а он далеко. Сейчас твоя жизнь зависит от меня, а не от Валицкого. Каков он из себя, кстати?
Жанна смерила его странным взглядом и содрогнулась.
— Это он принес мне картину, — со страхом призналась она. — «Шулера с бубновым тузом». Он заказал копию у крымского художника.
— И что?
— Он велел мне смотреть на полотно день и ночь, пока моя память не проснется.
— Ты уже видела эту картину раньше?
— Мне знаком сюжет, изображенный на холсте. Женщина, которая сидит посередине, почти как я. Она — жертва мошенников!
— Я думаю наоборот. Дама в жемчугах знает куда больше, чем говорит.
Жанна машинально прижала ладонь к тому месту, где проступал шрам. Он приобрел неприятную яркость, словно был свежим. Ее лицо перекосилось от боли. Эти боли тоже были фантомными. Крапивину сообщил об этом доктор Приходько. Оказывается, человек может испытывать мнимые страдания: не только душевные, но и физические.
— Валицкий утверждает, что копию этого полотна княгиня Голицина получила в подарок от своей приятельницы де Гаше.
— Откуда ему это известно? — удивился Николай.
— Имение Голицыной расположено в Кореизе… рядом с Алупкой. Валицкий говорит, что приставил к француженке своего шпиона, который приглядывал за ней. Этот шпион сам привез картину в дом княгини.
— Ну?
Крапивин ощутил внутри ледяную дрожь. Он не зря ломал голову над загадкой «Шулера». Кажется, он вплотную приблизился к ней.
— А дальше пустышка, — пожала плечами Жанна.
— Как пустышка?!
— Шпион решил, что по этой картине можно найти камни из ожерелья…
— …которые ты украла у кардинала Рогана?
— Я не воровка! — вспыхнула молодая женщина. — Кардинал сам отдал мне колье. Меня вынудили… я стала разменной монетой в заговоре мужчин…
Ее речь становилась бессвязной, глаза помутились.
— …Меня предали… предали… — бормотала она, видя перед собой не комнату с двуспальной кроватью, шкафом и двумя креслами, а тюремные застенки, где ее долго мучили.
Крапивин отнес нож на кухню, налил в стакан воды и вернулся к Жанне. Она сидела на кровати, обхватив себя руками и затравленно глядя в угол.
— Успокойся, — мягко сказал он, подавая ей воду. — Я с тобой. Я тебя не предам, клянусь.
— Ты такой же, как все…
Она взяла стакан, поднесла к губам, с трудом проглотила пару капель и отдала воду Крапивину.
— Не хочу… Вдруг ты подмешал туда какого-то зелья?.. Я выпью и усну… и во сне буду бредить… а ты подслушивать…
— Я твой друг. Ты не должна меня бояться. Прости, если я напугал тебя. Я хотел…
— У меня нет друзей, — отрезала она.
Крапивин сейчас казался ей монашком, которого подсылали к ней в темницу, чтобы он под видом исповеди выведал у нее тайну ожерелья.
— Я… отказываюсь от исповеди!.. — сдавленно выкрикнула Жанна. — Отказываюсь!..
Все смешалось в ее воспаленном сознании.
— За что ты убила Джо? — наседал Николай.
— Это не я! Когда я вошла в дом… Джо уже лежал мертвый…
— А Томашина кто убил? Детектива, которого я обнаружил у тебя в гостиной с ножом в груди?
— Валицкий, — призналась она.
— Как это случилось? Ты видела?
— Нет! — затрясла рыжими кудрями Жанна. — Они вошли… вдвоем… сначала Валицкий, а тот… вломился сразу за ним… Я подумала, что это роялист, который явился убить меня… закричала и бросилась в кухню… за ножом…
Нико понимал, что она не лжет. Просто фантомы для нее реальны, так же, как боль от раскаленного железа, которого никто не прикладывал к ее телу.
— А потом? Что было потом?
Жанна молча кусала губы. Она не плакала. От сильного возбуждения ее лихорадило. Крапивин отдавал себе отчет, что у нее может случиться нервный приступ, но надо было ковать железо, пока горячо. Он рискнул.
