Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
Он кивнул головой:
– Сложно всегда находиться в напряжении. Как на войне, когда каждый куст и каждый камень несет в себе угрозу. Там всегда наготове, каждую минуту, как натянутая тетива. Но и на войне бывает отдых. Не счесть числа моим командировкам в зону боевых действий, но после всегда была возможность отдышаться, привести нервы в порядок.
Иногда прихожу к мысли, что здесь труднее, чем там… Мой нынешний мир – лицедейство, театр, игра на грани фола. Но это не моя жизнь – только среда, в которой вынужденно существую. Моя жизнь – те редкие мгновения, когда могу себе позволить расслабиться, побыть самим собой, пообщаться с близкими…
Алена ощутила весь груз, свалившийся на плечи Штурмина, почувствовала узкие рамки, в которые загнан он со своей борьбой с оборотнями, рамки, ощерившиеся шипами неприязни преступивших закон коллег. Захотелось его, словно ребенка, взять на руки, обнять, прижать к груди и защитить от страшных напастей окружающего мира. В своем откровении, открывшем душу, Борис показался таким беспомощным и беззащитным. Вряд ли кто-то из рабочего окружения видел советника с этой стороны.
– Здесь и сейчас ты живешь? – слова дались ей с большим трудом, словно спрашивала о самом сокровенном.
Советник не проронил ни звука, но взгляд говорил красноречивее слов. Его глаза светились доверием и раздували пламя, полыхающее у нее внутри, с еще большей силой. В ее душе, комфортно разместившейся где-то в нижней части живота, уже не горело, там бушевал пожар.
Штурмин одним глотком осушил бокал, подозвав официанта, заказал два кофе и чизкейк для дамы, задумчиво выкурил сигарету, а затем вернулся к теме форума:
– Чтобы быть объективным, стоит признать, что польза от сегодняшнего сборища силовиков все-таки существует: некоторые вопросы удается решить именно здесь. В неформальной обстановке иногда легче найти общий язык с людьми, подобраться к которым в других условиях совершенно невозможно. Я длительное время пытался пробиться к замгенпрокурора, добиваясь аудиенции, а сегодня, наконец, встретились, долго обсуждали сложности, регулярно возникающие при выявлении серьезных правонарушений высокопоставленных чиновников… Хороший мужик, кстати, понимающий. Настоящий профессионал «с земли», знающий все тонкости работы.
Обещал всяческую поддержку и, если что, выходы на Самого…
Кого имел ввиду Штурмин, Алена не поняла толком, а уточнять постеснялась. То ли Генерального прокурора, то ли самого Президента. Но рада была, что в любой ситуации он находит выход из положения, любые трудности обращает себе на пользу. Вот уж кто действительно ПРОФЕССИОНАЛ!
Она видела его желание быть рядом, как он ищет взаимности. Но заслоны условности и морали не позволяли перешагнуть за грани дозволенного. Они долго говорили на отвлеченные темы, наслаждаясь голосом и обществом друг друга, смотрели в глаза и думали, наверное, каждый о своем, а может, об одном и том же?
Из дневника Алены Соболевой:
«Как часто наши с ним разговоры заходят в тупик, коснувшись каких-то личных тем. Штурмин умолкает, неуклюже стараясь направить беседу в другое русло, мнется, тушуется, словно стесняясь собственной откровенности. Ведь он – советник губернатора по взаимодействию с правоохранительными органами. Сильный и несгибаемый. Со стальными нервами и железной выдержкой.
Вот и сейчас. Кто придумал, что Мужчина не имеет право на слабость? Кто сказал, что Мужчина не должен плакать? Кто решил и навязал обществу мнение, что проявление чувств – женская прерогатива?»
Кофе был выпит, десерт съеден, сигареты затушены в пепельнице, словарный запас исчерпан и стоило расходиться по домам. Часы показывали глубокую ночь. Два одиноких взгляда скрестившись в порыве, безотрывно смотрели друг на друга. Все ясно без слов, но нужна еще смелость, чтобы пойти дальше. Одного желания мало, необходимо приложить усилие, но никто не хочет брать на себя ответственность за возможные последствия.
Все чувства замирли на уровне взгляда.
Они поднялись наверх и застыли возле двери, испытывая влечение и неловкость. Она знала, что дальше ничего не будет. Он знал. Обе стороны согласились с этим решением, но хотели большего. Алена чувствовала его дыхание, щекочущее нервы. Близко-близко слышала гулкие удары его сердца, ритмы которого сливались с ее собственным. Когда Штурмин наклонился к ней и практически коснулся ее уха губами, дыхание остановилось.
– Спасибо.
– Спокойной ночи, – произнесла она, едва размыкая пересохшие губы, едва не падая в обморок.
Дверь за спиной закрылась, и Алена оказалась в темном номере, а Борис остался в пустом коридоре. Он еще долго стоял там, очень долго, а затем нехотя повернулся и ушел.
Прислонившись спиной к дверному косяку, она слышала его удаляющиеся шаги. Ее трясло от возбуждения, как никогда ранее. Ей хотелось к нему, хотелось раствориться в нем, но готов ли советник получить столь неоднозначный подарок?..
20Следующий день своими событиями буквально взорвал вялое течение бытия.
Причиной всему послужил неожиданно разразившийся на форуме скандал с рукоприкладством. Алена Соболева оказалась одним из немногих очевидцев, представителей когорты журналистов, оказавшихся в эпицентре конфликта. Большая часть коллег, как и говорили ранее, предпочли праздную жизнь под голубым небом на ослепительном снегу высокогорья.
Некоторые делегаты форума уже утром появились в конференц-зале, что называется,
«на взводе». Соболева сразу отметила для себя застывшее на их лицах напряжение, но не придала поначалу должного значения. Полковник Вацкевич, представитель Красноярского края, вещал с трибуны о состоянии преступности на вверенной ему территории, приводил положительные примеры профилактики правонарушений, ставил в заслугу землякам тренд на снижение тяжких преступлений, подкрепляя статистическими данными, а затем не без досады отметил, что выходцы с Кавказа являются основным дестабилизирующим фактором.
Прозвучало напыщенно, с укором. Камень в огород северокавказских коллег:
– Особенно хочу отметить… даже подробнее остановится на уроженцах Грузии,
Дагестана, Ингушетии, Азербайджана, Осетии, Армении, Чечни. Этнические группировки из этих республик пытаются контролировать все без исключения сферы бизнеса и общественной деятельности. Мигранты и эмигранты заполонили край. От них прохода теперь нет нигде. И если с представителями смежных государств – вопрос к Миграционной службе и даже МИДу, то с нашими согражданами… Скажите, господа, – он обращался к делегатам с Северного Кавказа, – О чем вы там думаете, наладив экспорт преступности в более благополучные регионы? Ваша деятельность или бездействие схожи с диверсией против экономически развитых субъектов федерации, за чей счет, между прочим, вы припеваючи живете…
Он продолжал винить во всех бедах коллег, указывая на стопроцентную дотационность региона, пока на защиту своих соседей не встал пожилой горец с окладистой седой бородой, представитель правительства одной из республик, чей тихий, но властный голос привлек внимание:
– При чем здесь народы Кавказа?! Вас послушать, так страшнее осетин с ингушами нет врагов на белом свете. Бесспорно, преступники есть везде, но говорить, что только кавказцы нарушают закон, по-моему, нельзя…
– Да неужели?! – докладчик театрально изумился. – Вы, верно, забыли, что при царе свободолюбивое казачество, селившееся на равнине, защищало рубежи Империи от набегов горцев? А Сталин, весьма предусмотрительно, расселил и тех и других. Так что сегодня имеем то, что имеем: вся зараза спустилась на равнину и заполонила страну…
– Не стоит вешать клеймо преступника на народ. Паршивая овца в любом стаде найдется. Ваш красноярский банк несколько лет доил именно Северный Кавказ, используя сомнительные схемы, и вас это не беспокоило. Ни чеченцы, ни кабардинцы к данному кредитному учреждению отношения не имели…
Насторожившись, Соболева нажала на кнопку покоившегося под рукой диктофона, ожидая продолжения, оглашения имен и названий, так как речь шла о неизвестной ей доселе истории, но Вацкевич точно не заметил упрека в свой адрес, продолжив с нажимом обвинять во всех тяжких этнические преступные группы.
Интонации, с которой произносился доклад, не оставляли сомнений, что это – вызов.
Только вызов не красноярской общественности или красноярских органов правопорядка, а лично полковника Вацкевича, перчатка, брошенная в зал. Он нелицеприятно прошелся по деятельности диаспор в крае, всячески покрывающих преступников, заострил внимание на неоправданной жестокости горцев, грубо отозвался о воспитании в кавказских семьях и под конец сравнил их со «стадом безмозглых баранов», явно провоцируя скандал.
