Арнальд Индридасон - Голос
Эрленд прикусил язык на полуслове. Он не был уверен, что стоит рассказывать о любовнике Гудлауга, которого тот просил называть себя «маленькой принцессой».
— А мне ничего не известно, — сказала Стефания, — кроме, разумеется, того, что у него на стене висело это изображение. Может быть, он мучился воспоминаниями о случившемся. Может быть, у него в душе творилось что-то такое, о чем мы никогда не узнаем.
— Как вы познакомились с Генри Уопшотом?
— Он заявился к нам однажды, чтобы поговорить со мной и с отцом о пластинках Гудлауга. Этот англичанин хотел выяснить, есть ли они у нас. Он приходил в прошлом году на Рождество. Сказал, что узнал о Гудлауге и его семье через каких-то коллекционеров, и сообщил нам, что пластинки Гудлауга очень дорого стоят за границей. Он уже говорил с моим братом. Тот отказался продавать ему свои записи, но потом передумал.
— И вам захотелось получить часть барыша, не так ли?
— Мы считали это в порядке вещей. С нашей точки зрения, у него было не больше, пусть и не меньше, прав на пластинки, чем у отца. Ведь папа приобрел остаток тиража на свои деньги.
— Речь шла о значительной сумме? Сколько Уопшот предлагал за пластинки?
Стефания задумчиво кивнула:
— Миллионы.
— Это совпадает с нашими данными.
— Этот Уопшот довольно богат. Мне показалось, что он не хотел, чтобы пластинки попали на коллекционный рынок. Если я его правильно поняла, он собирался стать владельцем всех имеющихся в наличии экземпляров и воспрепятствовать тем самым их широкому распространению. Уопшот не скрывал своих намерений и был готов заплатить невероятную сумму за все пластинки. Думаю, ему удалось уговорить Гудлауга как раз перед Рождеством. Но похоже, что-то изменилось, раз Уопшот напал на моего брата.
— Напал на вашего брата? О чем это вы?
— Ну, вы ведь его арестовали?
— Да, но у нас нет никаких доказательств его виновности, — возразил Эрленд. — Что вы имели в виду, говоря, что что-то изменилось?
— Уопшот приезжал к нам в Портовый Фьорд. Он сообщил, что ему удалось договориться с Гудлаугом о покупке пластинок, и, по-моему, хотел удостовериться, что других экземпляров нет. Мы сказали ему, что у нас ничего не осталось и что Гудлауг забрал весь тираж, когда ушел из дома.
— Поэтому вы и приехали в отель, чтобы встретиться с братом, — подытожил Эрленд, — чтобы получить свою часть от прибыли?
— На нем была швейцарская ливрея, — ответила Стефания. — Он стоял в дверях и помогал иностранцам носить чемоданы в автобус. Я довольно долго наблюдала за ним, прежде чем он заметил меня. Я сказала, что нам надо поговорить о пластинках. Он спросил об отце…
— Это отец послал вас к Гудлаугу?
— Нет, он бы никогда так не поступил. После травмы он не хотел слышать даже имени Гудлауга.
— Однако Гудлауг, увидев вас в отеле, первым делом спросил о нем.
— Да. Мы спустились к нему в комнату, и я поинтересовалась, где пластинки.
* * *— Они в надежном месте, — ответил Гудлауг и улыбнулся сестре. — Генри сказал, что говорил с тобой.
— Он сообщил, что ты собираешься продать ему пластинки. Папа считает, что ему принадлежит половина экземпляров, и мы хотим получить пятьдесят процентов от суммы, которую ты за них выручишь.
— Я передумал, — ответил Гудлауг. — Никому я ничего не продаю.
— А как же Уопшот?
— Был ужасно недоволен.
— Он предложил за них солидную сумму.
— Я смогу получить больше, если сам стану продавать их по одной. Они вызывают бешеный интерес у коллекционеров. По-моему, Уопшот собирается сделать то же самое, а все его заверения, будто он хочет приобрести пластинки, чтобы они не дошли до рынка, — чушь собачья. Он намерен продать их и обогатиться за мой счет. Как и раньше, все так и норовят на мне нажиться, и не в последнюю очередь — папочка. Ничего не изменилось. Ничего.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
— Приходи домой и поговори с отцом, — предложила Стефания. — Ему недолго осталось.
— Уопшот до него тоже добрался?
— Нет, они разминулись. Но я рассказала о нем папе.
— И что он сказал?
— Ничего. Только то, что он хочет свою долю.
— А ты?
— Что я?
— Почему ты так и не ушла от него? Почему не вышла замуж и не создала собственную семью? Это ведь не твоя жизнь, которой ты живешь! Это его жизнь! А твоя где же?
— Думаю, она в инвалидном кресле, в которое ты усадил отца, — выкрикнула в сердцах Стефания. — И не смей спрашивать о моей жизни!
— Он получил над тобой ту же власть, какую когда-то имел надо мной.
Стефанию охватил гнев.
— Кто-то должен был позаботиться о нем. Его любимец, его звездочка оказался безголосым педиком, который столкнул папочку с лестницы и с тех пор не осмеливается поговорить с ним. Который по ночам приходит домой, сидит там и смывается, пока отец не проснулся. Какую власть он имеет над тобой? Ты думаешь, что освободился от него целиком и полностью? Но посмотри на себя! Посмотри на себя самого! Что ты из себя представляешь? Скажи-ка мне! Ты ничтожество! Тряпка!
Она замолчала.
— Прости меня, — сказал он. — Я не хотел начинать этот разговор.
Стефания не стала ему отвечать.
— Он спрашивает обо мне?
— Нет.
— Никогда обо мне не говорит?
— Никогда.
— Его раздражает мой образ жизни! Его раздражает мое естество! Он не переносит меня! До сих пор!
* * *— Почему вы мне сразу не рассказали? — спросил Эрленд. — Зачем было играть в прятки?
— В прятки? А разве это не очевидно? Я не имела никакого желания перетряхивать грязное белье своей семьи. Мне казалось, что таким образом я смогу защитить нас, нашу частную жизнь.
— Это был последний раз, когда вы виделись с братом?
— Да.
— Вы в этом совершенно уверены?
— Да.
Стефания посмотрела на него:
— Что у вас на уме?
— Разве вы не застукали его в компании молодого человека за тем же занятием, за каким его некогда застал ваш отец? И вы взорвались. Именно в этом была причина ваших несчастий, и вы решили положить этому конец.
— Нет, что вы?..
— У нас есть свидетель.
— Свидетель?
— Парень, который был с ним в тот момент. Молодой человек, оказывавший вашему брату различные услуги за вознаграждение. Вы обнаружили их в подвале. Парень сбежал, а вы набросились на брата. Увидели нож на столике и всадили ему в грудь.
— Нет, это ложь! — вскричала Стефания, понимая, что Эрленд говорит то, что думает, и чувствуя, как сети неудержимо стягиваются вокруг нее. Она смотрела на Эрленда так, словно не верила своим собственным ушам.
— Есть свидетель…
Она не дала ему закончить:
— Какой свидетель? О каком свидетеле вы говорите?
— Вы отрицаете свою причастность к убийству брата?
Вдруг зазвонил стационарный телефон в номере, и прежде чем Эрленд успел снять трубку, у него в кармане завибрировал мобильник. Он виновато посмотрел на Стефанию, которая отреагировала колким взглядом.
— Я должен ответить, — извинился Эрленд.
Стефания отошла в сторону, и он увидел, что она вынула из конверта одну из пластинок, лежавших на письменном столе. Пока Эрленд разговаривал по телефону, Стефания рассматривала пластинку. На стационарной линии был Сигурд Оли. Эрленд попросил звонившего по мобильному минутку подождать.
— Со мной только что связался какой-то человек по поводу убийства в отеле, и я дал ему номер твоего мобильного телефона, — объяснил Сигурд Оли. — Он уже звонил тебе?
— Как раз звонит, — ответил Эрленд.
— Сдается мне, что дело близко к завершению. Поговори с ним и перезвони мне. Я выслал три машины. Элинборг с ними.
Эрленд повесил трубку и взял мобильник. Он не узнал голос, но человек представился и стал говорить. Мужчина только начал свой рассказ, а подозрения Эрленда уже подтвердились, он понял, как все произошло. Они беседовали довольно долго, и под конец Эрленд попросил свидетеля зайти в полицейский участок и оставить Сигурду Оли свои показания. Потом он позвонил Элинборг, чтобы дать ей некоторые распоряжения. Наконец следователь отключил телефон и повернулся к Стефании, которая положила пластинку Гудлауга на диск проигрывателя и включила его.
— Раньше, когда создавались эти пластинки, вместе с музыкой записывались и различного рода шумы. Люди, похоже, работали не слишком аккуратно, а техника и студии записи были далеки от совершенства. Иногда можно даже услышать шум проезжающих на улице машин. Вы обратили внимание?
— Нет, — отозвался Эрленд, не понимая, к чему она ведет.
— Вот, к примеру, в этом произведении. Если прислушаться. Наверное, никто этого не замечает, кроме тех, кто точно знает, чего ждать.
Она увеличила громкость. Эрленд прислушался и уловил посторонний звук в середине песни.
