Арнальд Индридасон - Трясина
Обзор книги Арнальд Индридасон - Трясина
Арнальд Индридасон
Трясина
Чертова трясина, вот что это такое!
ЭРЛЕНД СВЕЙНССОН, следователь Рейкьявик, 2001 год1
Три слова. Написаны карандашом на листке бумаги. Листок лежит на трупе. Всего три слова, но что хотел сказать автор записки — этого Эрленд никак не мог взять в толк.
Покойник — мужчина лет семидесяти. Лежит на правом боку на полу, рядом с диваном в небольшой гостиной, одет в синюю рубашку и светло-коричневые вельветовые штаны. На ногах домашние тапочки. Волосы почти совершенно седые, редкие, испачканы кровью. Зияющая рана на голове. На полу рядом с трупом — большая стеклянная пепельница, угловатая и с острыми краями, тоже испачкана кровью. Журнальный столик опрокинут.
Квартира подвальная, в двухэтажном доме на Северном болоте. Вокруг дома небольшой дворик, огорожен с трех сторон каменной стеной. Листья с деревьев уже опали, застлали дворик плотным ковром, так что не видно земли, изогнутые ветви тянутся вверх, теряются в черноте неба. Рядом гараж, к нему ведет гравийная дорожка. По двору бродят туда-сюда сотрудники рейкьявикской полиции. Бродят не спеша, словно призраки по заброшенному дому. Ждут главного врача района, он должен подписать свидетельство о смерти. Труп обнаружили минут пятнадцать назад. Эрленд прибыл на место одним из первых. С минуты на минуту должен появиться Сигурд Оли.
Город кутался в октябрьские сумерки, лило как из ведра, настоящая осенняя буря. Кто-то зажег лампу на столе, комнату залил тусклый свет. Других предметов в комнате пока никто не касался. Появились судэксперты с прожектором на треноге, осветили комнату как следует. Эрленд окинул ее взглядом — книжный шкаф, старый просиженный диван, обеденный стол, траченный временем письменный стол в углу, ковер на полу залит кровью. Одна дверь из гостиной ведет на кухню, другая в узкий коридор, там еще двери — в две спальни и туалет.
В полицию позвонил жилец с верхнего этажа. Он вернулся домой вечером, забрав из школы своих двух сыновей, и, подойдя к дому, обнаружил, что дверь в подвальную квартиру распахнута. Это было необычно. Он заглянул в квартиру и позвал соседа по имени — может быть, он дома. Ответа не последовало. Он еще раз позвал соседа и снова ответа не получил. Его семья уже несколько лет как поселилась в квартире на верхнем этаже, но великана из подвала знала плохо. Старший из мальчиков, девяти лет, не стал на манер отца осторожничать и забежал в подвальную квартиру, отец и глазом не успел моргнуть. Через миг мальчишка выскочил обратно и, не поведя бровью, доложил, что в квартире лежит труп.
— Ты слишком много в кино ходишь, — ответил ему отец и сам зашел в квартиру соседа. Так и есть, тот лежал на полу в луже собственной крови.
Эрленд уже знал, как зовут покойного — его имя значилось рядом с дверным звонком. Для пущей уверенности — а то еще коллеги будут потом смеяться — Эрленд надел тонкие резиновые перчатки и выудил из кармана куртки, висевшей на крючке в прихожей, бумажник покойного. Так и есть, зовут Хольберг, вот и фотография на обратной стороне кредитной карточки. Шестьдесят девять лет. Найден мертвым в собственной квартире. Вероятно, погиб насильственной смертью.
Эрленд прошелся по квартире. У него работа такая — смотреть по сторонам и задавать простые вопросы. Обращать внимание на очевидное. Тайное и невидимое глазу — это не его дело, для этого существуют судэксперты. Эрленд же покамест отметил, что следов взлома не имеется, и окна и двери целы. На первый взгляд хозяин сам открыл дверь убийце и впустил его в квартиру.
Соседи сверху наследили везде — и в прихожей и в гостиной, снаружи ведь шел дождь. Нападавший, вероятно, тоже оставил следы, если только не разулся. Но это вряд ли, подумал Эрленд, — судя по всему, гость был в спешке.
Команда судэкспертов захватила с собой пылесос — малейшие частички пыли могут оказаться важными уликами. Сейчас они искали отпечатки пальцев — любые, не принадлежащие хозяину. Любой предмет, которому в этом доме не место. Предмет, занесенный в дом кем-то, кто оставил за собой труп.
Насколько Эрленд мог судить, хозяин не оказал посетителю особого гостеприимства. Кофе не подал — было ясно, что кофеваркой в кухне за последние несколько часов не пользовались. Никаких намеков на то, что гости пили чай, — все чашки на месте в серванте. Стеклянные бокалы тоже на своих местах. Убитый явно был любитель порядка. Все чисто и прибрано. Наверное, он не был хорошо знаком с нападавшим. Вероятно, гость напал на него без лишних разглагольствований, едва ему открыли дверь. Даже разуваться не стал.
Любопытно, это удобно — убивать в носках?
Эрленд огляделся вокруг и отдал себе приказ сосредоточиться.
Гость явно торопился — даже дверь за собой не закрыл. Судя по всему, нападать не планировал, все получилось как-то само собой и вдруг. Следов борьбы не видно. Хозяин, видимо, просто упал замертво на пол, задел головой журнальный столик и опрокинул его. Все прочее на первый взгляд на своих местах. Эрленд не видел никаких признаков, что квартиру ограбили. Дверцы шкафчиков плотно закрыты, ящики тоже, новый компьютер и старый видеомагнитофон мирно стоят, где им положено, да и кошелек, нетронутый, лежит в кармане куртки. В нем Эрленд нашел купюру в две тысячи крон и две карточки, кредитную и дебетную.
Похоже, нападавший схватил первое, что попалось под руку — пепельницу, — и ударил ей хозяина по голове. Пепельница изготовлена из толстого, тяжелого зеленого стекла, весит на глаз минимум килограмма полтора, решил Эрленд. Отличное орудие убийства, даже с собой ничего приносить не надо. Нет, она местная — не мог убийца принести ее с собой и оставить вот так, посреди пола, залитую кровью.
Очевидные вещи позволяли составить примерно следующую картину произошедшего: хозяин квартиры открыл дверь, пригласил гостя войти — ну или по крайней мере провел его в гостиную. Может, он и знал гостя, но это не обязательно. Гость нанес ему один сильный удар пепельницей и тут же сбежал, не закрыв дверь. Все просто, как дважды два.
За исключением одной детали — записки.
Написали ее на обрывке разлинованного листа формата А4, судя по всему вырванном из блокнота. Наличие записки — единственное указание, что, возможно, убийство было предумышленное; раз есть записка, то, вероятно, гость пришел к хозяину с целью его убить. Нет, гость не вдруг решил прикончить хозяина в порыве ярости, нет, он вошел к нему, намереваясь совершить убийство. Дал себе труд написать записку. Три слова — и Эрленд никак не мог взять в толк, что все это значит. Когда гость написал записку? До того, как направился сюда? Простой вопрос, на него надо дать ответ. Эрленд подошел к письменному столу в углу гостиной, заваленному кучей бумажек, счетов и прочего.
На самом видном месте лежал раскрытый блокнот на спирали, от страницы оторван угол. Эрленд поискал глазами карандаш, которым писали записку, — на столе его нет, ага, вот он, закатился под стол. Только ничего не касаться, смотреть и думать.
— Что и говорить, чисто исландское убийство, типичнейшее, — сказал детектив Сигурд Оли прямо над ухом Эрленда — тот не заметил, как он вошел.
— А? — переспросил Эрленд, пытаясь сосредоточиться на увиденном.
— Я говорю, кровавое, бессмысленное, да еще совершенное без малейшей попытки скрыть содеянное, там, запутать следы, спрятать улики…
— Ага, — сказал Эрленд, — дурацкое, тупое исландское убийство.
— Ну, если только он сам не упал и не разбил себе голову о пепельницу, — сказал Сигурд Оли.
С Сигурдом прибыла их коллега Элинборг. Эрленд ходил из угла в угол, но прочих присутствующих — полицию, парамедиков и судэкспертов — просил поменьше топтаться в квартире.
— Ага. И пока падал, сам написал совершенно непонятную записку? — спросил Эрленд.
— Он мог ее в руках держать.
— Сказано «он». Кто этот «он», как ты думаешь?
— Не знаю. Может, бог, — ответил Сигурд Оли. — А может, и убийца, черт его знает. Любопытно, что «он» подчеркнуто и написано большими буквами.
— На мой взгляд, написано не в спешке. Первые два слова — обычным почерком, последнее «он» — заглавными буквами и подчеркнуто. Ясно, гость никуда не спешил, пока писал записку. Но и дверь за собой закрывать не стал. Что за черт? Убивает хозяина и убегает, но по дороге дает себе труд написать что-то невнятное и подчеркивает последнее слово.
— Думаю, «он» — это он, — сказал Сигурд Оли, — в смысле, убитый. Кто еще это может быть?
— Не знаю, не знаю, — откликнулся Эрленд. — Какой смысл оставлять такую записку, да еще прямо на теле жертвы? Что убийца этим хотел сказать? К кому он обращается? Сам к себе? К убитому?
— Да это был просто псих, ненормальный, — вмешалась Элинборг, протягивая руку к записке. Эрленд остановил ее.
