Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
— Матвей Иванович, дайте мне еще немного времени, и я — в вашем распоряжении, — попросил граф Ростопчин знаменитого гостя.
— Не волнуйтесь, без меня генеральное сражение не начнут, — с куражом в голосе ответил генерал Платов.
— Оставайтесь пока здесь, — тихо приказал мне Федор Васильевич. — И не забудьте, что вы под арестом. Пока под домашним.
Мы остались втроем: генерал Платов, Булгаков и я.
— А с другой стороны, — сказал казацкий атаман, — и меня Барклай от дела отстранил. Что в армии, что здесь — чёрти что творится! Приехал в Москву, тут шум какой-то, воздушный шар! Говорят, пятьдесят человек за раз поднимает. Эх, мне бы десяток таких! А то мы все обозы на Дон отправляем…
Мы с Булгаковым переглянулись. Бывалый атаман — и тот поверил в историю с воздушным шаром. И пожалуй, не стоило сейчас разочаровывать его. Впрочем, применение воздушным шарам генерал Платов придумал отнюдь не военное.
— Ваше высокопревосходительство, — обратился я к казацкому атаману, — знаю, в ближайшее будущее его величество пожалует вам титул графа.
— И вы уже слышали? — Матвей Иванович оживился, надежда со страхом вновь обмануться заиграли в глазах.
—Никаких сомнений, все уже знают об этом.
—Должно быть, фельдъегерь запаздывает, — насупившись, промолвил атаман. — А кто вы?
—Граф Воленский, Андрей Васильевич.
— Давайте будем накоротке, — предложил Матвей Иванович.
Он приподнялся, и мы скрепили знакомство рукопожатием.
— Я только что из Лондона. Там наслышаны о вашей славе, англичане почитают вас в числе первых героев, — заверил я атамана.
— Англичане? — переспросил генерал Платов и посмотрел на меня с недоверием.
— Уверяю вас, — улыбнулся я. — Знали бы вы, как потрепали им нервы, когда отправились в Индию.
—Э-эх! Сейчас бы мыл сапоги в Индийском океане!
Атаман с досадою взмахнул сжатым кулаком, сожалея,
что не ослушался молодого императора, прервал поход, начатый по повелению Павла, и вернулся с половины пути. Некоторое время его глаза смотрели в какие-то нездешние дали, вероятно, наблюдая картины несостоявшейся истории завоевания Индии. Наконец Матвей Иванович встряхнул головой и взглянул на меня.
—Чем же я могу быть полезен, милостивый государь?
—Вы направляетесь в армию. Осмелюсь обратиться к вам с просьбой, — проговорил я.
— Извольте, граф! Без всяких церемоний! Я к вашим услугам!
— Ввиду особой важности донесения я попрошу вас передать письмо его светлости князю Кутузову.
— Давайте свое письмо, — согласился казацкий атаман.
— Мне потребуется десять минут, — сказал я и повернулся к Булгакову: — Вы позволите?
— Вы можете воспользоваться моим кабинетом, — предложил Александр Яковлевич, изрядно удивленный разговором.
Я в нескольких словах описал итоги своей розыскной деятельности, а самое важное — изложил свои соображения относительно сведений, которыми владела шпионка. Запечатав письмо, я передал конверт генералу Платову. Тот заверил меня, что в ближайшие два дня донесение будет доставлено главнокомандующему.
Генерал-губернатор, избегая новых споров, очевидно, из давнего дружеского расположения ко мне, распорядился препроводить меня на Петровку и оставить там караул, чтобы я не покидал дом до особых распоряжений.
Охваченный унынием, я вернулся к родным пенатам. Увидав меня в подавленном настроении, Жаклин забыла свои обиды и окружила меня заботой и лаской. Одна отрада была в случившемся — я получил возможность некоторое время побыть с семьею.
Вечером к нам заехал Яков Иванович де Санглен.
—Поздравьте меня, — мрачно произнес он. — Я более не директор Высшей воинской полиции.
— А что с Гречевским? — спросил я.
—Жив, — ответил де Санглен. — Его рана оказалась несмертельной. Можно даже сказать, поверхностной. Так, живот поцарапали. По правде сказать, он больше испугался, нежели пострадал.
— А вы? Что случилось? — поинтересовался я.
— Я служу при Первой Западной армии под началом Барклая-де-Толли, — объяснил Яков Иванович. — Барклая от должности освободили, вот и я теперь передаю дела. Новым директором станет барон Розен, а заместителем капитан Ланг.
«Чёрти что творится!» — припомнил я слова атамана Платова. Мне показалось странным, что преемниками де Санглена стали именно те офицеры, которых он подозревал в недобросовестном исполнении приказа относительно убийства польской графини.
— И вот еще что, — промолвил Яков Иванович. — Косынкина с Моховым отпустили. Уверен, что ни в какой шпионской деятельности они не замешаны…
— Ох, и злы ж теперь они на меня! Косынкин даже не зашел, — сказал я.
— Не зашел, потому что их только сегодня отпустили. И вы тут ни при чем, — заверил меня де Санглен. — Вы будете смеяться, но они подозревают друг друга.
— Друг друга? — удивился я.
—Именно, — подтвердил Яков Иванович. — Мохов считает, что его оболгал Косынкин, чтобы охмурить его сестру. А Косынкин думает, что его задержали по навету Мохова! А корень зла — дом на Конюшковской.
Я покачал головою, решив, что таланты интригана де Санглена пошли на пользу. Ссориться с Вячеславом не хотелось. И все же, пожалуй, при случае нужно будет открыть им правду.
— Гречевский сказал, что это была не мадам Арнье, — неожиданно промолвил де Санглен.
— Как впрочем, и не графиня Коссаковская, — сказал я. — А мадам Арнье, полагаю, давно нет в живых. Убийцы позаботились о том, чтобы скрыть ее труп, тем самым они несколько сбили нас с толку.
—Кто же она? Впрочем, теперь это не имеет значения, — вздохнул Яков Иванович. — Сейчас все больше и больше людей склоняется к мысли, что Бонапарт займет Москву. На этот случай готовился секретный план сожжения города, но, к несчастью, сохранить его в тайне не удалось. Стоит ли гоняться теперь за нею? Разве что поквитаться из личной мести!
Я не стал его разубеждать. Тем более что поквитаться из личной мести, как мне показалось, теперь он хотел с кем-то еще, но не с польской графиней.
Мы попрощались. Я остался один в гостиной, выходившей окнами во двор. Жаклин уложила девочек спать и спустилась ко мне. Она села рядышком и, обняв меня, склонила голову на мое плечо. Я с тоскою подумал о том, что должен потребовать перевода в действующую армию. Уж коли я не исполнил поручения его величества, рассуждал я, то хотя бы сохраню свою честь тем, что приму участие в сражении.
А еще я подумал о том, что воздушный шар, на котором десять лет назад я совершил перелет в компании с графиней де ла Тровайолой, больше не будет занимать сарай и портить настроение Жаклин. Тогда, в 1802 году, мы потерпели крушение в лесу недалеко от Санкт-Петербурга. Позднее я вывез воздушный аппарат и хранил все это время, питая иллюзию, что дойдут руки восстановить его и передать в университет для использования в научных целях. Но бесконечные заграничные миссии так и не позволили сделать благородное дело. И вот теперь нашлось применение и этой рухляди.
Конечно Жаклин была бы в гневе, если бы прочитала мои мысли. Но я не мог избавиться от них. От воздушного шара воспоминания переключились на картинки минувшего дня. Перед глазами маячила брошенная коляска и розовый зонтик.
И вдруг, словно вспышка осветила забытую в суматохе сцену: странная троица — купчина, субъект в зеленом сюртуке и маленькая старуха садятся в телегу и уезжают следом за Гречевским.
Глава 25
Несколько дней прошли в утомительной скуке. Заходил поручик Гречевский, воображавший себя героем. От него я узнал последние новости из жизни Высшей воинской полиции. Де Санглен уехал в Санкт-Петербург, Ривофиннолли выполнял какие-то поручения за пределами Москвы, майор Бистром отправился в ставку главнокомандующего.
Я рассказал Петру Игнатьевичу о странной троице, замеченной в Воронцове. Выяснилось, что он не обратил на них внимания, но пообещал предпринять меры к розыску. Я написал княгине Волконской, принес извинения за причиненные неудобства и попросил оказать содействие подателю письма.
