Анатолий Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Греков поднялся:
― Ну, мне пора. Алик, будь добр, проводи меня немного. Мне тебе пару слов надо сказать.
Они Шебашевским вышли к Ленинградскому шоссе и мимо автодорожного института направились к метро "Аэропорт".
― Спасибо, ― выдавил наконец из себя Алик.
― Не за что! ― легко отмахнулся Владлен и добавил: ― А у меня к тебе маленькая просьба...
― Излагай. Я теперь тебе по гроб обязан.
― Ничем ты мне не обязан, ― сказал Владлен. ― А я тебе буду по-настоящему благодарен, если ты захочешь выполнить мою просьбу. Как ты знаешь, с понедельника я начинаю сдавать экзамены на вечерний юридический. Конечно же, меня примут. И я уверен, что историю там, устную литературу я сдам легко. Но вот за сочинение немного опасаюсь. А хотелось бы нос утереть всем, чтобы со всеми пятерками...
― Хочешь, чтобы я сочинение написал? А как?
― Раз плюнуть, Алик. На листке фотографию переклеим, кто там разбирать будет! А сочинение пишут всем кагалом, вечерники всех факультетов. Человек триста. Пойди там разберись. Это будет ровно через неделю, в следующую пятницу.
― Сделаю, Влад, ― заверил Алик.
― Помни, за мной ― не пропадет.
Они пожали друг другу руки, и Владлен спустился в метро.
Алик вернулся в сильно прокуренный уют приоровского дома. Лешка, как мог, подтренкивал на гитаре, а Саня, Виля и Костя, расплывшись по громадному дивану, громко и хорошо пели:
Выстрел грянет,
Ворон кружит.
Мой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
А дорога дальше мчится,
Кружится, клубится.
А кругом земля дымится,
Родная земля.
Эх, дороги
Пыль да туман.
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
В следующую пятницу Алик благополучно написал грековское сочинение, а в субботу ехал в подшефный колхоз, в деревню Дуньково, направленный туда рассудительным начальством, которое твердо знало, что он герой-то, конечно, герой, но лучше ему пока быть подальше.
Скверное это дело, ― пить водку в кузове грузового автомобиля на полном ходу. Из горлышка еще так-сяк, но Алик не умел из горлышка. Кричали девчата, и ребята из цехов.
― Александр Иванович, просим, Александр Иванович, давайте!
Машина шла по сравнительно ровному Волоколамскому шоссе, но шатало таки порядочно: горлышко три раза опасно ударилось о край гладкого стакана, вызвав тонкий и веселый звон. Алик опрокинул стакан в себя, и водка пошла под язык, в нос, по углам рта и ― частично ― в горло. Непопавшее туда он жевал и заглатывал. Он страдал и плакал.
― Летят утки, летят утки...
― ...Да два гуся, ― запели девчата из типографии. Отходили на конус большие леса вдоль дороги, было пасмурно, отлетая, вяло пролетали галки, а где-то далеко летели утки и два гуся! Алик пробрался к кабине ― поближе к девчатам ― и стал подпевать. Он сейчас любил всех девчат, но подсел к хорошенькой блондинке Асе.
― Пьяненький, ― тихо сказала Ася. Песня кончилась, и девчата заговорили. Поэтому Алик ненавязчиво прижался к теплому Асиному боку. Ася нерешительно пошевелилась. Тогда он обнял ее за талию, и она сразу же громко сказала:
― Ох, девочки, колхоз этот мне совсем уж не нужен. Колька на неделю приехал, Клава. Ты его знаешь? ― крикнула она в угол. ― А я ― на месяц в колхоз загремела. С кем теперь погуляешь в удовольствие.
Она стремительно обернулась к Алику, он увидел ее удалые глаза, заробел и убрал руку. Она отвернулась, и он опять обнял ее за талию. Уставшие от дороги и водки, все замолчали. Алик положил голову на Асино плечо и стал подремывать. Изредка встряхивало, и тогда он виском ударялся о какую-то костяшку из худенького Асиного плеча, от которого пахло бедным жильем и большой семьей.
― Через десять минут на месте! ― громогласно объявил рыжий Тимка из электроподстанции. Зашевелились все.
― А где мы здесь жить будем? ― спросила Ася, еще раз резко, на мгновенье обернувшись к Алику. Шутила, видно, с ним.
― Это ты у председателя спросишь, ― ответил Тимка.
― Я спросил сегодня у менялы,
что дает за полтумана по рублю:
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное "люблю".
Ася замолкла.
Та, что звалась Клавой, попросила:
― Ася, дальше.
А Тимка мрачно сказал:
― Меняла ― председатель ответит тебе по-русски кратко. Большой барбос.
Машина въехала в село Буньково и вскоре остановилась. Все еще сидели по лавкам, когда через борт заглянула в темный кузов хитрая славяно-азиатская харя.
― А что это за рожа? ― басом поинтересовалась Ася.
― А это председатель, ― тонким голосом ответил Тимка.
Председателева харя добро заулыбалась, съежилась от искусственной радости и произнесла:
― Сразу видно: москвичи приехали. Рад приветствовать!
― Тимофей, ты? ― обеспокоился председатель.
― Ребята, он ласковый! Значит, придется лес возить, ― догадался Тимка.
― Я, родной, я. ― Тимка перегнулся через борт, снял с председателя кепку и трескуче поцеловал его в лоб. Председатель вырвал кепку и удалился.
По домам всех расселяла молчаливая и деловая бригадирша. Рыжий Тимка из электрической подстанции бросил свой мешок и убежал. Алик с дотошностью устраивался. Устроился, и стало скучно. Но тут же явился Тимофей и, мерцая воспламененным от беготни лицом, обрадовал:
― Пиво в чайную завезли. Свежее.
В чайной пахло конской мочой и ногами. Толкая рифленые ватные сапоги, Алик и Тимка пробились к стойке. Светло-желтая струя долбила кружки. Мужики зачарованно глядели на струю.
― Два по сто и четыре кружки, ― сказал Алик.
― Споловиним, ― присоветовал Тимка. Отпили по пять-десять и запили пивком.
― Хорошо, ― отметил Алик.
― Зачем тебе Аська? ― спросил Тимофей.
― А я знаю? Я ― доктор? ― Алик отвернулся и посмотрел на соседний столик. За тем столиком в окружении односельчан в голубом пиджаке и серых брюках сидела невыразимая местная знаменитость ― олимпийский чемпион по штанге в легчайшем весе, карманный такой паренек. Он угощал своих и рассказывал о прекрасной, заграничной жизни.
― У нее парень есть. Мой приятель, ― расхрабрился Тимка.
Алик поднял стакан с остатками водки и обратился к столу чемпиона:
― Выше знамя советского спорта.
Чемпион долго смотрел на Алика неразумным взором и медленно поднимал стакан. Поднял, наконец, выпил и направился в стойке, которая была чуть ниже его плеч.
― Доня, три по сто! ― приказал чемпион, но парень, очередь которого подошла, легонько отстранил чемпиона от стойки. Высокий легкий координированный парень ― горожанин.
― Ты знаешь, кто я? ― сурово спросил чемпион.
― Знаю, ― спокойно ответил парень. ― В очередь вставай.
― Знаешь, а не уважаешь! ― укорил чемпион.
― Пьяного ― не уважаю.
― А если я тебя пополам разорву?
― А если я тебе по шее?
― Да, молодежь пошла... ― огорчился чемпион и стал в очередь из трех человек.
Наблюдавшие за жанровой сценкой Алик и Тимка успокоились и приступая после водки к пиву, вальяжно поменяли позы.
Нога Алика ткнулась под столом во что-то мягкое. Что-то мягкое заворочалось под столом.
― Собака, что-ли? ― удивился Алик.
― Черт его знает. Может и телок, ― философски заметил Тимка.
Грязная рука снизу откинула край клеенки. Противоестественное рыло возникло из-под стола.
― Ребятки, ― слезно сказало рыло, ― оставьте пивка хлебнуть.
Ах, танцы на шоссе! Баянист запрокидывал голову и наяривал вальсы, фокстроты и танго. Наяривал до того однообразно, что трудно было разобрать, где вальс, где фокстрот, где танго. Местные рослые девчата в цветастых и темных пиджаках, открячив зады, трудолюбиво и истово исполняли все танцы. Подружка с подружкой. Мелкие по сравнению с москвичами парни, терпеливо щелкали семечки ― ждали своего послетанцевого часа. Каждые три минуты на танцы набегали два ослепительных огня: на Москву мчались молоковозы. Не прекращаясь, танцы сваливались на обочину.
Алик в конце концов затосковал. Потрещав в кармане бумажками, он подозвал Тимку.
― Тима, чайная еще работает?
Ничего-то не надо было объяснять Тимке. Сокращая разговор, он предложил:
― Давай половину, сбегаю.
Алик беспокойно ждал его, когда подошла Ася.
― Александр Иванович, потанцуем!
Они прошлись в прыгающем фокстроте. Ася смотрела на него, как хозяйка.
― Вы на комбинате ужасно серьезный.
Алик ждал Тимку, и поэтому по небрежности ответил невежливо:
― Уж какой есть.
― А здесь простой, веселый, ― она не хотела замечать грубости.
― Парень я простой, провинциальный, ― пропел Алик, точно попадая в баянистову музыку. Под эту музыку получалось все.
― Уж до того простой, уж до того провинциальный! ― сказала Ася грустно.
― Александр, пошли! ― крикнул Тимка издалека.
