Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам
«…Но я ни за что не могу обидеть тётю Фису. Сколько она для меня сделала. Генрих уехал, передал В. привет и японские носки. Приглашал в Таллин. Написала письмо В.
Чем больше дней его не вижу, тем больше о нем думаю.
А как он? Наверное, так же».
Запись от 20 августа. Почти через месяц.
«Неужели В. не приедет? Наверное, родители против.
В. обязательно приедет к началу учёбы. До 1 сентября ещё целых десять дней. Была в поликлинике. Кажется, беременная…»
И вот, наконец, последняя. 12 сентября.
«В. не приехал. Говорят, от него в деканат пришло письмо с просьбой отослать его документы в Одессу. Выходит, бросил институт… И — меня. Что делать? Надо жить…»
Я перелистал всю тетрадь. Больше ни строчки. Ни единой Странно и неожиданно оборвался Аиин монолог.
Но почему? Снова и снова просматривая её недлинную исповедь, я обнаружил закономерность: начало дневника совпало с зарождением их любви. Записи прекратились, когда она поняла, что Валерий не вернётся.
Казалось бы, в горе возникает потребность излить душу, Здесь наоборот: только светлое, радостное заставило её взяться за перо и попытаться запечатлеть своё состояние.
Вот я и узнал историю любви Ани и Валерия. Кроме того, я знал, что Валерий вернулся. Покаялся, женился, усыновил своего ребёнка, увёз Аню подальше от города, где она, по словам Анфисы Семёновны, «намыкала горюшка», и был, во всяком случае, верным мужем. Пусть не всегда путевым, но верным…
Может, надо было ему перебеситься, перебродить, возможно, тоже понять, почём фунт лиха? Или его действительно настроили родители против «неравного брака», а он, послушный телок, одумался лишь тогда, когда всерьёз научился разбираться в отношениях между мужчиной и женщиной? А не сыграл ли основную роль Сергей, сын Залесского? Неисповедимы пути человеческих чувств. Слава, положение, деньги-все это в какой-то степени фантазия, производное от сущего. Ребёнок — это уже серьёзно.
Во всяком случае, для Нади… Прочтя дневник Ани, я отметил очень важное обстоятельство-её стойкость.
«Надо жить» — последние слова в записях. Как призыв к себе. Причём в этой скупой фразе словно прочувствовано и понято, что предстоят испытания. И Залесская как бы даёт клятву все выдержать.
С этим совершенно не вяжется утверждение Валерия, что Аня помышлял.а о самоубийстве, когда умерли её родители. Как бы ни было ей тяжело остаться сиротой, она не сдалась, закончила школу и поступила в институт.
Теперь Генрих. Он же — «коробейник». Все мои сомнения отпали. После того, как Аня упомянула в дневнике о вещах и японских носках. Последний штрих, венчающий портрет.
Предположим… Да, установив его причастность к чете Залесских ещё шесть лет назад, можно было кое-что предположить.
Может быть, Аня крепко приглянулась ему в Таллине (в её дневнике есть намёк на это). Для разведки он приехал в Вышегодск. Разговор об иконе «Параскева Пятница» мог быть только предлогом для более близкого знакомства.
А может быть, наоборот: Генрих притворялся влюблённым, чтобы иметь возможность уговорить Аню продать ему антикварную вещь.
Кстати, кажется, стал ясен вопрос об иконе, которую Аня попросила у Завражной. Видимо, «коробейник» знаток и ценитель икон. Работу «деревенского маляра», как выразился Коломонцев, он не признал стоящей. Поэтому Залесский и подарил её своему крылатовскому приятелю «в знак дружбы». Дорогую вещь наверняка оставил бы у себя, для Генриха. И скорее всего, ночной визитёр за десять дней до убийства Ани — Генрих… А Залесский ждал его, собирая для него иконы.
Пойдём дальше. Может быть, узнав, что свадьба расстроилась, «коробейник» действует более активно?
Не знаю, чтр было за то время, пока Валерий обретался в нетях. Единственное известно: материально Ане приходилось очень туго. Даже Анфиса Семёновна удивляется, как ей удавалось свести концы с концами… А не помогал ли ей Генрих, изредка наезжая в Вышегодск? Не бескорыстно, конечно…
И вот возвращается Валерий. Женится на Ане. Узнает про её связь с Генрихом. Тогда отъезд в Крылатое более понятен.
Если Ильина Валерий действительно опасаться не. мог, то своего давнего приятеля, человека необычного и богатого, побаиваться он имел основания.
Вертелась в голове и такая безумная идея: а что, если весь сыр-бор из-за «Параскевы Пятницы»? Она, вероятней всего, у Залесского.
Среди писем, присланных по моей просьбе от знакомых Залесских, было также послание от Пащенко. У него чудом сохранилось письмо, которое написал ему из Крылатого Валерий.
«Привет, старик! — писал Залесский. — Извини, что только теперь собрался черкнуть тебе пару слов. Надеюсь, село Крылатое и его обитатели тебя не интересуют, поэтому о них — ни звука. Ты спрашиваешь, как я живу? Сплошная фантастика пополам с культпросветработой. Конечно, старик, ты был прав, что белому человеку нечего делать среди степей, но мне здесь ещё нужно быть по мотивам, которые я объяснил. Искусство требует жертв. Побарахтаюсь тут ещё немного (не знаю, на сколько хватит) и вернусь в цивилизацию — стричь дивиденды со своих страдании.
Надо, видать, пересидеть в Крылатом. Судьбу не перепрыгнешь. Анька хандрит, боюсь, чтобы в её теперешнем интересном положении не добило морально и психически наше житьё-бытьё. И тут ещё этот бугай лезет со своими партийными принципами. Ты понимаешь, о ком я говорю, о твоём «любимом» однокашнике, Кольке. Мне смешно, как этот петух до сих пор хорохорится перед Аней. Но за неё, матушку, боюсь. Чего от Крылатого не отнимешь — колорит, красотища степная, играет своими неповторимыми красками. Кончая своё послание из добровольной почётной ссылки, поздравляю тебя с повышением по служебной лестнице и благословляю на дальнейшие подвиги. Твой Валерий.
29 июня, с. Крылатое».Из этого письма я понял: Ильина Залесский не любил.
Может быть, все-таки ревновал? Несмотря на свои принципы. И ещё меня насторожило слово «пересидеть». Для чего? С другой стороны, это могло быть просто бравадой.
Кроме дневников и корреспонденции Залесскнх я ещё занимался предсмертным письмом Анн. Советовался с экспертами. Но ничего нового не открыл. Я вспомнил совет Ивана Васильевича — «нужен новый взгляд». Но какой?
Начальство хотя и не торопило меня, однако я сам себе поставил задачу раскрыть дело к Новому году.
Но как-то меня вызвал Эдуард Алексеевич, продолжавший исполнять.обязанности заместителя прокурора республики. Он поинтересовался ходом расследования. Я доложил.
— Значит, думаешь до января иметь результат? — спросил он.
— Надеюсь.
— Ну-ну.
По этому «ну-ну» я догадался, что вызов подразумевает нечто другое. Я ждал, что же это такое другое, по он вдруг заговорил об Иване Васильевиче:
— Говорят, ты бываешь у старикана?
Хоть слово «старикан» и было сказано с оттенком симпатии, но это мне не понравилось. Раньше Эдуард Алексеевич его так никогда не называл.
— Захожу. Он, оказывается, живёт вместе с тёщей.
Я думал — мать.
— А ты разве не знаешь? — удивился Эдуард Алексеевич.
— Что?
— Страшная штука. У него вся семья погибла в Ашхабаде в сорок седьмом. То знаменитое землетрясение. Жена, две дочери. Иван Васильевич был в командировке. Одна тёща осталась жива.
— Не мог рассказать раньше, — сказал я с обидой.
— Да сам только недавно узнал. От прокурора.
Теперь мне стало все попятно. И нежная преданность Друг другу, и родство, рождённое горем, тяжелее которого трудно представить… Мы ещё немного поговорили о бывшем зампрокурора, после чего последовал сюрприз.
— Игорь, что ты дразнишь гусей? Надо быть посолиднее, — сказал он вдруг, стараясь быть при этом доброжелательным.
— Ты о чем?
— О Крылатом. Какое-то купание устроил на морозе.
Зачем обращать на себя внимание? Ты же представляешь прокуратуру республики.
— Кукуев? — спросил я с ехидцгй. — Замначальннка следственного отдела?
— Какое это имеет значение?
— Если уж о солидности… Мне кажется, у исполняющего обязанности зампрокурора республики есть дела поважнее.
— Честь мундира — это, брат… Ладно. Я тебе сказал.
Кстати, ты женился?
— Скоро.
— На свадьбу пригласишь?
— А придёшь? — съязвил я.
— Приду…
Кому там ещё неймётся? Определённым образом Кукуеву.
В тот же день я получил сообщение из паспортного стола, Приятельница Залесского, у которой он обретался несколько месяцев перед тем, как вернуться к Ане в Вышегодск, жила в районе Песчаных улиц. Ирина Давыдовна Палий.
Сначала я хотел вызвать приятельницу Валерия в прокуратуру. Но отбросил эту мысль. Надо идти к ней самому.
Быт, вещи зачастую говорят о человеке больше, чем он сам.
Прежде чем отправиться к Палий, я через участкового инспектора выяснил, что это за птица. То, что узнал, насторожило. Думал, какая-нибудь девица на выданье, а Ирина Давыдовна оказалась балериной на пенсии да ещё в бальзаковском возрасте.
