Анна Малышева - Коралловый браслет
– Женится вот-вот, – фыркнула Маша уже без прежней горечи.
– Ой, только не говори мне, что на той девочке-модели! – замахала руками женщина. – Я, когда их вместе увидела, сразу подумала, что она-то его на себе женит! Что? Так?!
– Вы о Зое?! – Маша даже привстала из-за стола. – Вы ее знаете?!
– Милая, как же мне не знать, если у них роман прямо тут, у меня на глазах начинался! Они же у нас на выставке познакомились, год назад, она призы вручала от фирмы-спонсора!
– Боже ты мой! – протянула ошеломленная девушка. – Вот, значит, где он ее подцепил! А я все гадала… Получается, что из-за меня, я ведь его сюда послала!
– Маша, милая, не все так страшно, – с сомнением в голосе произнесла Анастасия Юрьевна. – Со стороны трудно судить, я тоже была от нее не в восторге… Зубастая девица, так и вцепилась в парня, сразу видно, хищница. Но, кто знает, возможно, ему будет с нею хорошо.
– Пусть ему лучше будет хорошо, – проворчала Маша, все еще не в силах опомниться. – Потому что хватит с меня чужих проблем! Но я никогда не слышала от него, что они здесь познакомились!
Про себя Маша подумала, что Андрей в принципе редко стал что-то ей рассказывать, с тех пор как в его жизни появилась Зоя, но она не стала озвучивать эту мысль. Получилось бы, что она жалуется на брата, а Маша не любила выглядеть жертвой. К столику вернулся Илья:
– Сейчас нас обслужат. Предлагаю выпить за встречу, что скажете?
– Не знаю, смотри, – настороженно взглянула на него Маша, намекая на предстоящий разговор с Амелькиным.
Илья только улыбнулся в ответ, Анастасия Юрьевна кокетливо сощурилась:
– Машенька только что призналась, что есть повод… Я так рада за вас!
– Я сам за себя очень рад. – Усевшись за стол, Илья как бы между прочим поинтересовался у пожилой дамы: – Скажите, Анастасия Юрьевна, у вас случайно не сохранилось каталога прошлогодней кукольной выставки? У меня он был, да я потерял.
– Ну как же, найду несколько штук, – кивнула та. – Это, знаете, была очень красивая выставка, очень запоминающаяся. Машины куклы имели такой успех!
– Вы слишком добры! – вздохнула девушка, следя за тем, как старая приятельница вкручивает сигарету в янтарный мундштук. – Я все про себя знаю…
– Пригнись! – Рука Ильи неожиданно легла ей на затылок и с силой наклонила Машину голову к столешнице.
Девушка так оторопела, что даже не сопротивлялась, тем более что в следующий миг уже поняла причину такого невежливого обращения. В стеклянные двери кафе вошел человек, встретиться с которым девушка должна была минут через сорок. Остановившись на пороге, Амелькин осматривал сидящих за столиками. Илью, поднявшегося из-за стола, он видел только со спины, Маша успела пригнуться еще ниже и теперь делала вид, что возится с развязавшимся шнурком на ботинке. Анастасия Юрьевна застыла с неприкуренной сигаретой и вопросом в добрых голубых глазах.
– Все в порядке, – негромко сообщил ей Илья. – Один неприятный тип, Маша не хочет с ним видеться. Скажите, он все еще там? В сером плащике…
– Он вышел, – испуганно ответила та. – Кажется, пошел наверх, в залы.
– Отлично, Маша, вылезай! – скомандовал Илья. – Пока он все там обойдет, минут пять-десять у нас точно есть. Как раз успеем выпить кофе.
Глава 14
Кофе Илье пришлось пить в обществе одной Анастасии Юрьевны. Маша была не настолько хладнокровна, чтобы выставлять себя напоказ за стеклянной стеной кафе, в то время как Амелькин находится где-то рядом. Хотя Илья уверял, что тот не вернется, пока не прочешет весь второй этаж, девушка малодушно сбежала и теперь бродила по двору, то и дело оглядываясь на освещенный вход. Начинало темнеть, с Москвы-реки порывами дул сырой, холодный ветер. В зеленоватом сумеречном небе резко рисовались высокие опоры Крымского моста, печально известного любимого места самоубийц. Остановившись посреди двора, неподалеку от абстрактной скульптурной группы, Маша засмотрелась на этот угрюмый пейзаж, вызывающий у нее смешанные чувства тревоги и тоски. Она не услышала, как Амелькин подошел, и обернулась, только когда за спиной раздался скрипучий голос:
– А вы рано!
– Что?! Да! – невпопад ответила девушка, плотнее запахивая куртку. Теперь она была даже рада, что встреча назначена на улице, вдали от фонарей. Амелькин не мог видеть выражения ее глаз, а Маша очень боялась, что не сумеет достоверно солгать. – Вы хотели поговорить?
– Это вы хотели, Марья… Григорьевна. – На этот раз он вспомнил отчество самостоятельно. – Значит, подружка тем утром к вам заходила и готова это подтвердить?
– Так, – кивнула девушка. Внезапно ей стало жарко, и она разом перестала ежиться от ветра.
– А ей известно, что бывает за дачу ложных показаний? – проскрипел Амелькин. Его нескладная фигура была похожа в сумерках на вырезанный из жести флюгер. Он даже слегка раскачивался из стороны в сторону, словно пытаясь уловить направление ветра. – Вы как дети, честное слово!
– Почему вы нам не верите? – храбро начала Маша. – Соседке верите, а нам – нет?
– Иными словами, если соседка наврала, вам тоже можно? Детский сад!
– Вы и сами понимаете, что меня рядом с той стройкой не было и не трогала я того типа! – Раздраженная его пренебрежительным тоном, девушка заговорила громче, кстати, вспомнив о включенном диктофоне, спрятанном в нагрудном кармане куртки. – Почему я вообще должна оправдываться?
– Потому что… – Неожиданно приблизившись вплотную, следователь взял девушку под руку. У нее было ощущение, что ей под локоть подсунули деревянную оглоблю. – Люди и за меньшее попадали в тюрьму. Ну, не будьте ребенком, поймите – у меня труп, у меня свидетель, который не то что говорит, будто видел кого-то, на вас похожего… а прямо называет вас. В этой ситуации вы просто вынуждены оправдываться!
– Почему мой свидетель не принимается во внимание? – Маша сделала робкую попытку высвободить руку, но Амелькин держал ее крепко. – Николай Петрович, объясните! В каком виде я должна дать эти показания? Давайте поедем в управление, я все напишу!
– Не усугубляйте своего положения, – отечески мягко посоветовал тот и, почувствовав ее глухое сопротивление, выпустил наконец руку. – Лжесвидетельство – неважный соус, вы можете им все испортить. Не было ведь на самом деле никакой подруги? Вы мне сейчас не как следователю, как человеку скажите – не было? Не для протокола… В протоколе напишем, как захотите.
Маша исподлобья взглянула ему в лицо. Он говорил так просто и доверительно, и в какой-то миг у нее появилось искушение признаться во всем, попросить совета. Но девушка тут же справилась с этим приступом слабости. Она вспомнила злую улыбку Ильи, жесткое выражение его серых глаз в тот миг, когда он говорил: «Я хочу, чтобы ты помогла мне растоптать эту гниду!» Девушка отступила на шаг и с замиранием сердца выговорила:
– Очень жаль, но у меня действительно есть алиби.
Последовала пауза, во время которой Амелькин рассматривал, казалось, собственную тень, протянувшуюся поперек большой лужи. Наконец он произнес:
– Что же делать… Вы меня не хотите понять.
– Я пытаюсь! – честно ответила девушка.
– Ну тогда поймите, нет никакого смысла раздувать это дело, переполнять его фальшивыми свидетелями, недействительными показаниями. Соседка, может, и врет, но так уж вам не повезло, я обязан ей верить. Я даже не могу вычислить ее мотива, так что должен допустить – она говорит правду. Или вы можете доказать, что Мерзлякова хочет извлечь выгоду из своих ложных показаний?
Маша молча покачала головой.
– Вот если бы у меня была волшебная палочка – раз, взмахнул, и нет ее показаний! – мечтательно произнес Амелькин. – Как хорошо! И вы бы с чистой душой обо всем забыли! И я бы забыл – ну еще одно нераскрытое дело, что за беда?
– Я думаю, она не возьмет обратно показания, – осторожно заметила Маша.
– А вы уже пробовали ее уговорить?
Вопрос, заданный будто вскользь, окончательно насторожил девушку, и она снова отделалась неопределенным покачиванием головы. Амелькин махнул рукой:
– Не та женщина, бесполезно. Даже я не смог бы ее теперь переубедить. Но есть другой вариант… Дело в том, что о ее показаниях пока никто, кроме меня, не знает. Если бы они вдруг перестали существовать, это прошло бы незамеченным. Самой Мерзляковой я мог бы объяснить, что вы предоставили железное алиби. Вроде просто… И очень сложно! – Последнюю фразу он произнес с легким нажимом, так выразительно глядя на Машу, что та не выдержала и отвела взгляд.
– Если вы можете так сделать… – пробормотала она.
– Теоретически я многое могу, – подтвердил Амелькин. – Но это инициатива, чреватая очень серьезными последствиями. Вплоть до увольнения, а то и хуже. Если помните, это дело об убийстве!
– Вы сами об этом заговорили! – запротестовала девушка. – Я не просила!
– Ну да, вы просто смотрели на меня такими несчастными глазами! – усмехнулся тот. – Чтобы не размазывать то, что нам обоим ясно – еще не поздно договориться. До понедельника я могу придержать показания Мерзляковой, но на следующей неделе начну вовсю их работать, если вы не пойдете мне навстречу.
