Фридрих Незнанский - Черные банкиры
– Ты знаешь, что меня с постели подняло? Получил письмо от одного из своих близняшек-сыновей.
– Что пишет?
– Опять к себе зовет. А куда я поеду? Как мне привыкать к Израилю? Москва – моя единственная любовь, первая и последняя. Хотя иногда становится страшно: один в квартире, умру – никто и знать не будет…
– Господи, ну что за мысли, Семен Семеныч! Лично для меня ты всегда самый необходимый и незаменимый человек. Пока не выйду на пенсию, буду бегать к тебе за консультациями.
– Приятно слышать. Ну, а что у тебя на этот раз? – спросил лукаво.
Турецкий рассмеялся и достал из кармана документы, касающиеся продажи нефти. Моисеев надел очки, долго читал, шевеля губами, наконец вынес заключение:
– Решение правительства – это явная фальшивка. А вот постановление о квоте – похоже, вполне реальный документ. И подпись действительная. Вот так.
– Спасибо, Семен Семеныч. Что бы я без тебя делал?
– Ты спроси у владельца этого документа, он тебе скажет то же самое. Я уверен.
– Владелец-то в бегах. Не могу его выловить.
– Тебя этот Сорокин, что ли, расстраивает? Так ведь, Саша, казнокрадство в России всегда процветало. Это ведь наша национальная черта.
– А как ты думаешь, можно привлечь Сорокина к ответственности?
– Вряд ли. Он сошлется на фальшивое правительственное постановление. Судить можно только владельца этого документа. Как его фамилия?
– Долгалев.
– Вот-вот, ему можно припаять на полную катушку, если, конечно, он не вспомнит, где раздобыл эту фальшивку. А может, он сам ее сварганил? Теперь народ пошел ушлый. Любые деньги может напечатать, любой документ подделать. Что и говорить, в наше время работать было гораздо легче… Ты погоди бежать-то! Я даже и не рассмотрел тебя как следует! Эх, молодежь! Ну ладно, в следующий-то раз когда прикажешь ожидать?
– Я еще забегу. Тебе от Славки горячий привет. Мы постараемся, может, до Нового года успеем тебя навестить. А ты, Семен Семеныч, ради Бога, не стесняйся, звони – домой, на работу. Я всегда рад тебя и слышать и помочь при нужде. Ну, побегу. Всю эту неделю приходил домой поздно, сегодня появлюсь пораньше.
– Счастливый! Передавай привет жене, поцелуй дочку.
– Спасибо, Семен Семеныч. Не болей, дорогой. Завтра позвоню.
«Рафик» с оперативной группой уже стоял во дворе, когда подъехал на своем роскошном «форде» Грязнов.
– Смотри, не опоздал, – заметил Турецкий. – Если правильно тебя вчера понял, ты наверняка одну птичку навестил?
– Было дело.
– Какие новости?
– У станции метро «Новослободская» он видел Долгалева. Фото я ему показывал. Проезжая мимо, тот выскочил купить в киоске пачку сигарет.
– Я знаю, что он появился в Москве, прослушка зафиксировала его разговор с женой.
– Что-нибудь интересное?
– Нет. Справился о здоровье, сказал, что очень занят, появится не скоро. Она сказала, что приезжала милиция, забрала его фотографию. Он тут же закруглился.
– Догадывается, что его телефон прослушивается, поэтому ничего о себе и не сообщает.
– Другое хуже: дома он теперь не появится. Наверняка узнал, что мы его и в офисе поджидали, – уверенно сказал Турецкий. – У этих богатеньких по нескольку квартир имеется. Так что выловить его будет совсем не просто.
– А если по учету имущества попробовать поискать? – предложил Грязнов.
– Ты же видел сам, что у него все на родственников оформлено. Ребята все в сборе? Поехали! – приказал Турецкий, садясь в машину Грязнова.
«Рафик» вырулил за ними, влился в вереницу машин, исторгающих в морозное утро жаркое дыхание паров из выхлопных труб. Турецкий, Грязнов и группа оперативников отправились на обыск квартиры Козлова. Малоприятное это дело – рыться в чужих вещах…
Жена Козлова, худощавая женщина с заметными дугами морщин у рта, открыла дверь, вздохнула, узнав о причине визита работников милиции.
– Он уже около года с нами не живет. Иногда справляется о здоровье детей. Как-то звонил из Англии, хвастался, что стал лордом. Теперь, выходит, дети будут знатными людьми? Глупости все это, я так считаю.
– Где он тут обычно работал? У него имеется кабинет? – поинтересовался Грязнов.
– Какой кабинет? Двухкомнатная квартира на четверых. У него же большой загородный дом возле Молокова. Потом дача еще. На Ярославке. А здесь даже вещей его не осталось.
Турецкий лишь кивал. Про дачу он знал. Это там хранил Пыхтин свои видеокассеты.
– Вам известно, чем занимался ваш муж? – продолжал Грязнов. – Владельцем каких предприятий он является?
– До поездки в Англию у него было кафе и заводик колбасных изделий. Но он все это продал, говорил, что завел какой-то бизнес за бугром.
– Вы разведены с ним?
– Пока нет. Мне, в сущности, все равно. А он, может, и поставил штамп, богатые люди все могут себе купить, в том числе и новый чистый паспорт. Но вы проходите, смотрите сами. Обыскивайте чего надо. Я вам платяной шкаф открою, но там только моя и детская одежда.
Грязнов и Турецкий прошли в квартиру, огляделись. Обычная «хрущевка», тесная, обставленная дешевой мебелью. За столом сидел мальчик, что-то писал.
– Я на больничном, – сказала женщина. – Был грипп, сегодня вот хочу закрыть больничный, конец четверти, в школе запарка. Так что простите, ищите себе, что хотите, а мне надо уходить.
– От мужа не осталось никаких документов или бумаг?
– Ах, это? Немного есть. В ящике письменного стола, взгляните.
– Можно нам их с собой взять? – спросил Турецкий.
– Берите, – равнодушно отозвалась женщина.
Турецкий составил протокол добровольной выдачи документов. Один из оперативников собрал бумаги в саквояж. Турецкий обратил внимание на толстую записную книжку, взял ее, полистал, сунул себе в карман.
Уже на улице сказал Грязнову:
– Ты знаешь, чья это записная книжка?
– Нет, откуда мне знать? – пожал плечами Вячеслав.
– Акчурина. Понимаешь?
– Полистай, что там?
Турецкий раскрыл записную книжку, показал Грязнову. На каждой странице только телефонные номера и ни одной фамилии.
– Что это значит? – удивился Грязнов.
– Наверно, то, что у банкира была редкая память, он лишь фиксировал номера. На всякий случай. А если что и забывалось, тогда заглядывал в книжку.
– Феноменальный человек, никакой информации нам не оставил.
Оперативники загрузились в «рафик», и он бодро рванул с места, предстояла поездка в дальнюю и прежде глухую деревушку Молоково, которую в последние годы облюбовали «новые русские» под строительство коттеджей.
Жена Козлова указала им точный адрес, ехали наверняка. Опасались только, что вдруг загородный дом тоже Козловым кому-то продан.
Деревенька Молоково и дачный поселок находились посреди леса. Разделяло их пространство в километр, не более. Дом Козлова выглядел внушительно, пожалуй, он был самым привлекательным среди прочих строений. Две стройные колонны подпирали балкон второго этажа. Черепичная крыша издали манила ярким зеленым цветом. В наружной отделке благородно сочетались белый и кремовый цвета.
Оперативники вошли во двор, заваленный недавним снегопадом. Нигде не было видно никаких следов.
– Надо искать понятых, – сказал Турецкий и отправился в глубь поселка, к дому, над крышей которого поднимался столб дыма.
Сторож, которому Александр предъявил свое удостоверение, сказал, что в коттедже Козлова давно никого не было, и согласился присутствовать при обыске, пригласив своего напарника.
– Кто возьмется открыть дверь? – спросил Турецкий.
– Придется мне, – сказал Грязнов. Он порылся в карманах, вынул инструмент, напоминающий набор шпилек для волос, поколдовал над замком и распахнул дверь.
– Прошу, господа! – пригласил он широким жестом, пропуская Турецкого и понятых вперед.
В большой комнате стояло несколько мягких кресел, диван, телевизор. Но выглядело все это убранство как-то сиротливо.
– Так хозяин здесь, считай, и не живет! – объяснил сторож. – Далеко от Москвы, семья сюда не наезжала. Видно, он больше по гостям ходит.
– Тяжело быть богатым человеком, – поддержал сторожа его напарник, – никакого покоя нет из-за этого имущества. Дом без хозяина быстро ветшает, портится.
– Дойдет до суда, дом конфискуют, продадут с аукциона и вернут нескольким вкладчикам деньги. Может, хоть кто-нибудь нам спасибо скажет, – произнес Грязнов.
Оглядели кухню, которая тоже выглядела неухоженной. В мойке стояла грязная посуда, неизвестно какой давности. Один из оперативников открыл несколько стенных шкафов, но там ничего, кроме паутины, не нашел.
На втором этаже была только спальня. Кровать оказалась незастеленной, стояла обнаженно белая, со скомканными простынями.
Турецкий открыл ящик комода и нашел там только маленькую аптечную склянку с белым порошком.
– Что это может быть? – спросил он Грязнова.
Вячеслав осторожно понюхал содержимое, кивнул понимающе:
