Альберт Кантоф - Пенальти
Взгляд депутата снова стал благожелательным.
— Вам нужно было бы стать не репортером, а адвокатом.
Не отвечая, Франсуа перемотал пленку и, вынув из магнитофона кассету, протянул ее собеседнику. Мэр-депутат взял ее и подбросил на ладони, словно пытаясь оценить вес.
— Поистине, диалектика, как видно, это единство противоположностей. — И насмешливо добавил: — Вы не учились, случайно, у последователей Маркса? Вы подвешиваете надо мной Дамоклов меч, а через минуту дарите его мне.
Журналист сказал с притворным огорчением:
— Видно, я не способен поступить нечестно.
Жомгард сунул пленку в карман пиджака.
— Я не сомневался в этом ни секунды. Но во всяком случае, вы могли бы обойтись без этого нажима на меня. Который, впрочем, я постараюсь забыть, ибо он был продиктован лишь заботой об общем благе.
Он казался столь искренним, что трудно было бы заподозрить в его о словах скрытую иронию. Но политик одержал в нем верх.
— Еще до того, как вы вошли в этот кабинет, дело было решено. Я уже наметил встречи с представителями финансовых органов, чтобы рассмотреть возможность отсрочки штрафов, наложенных на клуб. Если министр не прислушается к моим доводам и захочет возбудить уголовное преследование, я предупрежу его, что приглашу в суд всех авторитетных деятелей футбола, чтобы показать налоговый пресс, заставляющий клубы мошенничать из-за опасности остаться с командами слабее европейских конкурентов… — Он сам был заворожен своими словами. — Власть не может больше вызывать недовольство поклонников футбола — так же, как рыболовов или охотников.
Его увлекло собственное красноречие. Это была репетиция выступления на заседании муниципального совета.
— Во-вторых, я предложу городу поручиться за клуб перед банками, чтобы те предоставили заем… В-третьих, я буду рекомендовать, чтобы Пьер Малитран вновь занял пост президента клуба.
Все было сказано.
Франсуа встал. Так и не зная, уступил ли Жомгард, или он действительно все решил заранее. Но какое это имело значение? Важен был, как и в матчах, результат. Мэр-депутат протянул ему руку.
— Мы остаемся друзьями?
Франсуа пожал ему руку, подтвердив:
— Вильгранду повезло, что избрали вас. Вы всегда сможете рассчитывать на мой голос.
На минуту им обоим показалось, что они услышали пульс города в уличных шумах, ворвавшихся через открытое окно вместе с щебетанием птиц в деревьях на площади.
Франсуа пришел чуть раньше срока в пивной бар «Эсперанс».
Сидя перед столиком на террасе, казначей объединения болельщиков заканчивал сбор денег для поездки в Лион на матч в субботу вечером. Вездесущий, когда речь шла о футболе, Амеде Костарда следил за ходом операции. Увидев репортера редакции «Баллон д'ор» и забыв о стычке с ним два дня назад, патрон вильграндских футбольных клакеров устремился ему навстречу, протянув руку.
— Привет, Франсуа. Говорят, вы сражаетесь, чтобы с нами не случилось беды?..
Телепатия или «арабский телефон»? Или двери бывают не так плотно закрыты, как нам кажется. Что бы ни было, но вдохновитель местных болельщиков уже не прибегал к неодобрительному «ты».
— Мы сняли специальный скоростной поезд, чтобы утереть нос этим ткачам. У нас есть место, оставленное специально для вас. В первом классе. Это подарок от тех, кто хочет поблагодарить вас за ваши усилия.
В этот момент на террасе появилась Доминик и направилась к ним. Она успела зайти домой и переодеться. Золотисто-желтая блузка с большими карманами на груди и черная юбка классического покроя делали ее неотразимо привлекательной и в то же время недоступной. Костарда восхищенно присвистнул и предложил:
— Есть еще билет туда и обратно для мадемуазель, если она пожелает.
Доминик Патти устремила на Франсуа вопросительный взгляд. Он объяснил.
— В субботу вечером клуб играет в Лионе.
Она равнодушно отказалась:
— Я в это время буду в Париже.
Костарда не настаивал и вернулся к сбору денег. А двое журналистов устроились за столиком, ничем не выдавая своих чувств. Только их глаза говорили о них, в то время как губы произносили обычные фразы.
— У тебя все нормально?
— Да, а как ты? Это было не очень трудно?
— Не очень. Но я переживал за тебя, пока не услышал твоего сообщения на ответчике.
— Нe нужно было переживать. Сицилия великолепна. Там все было спокойно. Рассказывай.
Франсуа не выдал своего недовольства этой краткостью ее ответов и стал рассказывать о своих парижских розысках, остановившись на откровенных признаниях бывшей секретарши и любовницы Жан-Батиста де Лa Мориньера, аресте шофера и телохранителя Карло Аволы, которого после совершенного им убийства разыскивала берлинская полиция. Он сообщил о гибели импресарио в авиационной катастрофе и странном дорожном происшествии, жертвой которого только что стал бывший страховой маклер, когда тот ехал на выборы нового президента клуба.
Пока он рассказывал, Доминик не сводила с него глаз. Полученная информация заполнила последние белые пятна в их расследовании и взволновала ее. Она испытывала в то же время нежность к этому человеку, старше нее на двадцать лет, который смог преодолеть свои устоявшиеся привычки и окунуться вместе с ней в это приключение. Доминик вздрогнула, представив себе, что бы произошло, если бы Вернеру удалось навести на него ствол своего револьвера где-нибудь в пустынном месте.
А Франсуа, словно не замечая ее полного любви взгляда, сохранял невозмутимость вплоть до конца своего рассказа, преодолевая безумное желание заключить ее в объятия.
Эту сдержанность можно было отнести на счет той свойственной людям трусости, из-за которой они предпочитают неопределенность, опасаясь столкнуться со слишком жестокой правдой.
Что им мешало? Зачем нужна была эта жестокая игра?
Может быть, потому, что Франсуа не мог расстаться с банальным и ложным представлением, будто молодые женщины в наше время меняют партнеров, как свои браслеты, а Доминик позволила себе поверить, что закоренелый холостяк вряд ли захочет связать себе руки ради нее.
С чувствами бывает так, как на прогулке: попытки сократить дорогу лишь удлиняют путь. Отдавшись друг другу в первые же дни знакомства, они боялись теперь, что все кончится так же быстро, как началось. Охваченный этими мыслями, Франсуа довольствовался тем, что произнес:
— А теперь расскажи ты.
Доминик протянула ему листки, исписанные в самолете. Он прочитал, пораженный тем, что они захватили в свои сети, начав с простого увеличения одного банковского чека. Франсуа подумал, что информатика обернулась бумерангом для тех, кто использовал ее для быстрого и тайного перевода своих капиталов. И, если бы его спутница не проникла в эти электронные хранилища, включая архивы редакции «Коррьере», клуб Вильгранда стал бы лишь одним из многочисленных респектабельных фасадов мафии. Он преуменьшил свою роль, забыв, что, если бы не взял на себя инициативу связаться с ней, она никогда не сумела бы сделать столь сенсационных разоблачений. Взяв исписанные листки, она сказала:
— Я передала начало по факсу в редакции «Эвенман дю жеди» и «Либерасьон». И получила их согласие на серию статей. Финансовые условия предстоит обсудить. Нам назначена встреча в Париже.
Он посмотрел в сторону Амеде Костарды и почувствовал вдруг усталость. «Мне почти столько же лет, сколько этому типу. Ей нужно так много. А с меня хватит уже того, чего мы добились. И потом — быть вынужденным жить в столице… А как же Були?» Он услышал свой собственный голос:
— Тебе придется поехать одной.
Доминик удивилась.
— Потому что ты не хочешь пропустить этот матч?
Он попробовал улыбнуться.
— Отчасти да. Но не это главное.
— Тогда скажи что?
— Ты подпишешь этот репортаж одна. Во-первых, я не профессионал в таких расследованиях, как ты… Кроме того, ты одна докопалась до сути и способна рассказать обо всем. Я лишь шел за тобой и играл вторую роль. Поэтому я решил заниматься тем, в чем что-то смыслю. Это футбол. Ты продолжишь без меня. Я думаю, тебе это будет не очень трудно.
Она гневно бросила ему в лицо:
— Ты боишься, что тебя обвинят в злопыхательстве?
Он удовольствовался тем, что лишь взглянул на нее. Как шел ей этот гнев! Название театральной пьесы пришло ему на память: «Траур Электре к лицу». И не в обиду автору, Юджину О'Нилу, ярость еще больше подходила Доминик. Она извинилась.
— Мне очень жаль.
Жаль было обоим. Она попробовала еще раз подействовать на него.
— Значит ли это, что речь идет о разрыве?
— Не принимай все таким образом.
— Я принимаю это так, как есть…
Доминик встала с гневным видом.
— Знаешь, что я тебе скажу…
Франсуа ждал, продолжая сидеть.
