Леонид Словин - Дополнительный прибывает на второй путь (сборник)
— Что я отцу твоему скажу? Понимаешь, что с тобой будет за это?
Дополнительный стоял. Вопросы Шалимова, лепет футболиста выпадали из ритма событий вместе с не отмеченной в расписании остановкой поезда.
— Правду, и только правду!.. — Директор ресторана посмотрел почему-то на Денисова.
— Второй раз всего… — Электрик заговорил быстро. — Верите? Присутствие людей, которые его знали, как бы делало самооправдание электрика более доказательным. — На Центральном рынке в Москве подходит. «С поезда? А заработать хочешь?» — «Смотря как», — говорю. «Прихватишь посылку одного туриста. Пустяки. А платят хорошо, половину сразу, половину на месте».
— Адрес в Астрахани помните? — Сабодаш закурил. — Кому передали посылку?
— Адреса не было…
— А дальше?
— «Кто подойдет, — сказал, — тому отдашь!» Приехали, смену сдал, иду к остановке. Подходит.
— Он же?
— Другой. По-моему, с нашим поездом ехал. «Посылка цела?»
— Дальше?
— Цела, говорю, — электрик посмотрел на Антона, — он взял посылку, рассчитался. Подождал, пока мой автобус подъехал. Я сел…
— Автобус долго ждали?
— Минут десять.
— И никакого разговора не было?
— Почему? — Он, казалось, был искренен. — Как раз появилась статья об игровых схемах…
Антон сохранял темп разговора:
— Он тоже футболист?
— Защитником играл…
— Защитником?
— Ну да. Стоппером, в нем килограммов сто, не меньше.
Денисов и Антон переглянулись.
Сомнений не было.
Дело Мостового и то, которое он вместе с Антоном расследовал сейчас, были тесно связаны друг с другом, оба получали теперь, с признанием электрика, новый импульс. С установлением неизвестных ранее лиц Карунаса, электрика — молчание Стоппера, купленное за приличное вознаграждение, теряло сегодня всякую силу, а самому Мостовому предстояло, по-видимому предстать перед судом еще раз.
— А как было с грузом позавчера? — спросил Антон.
— Предупредили: поставят с нерабочей стороны в тамбур. «Откроешь окно во время посадки в девятом. Остальное не касается. В Астрахани отдашь…» Я все расскажу!
— Тот самый предупредил? С Центрального рынка?
— Он. По прибытии встречал. На платформе.
— А убитый?
Электрик всхлипнул без слез.
— Что там, в посылке? — Пятых покраснела, глубже надвинула пилотку.
— В самом деле… — поддержала похожая на жужелицу пассажирка, бравшая билет позади Полетики-Голея и Шпака.
Сабодаш посмотрел на Денисова, тот молчал.
— Наркотики… — Антон встал, оглядел всех. — Это болезнь, полная деградация личности, патологическое оскудение. Я уже не говорю о физическом, — Антон припомнил все, что ему было известно. — Полное расстройство сердечно-сосудистой и дыхательной деятельности. В тридцать лет человек, который их потребляет, выглядит стариком в последней степени дистрофии…
Электрик разрыдался по-настоящему.
— …Безволие, маразм. Со дня на день откладывается решение бросить. Когда оно приходит, не хватает силы воли, — Антон оглядел сидевших в салоне, — незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка или сбыт уголовно наказуемы. Большинство стран подписало конвенцию по борьбе с распространением этой заразы. — Антон подумал. — Дрянь эта стоит дорого, потому что человеку, который к ней привык, она требуется все чаще и в больших дозах! Где это зло, там слезы, кровь! Вы убедились…
— Как вы узнали про Голея? — снова спросила Пятых.
Тут Антон отдал дань родной Краснознаменной московской; это был его звездный час.
— Милиция установила! Когда совершается серьезное преступление, люди там от рядового до генерала забывают про сон и отдых. Все на ногах! Сабодаш оборвал себя. — Уголовная кличка погибшего — Лука. Он совершил не одно правонарушение, в том числе и тогда, когда весь народ наш встал на защиту Родины…
Денисов думал:
«…Лука узнал, кто переправит посылку в Астрахань, но ему не было известно, в какой день это произойдет, как доставят посылку на вокзал. Лука жил в „Южной“, встречал поездные бригады из Астрахани, сдавал купленные билеты и приобретал новые — купе целиком в агентстве и одно в кассе на вокзале. Конечно, здесь, в поезде, на многие вопросы ответить трудно. Из каких краев посылка пришла к Карунасу? Как узнал о ней Полетика-Голей, куда дальше тянется цепочка? Но следствие только началось, и его поведет другая служба…»
Дополнительный стоял в окружении белых вязов. Сухость, преследовавшая астраханский на всем пути, больше не чувствовалась.
«…Орудием Полетики-Голея был нож, обнаруженный на полке. Лука не успел им воспользоваться. Смерть настигла Полетику-Голея в засаде, которую он сам устроил другому…»
Многое оставалось неясным. Почему убийца выбросил не нож, каким совершил преступление, а нож Ратца?
«Боялся, что его нож будет опознан? Значит, нож особенный? — Впрочем, объяснить это было нетрудно. — Убивший Голея не готовился к преступлению. Убийство планировал не он, а Лука».
Электрик сидел, отвернувшись и сжав виски. Денисов только мельком взглянул на него.
— Вы видели электрика, когда ночью шли с собакой? — спросил Денисов у Судебского.
Хозяин Дарби покачал головой:
— Только официанта. Да еще в девятом… — Судебский указал на Риту, девушку или дамочку…
— Вы сразу ушли, — Рита поспешила с ответом.
Денисов переложил лежавшие перед ним на столе предметы — авторучку, блокнот, бутылку «Айвазовской». На некоторые вопросы он был уже сейчас в состоянии ответить.
«Электрика видели в тринадцатом, когда Полетика-Голей был еще жив, и ушел он оттуда после Вельяминова. В это время Лука был мертв. У электрика удивительно прочное алиби…»
По второму пути заскользил товарняк из Астрахани. Дополнительному открыли желтый — следующий светофор был закрыт, с приближением к нему следовало остановиться.
— Неважно, что желтый… — обрадовался Шалимов.
Бригадир, казалось, спешил больше всех.
«Главное: подключение защитников из глубины обороны… — объяснил электрик на перроне в Паласовке основу полюбившейся игровой схемы. Сиссонс отыгрывал мяч Бойсу…» Электрик не притворялся: Полетика-Голей его не интересовал. Он вряд ли догадывался, что причастен к гибели Луки.
«Электрик не убивал Полетику-Голея, — окончательно решил Денисов. Лука погиб после того, как Феликс прошел одиннадцатый вагон, предварительно выбросив на полотно осколки разбитой бутылки, и до того, как в вагоне появился электрик…»
Ратц встал из — за стола, вышел в коридор; кроме Денисова, никто не обратил на него внимания.
Справа в окне появилась Ахтуба. У палатки, на берегу, горел костер.
— Вот и кончилась пустыня. — Денисов услышал Марину по другую сторону прохода. Она поправила очки. За затемненными стеклами выражение глаз отсутствовало. — Зелень…
Денисов узнал интонацию.
«В Сумах жара, машины, а у нас тишина, зелень. Помните, у Вероники Тушновой? — спрашивала Марина. — „Счастье — что оно? Та же птица: упустишь и не поймаешь…“»
Маленькая дочка Прудниковой — точный слепок маленькой остроносой матери — взяла со стола «Айвазовскую», унесла во второй салон. Марина проводила девочку взглядом.
«Как она объяснила тогда о поездках за город?..»
Денисов вспомнил дословно: «Поездки скоро кончились… Ссоры не было. В один прекрасный день у всех нашлись занятия…»
Ему показалось, что он случайно раскрыл тайну распавшейся компании бывших сумских студентов.
«Как обычно происходит? — Это не была та тяжелая работа, которой он последние часы занимался. — Вокруг друзья, однокурсники… И вот жены начинают догадываться первыми. Замечают, что на их глазах рушатся две семьи. И тогда кто-то говорит, что в воскресенье должен навестить мать, другой отправляется в концерт. А кто-то переезжает в Новосибирск, навсегда покидает Сумы…»
Он поднял все еще лежавшую перед ним стопку купюр, передал по другую сторону прохода Марине.
— Возьмите. — Секрет Марины и Вохмянина был другого рода, не имел отношения к уголовному делу.
Она поблагодарила:
— Кошелек совсем маленький, этим удобен.
— Понимаю.
— В магазин идешь или на рынок…
Мысли о Марине и ее компании шли вторым планом и прекратились с неожиданной остановкой дополнительного.
В зарослях ивняка снова появилась Ахтуба. По другую сторону, на третьем пути, стоял товарняк с пиломатериалами. Второй путь был свободен.
Шалимов обрадовался:
— Долго не простоим!
Денисов поправил записную книжку. Она открылась на уже знакомой странице:
«…Больные адекватно не воспринимают реальной ситуации, а живут в далеком прошлом…»
Он обратил внимание на начало цитаты: