Леонид Словин - Дополнительный прибывает на второй путь (сборник)
— Как честный человек… — прохрипел Судебский. — Предлагаю! Пусть каждый предъявит свою наличность.
В салоне стало тихо.
— Деньги? — спросил кто-то.
— Ну!
— Ерунда! — Молчавший все это время Рати повернул скорбное лицо. — Не думайте, что каждый здесь в одиночку. Слава богу, у меня есть глаза…
Антон согласился:
— Лишнее!
— А мы добровольно! Я первый… Вот! — Судебский стад демонстративно выворачивать карманы — на пол посыпались талоны на бензин, корешки каких-то квитанций. — Ни одной десятки!
Феликс, магаданец и еще двое последовали его примеру. У Феликса оказались четыре новенькие десятки, магаданец был, что называется, гол как сокол.
— Обещали выдать на месте…
— Все или никто! — гремел Судебский, снова рассовывая содержимое по карманам.
Директор вагона-ресторана оторвался от счетов:
— Червонец — купюра ходовая…
— Главное: как определить, какие купюры краденые? — спросил Шалимов.
Сабодаш, простая душа, подлил масла в огонь:
— Вообще-то деньги узнать нетрудно. — Он потемневшим платком вытер лоб. — Кошелек найден. Внутренняя поверхность оказалась в высохших бурых пятнах: кровь! Значит, на деньгах тоже…
— Хватились! — Прудников усмехнулся. — Разменял — и дело с концом!
— Показывай, Прудников! — прервала его жена.
В это время Марина поднялась, поправила очки. В руке у нее была пачка десяток.
— Проверьте, — она положила деньги на стол перед Антоном. На некоторых действительно были какие-то пятна.
У Вохмянина вырвался досадливый жест. Похожая на жужелицу пассажирка под литографией астраханского Кремля громко вздохнула.
— Вы везете деньги из Сум? — спросил Антон.
— Часть денег я разменяла по дороге…
Электрик из угла заметил резонно:
— Убийца мог выбросить деньги, а кто-то поднять!
Поколебавшись, Антон переправил лежавшую перед ним пачку на стол к Денисову.
— Ашулук! — объявил Шалимов.
Земля за окном выглядела рассохшейся, словно покрытой древними письменами. Сероземы, серо-фиолетовая клочковатая сушь. Станции еще не было, но вдоль полотна тянулись четкие следы протекторов.
Вдоль пути вскоре замелькали невысокие строения. Сабодаш кого-то увидел, поднялся к окну. Какой-то человек бежал к поезду.
В ту секунду, когда колеса дополнительного замерли, в руке Антона был пакет.
— Спасибо, — сказал Антон. Не вскрывая, передал пакет Денисову.
— Пять минут стоянка, — сообщил Шалимов.
Магаданец спросил:
— А следующая?
— Селитренский.
«Должно быть, последняя телеграмма», — подумал Денисов.
«…Направленный экспертизу нож красной пластмассовой ручкой орудием преступления не являлся…»
От него не ускользнуло:
«Обнаружены два ножа, и оба не являлись орудием убийства… Основное вещественное доказательство не найдено…»
Разговоры прекратились, когда Денисов стал откладывать лежавшие перед ним купюры, имевшие следы перегиба. Было заметно: прежде чем попасть в общую пачку, часть купюр была сложена вчетверо.
Все думали об одном.
«Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз…»
Однако Денисова беспокоило другое:
«В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?»
Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.
— Пятнадцать! — прохрипел со своего места Судебский. — Я считал!
На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: «С деньгами в последнюю очередь…»
Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.
Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, — пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.
«Магаданец и его спутники, — подумал Денисов, — не жители Дальнего Востока…»
Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд «муксуна», «чавычу» и «пыжьяна», что рыбак сделал бы едва ли: «муксун» и «пыжьян» были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую «чавыча» — морскою.
«Но в купе действительно висела на жилке рыба…»
Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.
— В командировку? — спросил Денисов.
— Ну!
Денисов узнал интонации Подмосковья.
— Наверно, связаны с рыбным хозяйством?
Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:
— Москва, фирма «Океан».
— Понимаю… Консервы! «Чавыча», «пыжьян»…
— И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.
Денисов вспомнил характеристику проводницы: «Ничего. Только выпить не любят… Всю ночь сидели! Даже без света…»
Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.
— А почему Магадан? — Антон воспользовался паузой.
— Девушки больше уважают! — Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.
Судебский, о котором успели забыть, подал голос:
— На Востоке заработки выше! За это и уважают!
«Рыбаки» дружно захохотали.
— Не всегда, отец… — магаданец потряс пустым бумажником.
— Этой ночью вы покупали вино? — спросил Денисов.
«Рыбаки» замолчали. Феликс пил «Айвазовскую», на него жалко было смотреть.
— Дело серьезное! — вмешался Антон.
Магаданец пожал плечами:
— Покупали.
Денисов спросил:
— В ресторане?
— Работяга принес в купе… — магаданец помялся, — Феликс!
Разносчик пожелтел.
— Бутылки были со штампами? — продолжал Денисов. — «Трест ресторанов Южного направления»? С наценкой?
— Без штампов, — магаданец пригладил редевший медно-рыжий венчик надо лбом. — Но с наценкой. Работяга предупредил: «Ресторан закрыт. Тружусь сверхурочно…»
Директор оторвался от счетов:
— Если товарищ настаивает, давайте соберем бутылки! Я уверен, мы не найдем ни одной без штампа.
— Бутылок этих в поезде нет, — сказал Денисов. — Официант ночью прошел по всему составу. Собрал.
— О каком вине вы говорите? «Дербент»?
— «Марсала», — вместо магаданца ответил инспектор. — В Москве официанту помог доставить ее носильщик…
Феликсу вновь стало плохо. Он почувствовал себя не лучше, чем накануне, когда ввалился с бутылками без штампа в вагон, полный милиции.
— У убитого в купе тоже «Марсала» без штампа, — сказал Денисов.
Официант не выдержал:
— Может, я по магазинной стоимости отдал!
— Феликс! — как в старом, очень знакомом фильме, предупредил директор. — С этого момента каждая ваша реплика может быть использована против вас. — Закончил он неожиданно: — Правду, и ничего, кроме правды!
За окном показался разъезд, дополнительный по какой-то причине позволил себе проследовать мимо.
Взгляд Денисова снова нашел магаданца.
— Расскажите подробнее.
— Две бутылки он принес, как только отъехали от Москвы…
Его перебил электрик:
— Тогда и меня пишите в свидетели! — Он поднял руку. — Я со щитом возился! Официант при мне приходил!
Денисов соотнес события в тринадцатом с теми, что происходили на месте происшествия.
«Полетика-Голей купил у Феликса „Марсалы“, хотел во что бы то ни стало споить спутников, от крепких напитков Марина и Ратц отказались. Ратц заупрямился — старческая несговорчивость ставила под угрозу то, что Полетика-Голей готовил с таким трудом. Лука вспылил. Старик к тому же оказался из мест, где Луку знали во время войны».
«Слово „война“ было определенно произнесено…» — свидетельствовала Марина.
«Наконец сошлись на шампанском, которое Голей незаметно приправил снотворным… Ратц наконец отпил, Марина тоже пригубила. На несколько минут вышли в коридор. Здесь их видел Феликс, а затем Прудников, который по случаю дня рождения искал спиртное. Пассажиров было мало, многие легли отдыхать. Перед решительной минутой Полетика-Голей уже впрямую расспрашивал всех о кинологе: „Видел ли кто-нибудь собаку в поезде?“»
Никто не видел Дарби. В час третьей стражи Полетика-Голей благополучно вывел из строя распределительный щит, вернулся в купе, лег. На всякий случай зашил бумажник в матрас. Лука ждал человека к сломанному щиту, но никого не было. Электрик возился в тринадцатом, где за стаканами коротали время «рыбаки». Шалимов за два вагона от Луки заканчивал сведения о наличии свободных мест. «Только называются сведениями, — сказал наутро Шалимов, — а в Кашире и не выходит никто…»
![Леонид Словин - Астраханский вокзал [сборник]](/uploads/posts/books/242731/242731.jpg)
