Евгений Аллард - Найти бесогона
– Между мной и Григорием только сейчас образовалась стойкая духовная связь. И я смогу, ну как бы перевоплотиться в него. На время сеанса.
– Если этот экстрасенс может вызывать призраков с помощью аппаратуры, почему ты веришь, что это настоящий призрак Гриши, а не очередные происки колдуна?
– Он мог, конечно, вызывать призрак. Но, когда ты хотела покончить с собой, Кастильский этого никак не мог знать. И вызвать ко мне призрак Северцева, который бы предупредил об этом, не мог! Пойми.
– Олег, лучше бы ты к нему не ходил больше. Думаю, он опасен.
– Если бы я старался избегать опасностей, то никуда бы никогда не ездил и ни строчки бы не написал, – в сердцах бросил я.
– Прости. Я беспокоюсь за тебя. Больше ничего.
Она помолчала, пригубила из бокала сока и осторожно спросила:
– Ты не передумал?
– О чём ты?
– О наших отношениях, дорогой.
– А почему я должен передумать? Я всё решил. Это ты сомневаешься. И понимаю, почему.
– Он к тебе очень хорошо стал относиться, – задумчиво проговорила она. – Рвётся с тобой фильм снять. Видит в тебе отражение самого себя, только молодого. Ты прекрасно вписался в группу, точно следуешь его указаниям. Он давно искал такого актёра, как ты.
– И что? – слова Миланы почему-то начали действовать на нервы. – Я так много потеряю, если уведу у него жену?
– Ты должен это осознавать…
– Милана Алексеевна! – свет из окон загородила широкая фигура. – Подпишите, пожалуйста. Рядом возвышался шкафообразный парень с растрёпанными светлыми волосами и глупейшей улыбкой во весь щербатый рот. Я поморщился, на языке завертелось: «Отвали». Милана приветливо, но совершенно нейтрально улыбнулась, лихим росчерком поставила на протянутом клочке бумаги автограф, не имеющий ничего общего с её реальной подписью.
– Я ваш фанат, видел все ваши фильмы! – продолжал возбуждённо орать бугай. – По много раз. А «Золотые струны» – мой самый любимый.
Совсем недавно я тоже был лишь поклонником Миланы, смотревшим на неё с обожанием издалека. Поменяет ли она тысячи своих поклонников на одного?
– Ты ревнуешь? – хитро сощурившись, спросила Милана, когда парень, наконец, исчез. – Не переживай. Я выйду за тебя, буду дома сидеть, и меня быстро забудут. Поклонники растают, как дым сигарет.
В последней фразе я услышал насмешку, а не сожаление. Почему я, идиот этакий, поверил, что она уйдёт от Верхоланцева?!
– Пойдём, а то нас уже группа заждалась, – сказал я хмуро, вставая. – Игорь Евгеньевич будет сильно расстроен из-за нашего отсутствия.
– Олег, прошу тебя, будь с ним повежливей, – предупредила Милана быстро. – В последнее время он злой, как чёрт. Постоянно капризничает, что-то требует от Розенштейна. Орёт, дверьми хлопает, всех утомил до ужаса.
Уже издалека я увидел Мельгунова, ерзающего на заднем сиденье из белой кожи шикарного ретро-кабриолета, который мы обсуждали с Верхоланцевм. И подумал, что у премьера разыгрался геморрой, поэтому он никак не мог найти подходящее местечко для своей бесценной задницы. Рядом восседал «сердешный» друг Ромочка, которого никак в кадре быть не могло. Поодаль я заметил Кирилла с Верхоланцева, которые с одинаково хмурыми лицами наблюдали за приготовлениями мегазвезды.
– Ну что, все в сборе! Можно начинать, – потирая пухлые ручонки, протянул удовлетворённо Розенштейн. – Роман Геннадьевич, я вас попрошу покинуть площадку, – добавил он, расплывшись в елейной улыбке, подобострастно распахнул заднюю дверь.
Рома с достоинством слез с белоснежного кожаного сиденья и направился к трейлеру. Я подошёл к машине, устроился за рулём, бросив мимолётный взгляд на Мельгунова, поглощённого суперсложным занятием – подкладыванием подушки под собственную задницу.
– Олег, не волнуйся, – услышал я голос Верхоланцева, который, несмотря на хромоту, быстро и незаметно возник рядом. – Все равно мы сейчас будем только Мельгунова снимать крупным планом, а потом, если что, тебя переснимем. Любую отсебятину неси – не страшно.
Я кивнул, заметив, что «глаз» камеры смотрит только на заднее сиденье, где сидит премьер. Зачем ему понадобилось сниматься вместе со мной в этой сцене, я не мог понять.
– Мотор! Начали! – крикнул Верхоланцев.
Лиля подбежала к машине, стукнула хлопушкой и быстро пробормотала номер кадра, Мельгунов аккуратно сел на заранее приготовленную подушку.
– Винченто, зачем ты хотел меня видеть? – произнёс я свою реплику.
– Ты опять начал нас преследовать! – озлобленно воскликнул Мельгунов.
– Преследовать? Дева Мария! С чего ты взял?!
Мельгунов резко подался вперёд, почти оказавшись вровень со мной и прошипел:
– Я постоянно вижу тебя в зале, когда выступает Белла. Пытаешься вновь наладить отношения? И на что ты надеешься?
Криво усмехнувшись, я повернулся к нему и произнёс:
– Винченто, клуб теперь принадлежит мне. Я могу там находиться, когда мне заблагорассудиться. Понял? Не знал об этом? Я выкупил его за долги.
– Да, Белла мне сказала, – откинувшись на сиденье, произнёс Мельгунов хмуро. – Но все равно, это не даёт тебе право…
– Ты, непризнанный гений, заткнись и слушай – я владелец клуба! Если захочу, выкину тебя вон. Терплю тебя только из-за Изабеллы, – кажется, слово «гений» мне удалось произнести с самой ядовитой насмешкой, на какую был способен.
Мельгунов скуксился и меланхолично проговорил:
– Хорошо, я предлагаю тебе сделку. Я получил контракт на мировое турне. На год. Когда вернусь, буду богат, как Крез. Богаче тебя раз в сто. И это будут честные деньги!
– Вот когда вернёшься, тогда и поговорим.
– Соглашайся на сделку, – раздался, будто шедший из глубины сознания зычный голос. – Соглашайся, или больше никогда не увидишь Милану живой.
Я резко обернулся к Мельгунову, по коже побежали мурашки – за спиной мегазвезды возвышалось нечто отвратительное, бесформенное, с горящими глазами, в которых я увидел бездну, где на самом дне лежали кучи растерзанных, окровавленных тел. В нос ударил отвратительный смрад из горящей серы, разлагающейся человеческой плоти и едкого дыма. Отчётливо увидел пожелтевший пергаментный свиток, на котором неразборчивой вязью шли убористые значки, интуитивно встряхнул головой, видение исчезло. Мельгунов протягивал обычный белый лист бумаги со стилизованной гербовой печатью.
– Я предлагаю тебе сделку, – прозвучал его совершенно обычный, ничем не пугающий голос. – Я выкупаю с процентами клуб, но с отсрочкой на год. Через год возвращаю все тебе сполна,
– Я никогда не соглашусь на это, – отчеканил я. – Никогда! И ты ничего не сможешь сделать!
– Стоп! – я вздрогнул от визга. – Мерзкая скотина, гнусное отродье, что за х… ню несёшь! Мы же договорились, снимаем с одного дубля! Убью, сволочь, кадр испортил!
Рядом оказался мгновенно побагровевший от злости Розенштейн, похожий на разъярённого павиана с красной задницей, которая переместилась на лысину. Несмотря на гнетущее впечатление от встречи с посланцем Ада, его прыжки рассмешили до такой степени, что захотелось расхохотаться.
– Успокойся, Давид, – к нам подошёл Верхоланцев. – Это я попросил Верстовского импровизировать. Все получилось именно так, как нужно. Все в порядке.
– Все равно, пусть следует сценарию, – уже немного успокоившись, хмуро пробормотал Розенштейн. – Он должен согласиться на эту сделку, иначе это нарушит дальнейший ход событий, – проворчал он.
Верхоланцев подёргал себя за усы, и миролюбиво проговорил:
– Послушай, Давид, получается неубедительно. На кой хрен Франко соглашаться? Ну, сам подумай?
– Что ты предлагаешь? – бросив взгляд на часы, пробурчал Розенштейн. – Прямо здесь изменить сценарий?
– Нет, я предлагаю оставить сцену, как есть. И отправить в печать.
– Нет, он должен согласиться, – вдруг подал голос Мельгунов. – У меня есть кое-какие соображения.
Он достал из кармана сложенный листок бумаги и подал Розенштейну. Тот аккуратно развернул, пробежал глазами и радостно воскликнул:
– Вот то, что надо! Игорь Евгеньевич, вы – гений! Настоящий гений! Каково? – подавая Верхоланцеву, добавил он с довольным видом.
Взглянув мельком на текст, главреж мрачно проговорил:
– Кажется, Игорь Евгеньевич опаздывает на спектакль. А нам придётся репетировать несколько раз.
– Мне репетировать не надо, – Мельгунов надменно задрал нос.
– Правильно! А как сыграет Верстовский, не имеет никакого значения! – добавил быстро Розенштейн.
Я привык, что продюсер унижает меня, издевается и оскорбляет. На этот раз вместе со мной опустили ниже плинтуса и Верхоланцева. Я ждал, что главреж разразится семиэтажным матом и пошлёт всех в задницу. Но он помрачнел и через паузу устало буркнул:
– Делайте, что хотите.
