Наталья Борохова - Визитная карточка хищницы
– Лисицын! – ахнула Лиза.
Так, значит, неспроста он навестил ее на днях. Вовсе не чистое и светлое чувство к нему вернулось, и тем более не сожаление и сострадание к ее семье привели его в дом, где когда-то для него были открыты все двери. Ему что-то было нужно. Дневник отца. Только зачем? Какая в нем для него польза?
– Он попросил меня найти эту тетрадку, – бубнил Денис. – Предупреждал только, что это настоящий мужской секрет. И бабам, то есть тебе и маме, говорить об этом не стоит. Он даже деньги обещал.
– Много?
– Пятьсот рублей, – многозначительно произнес Денис.
– Что ж, Иисуса предали за тридцать сребреников, а ты родного папу – за пятьсот «деревянных».
– Но я же не знал! – завопил брат. – Просто у меня давно не было карманных денег, и я подумал…
Что верно, то верно. При жизни отец всегда заботился о том, чтобы каждый из детей получал средства на текущие расходы. Герман Андреевич полагал, что нужно учиться распоряжаться деньгами с детства. Он не мучил Лизу и Дениса жестким контролем, но придерживался определенного распорядка. Промотал всю сумму за выходные – твоя проблема. Раньше положенного срока не получишь ни копейки. Но это было так давно. А теперь даже работающей Елизавете приходилось по нескольку раз перетряхивать сумку в надежде, что несколько рублей все же закатились под подкладку. А что говорить про Дениса?
– Ладно, герой, – потрепала брата по волосам Елизавета. – В следующий раз не давай себя обмануть.
Предложение о работе, визит Лисицына и эти поиски папиного дневника – это все звенья одной цепи. Кто-то умело манипулирует Семеном Иосифовичем, Антоном, Максом. Но вот только кто?
Похоже, заснуть быстро ей сегодня не удастся. Масса загадок, а вот с отгадками плоховато.
Лиза прошла в ванную и включила теплый душ.
Грановский был в приподнятом настроении. Недавнее беспокойство, виновницей которого явилась Елизавета Дубровская, чудесным образом прошло, и фортуна снова решила показать заслуженному адвокату свой светлый лик. «Все хорошо, что хорошо кончается», – думал Грановский, крутя педали велотренажера в своем офисе. Он взглянул на часы. Оставалось совсем не много времени до прихода Голицыной. Возможно, это будет их последняя встреча, перед тем как суд удалится в совещательную комнату для вынесения приговора. Затем последует решение суда. Каким оно будет, Грановский уже не сомневался. Радость от хорошо проделанной работы несколько омрачало предстоящее прощание с Ольгой. Что ни говори, но эта женщина сумела затронуть какие-то сокровенные струны его души. И дело, пожалуй, не в ее красоте. Красавиц Грановский повидал на своем веку немало. Он долго бился над этим вопросом и не мог решить, чем конкретно «взяла» его эта женщина. Возможно, исходящее от нее чувство опасности так возбуждало его кровь. Или ее манера поведения, внешняя холодность, а под ней – бешеная необузданность страсти. Но так или иначе, она зацепила его так крепко, что Семен Иосифович вынужден был признать: он готов расшибиться для нее в лепешку, лишь бы увидеть признательность в ее ореховых глазах. Он считал себя знатоком женщин, но Ольга казалась ему бесконечной загадкой. Положение усугублялось тем, что она принадлежала Суворову, и Грановский ни за что на свете не решился бы открыть ей свои чувства.
Нужно было поторопиться. Ольга могла прийти с минуты на минуту, а Семен Иосифович хотел выглядеть перед ней безукоризненно. Он принял душ, побрызгался любимой туалетной водой. Из одежды он выбрал легкие светлые брюки и джемпер приятного бежевого тона, чтобы придать их встрече оттенок неофициальности.
На этот раз Ольга явилась вовремя. Напряжение последних дней уже покинуло ее, и она была непривычно спокойна и сдержанна. Наслаждаясь атмосферой умиротворенности, они тихо беседовали.
– Дубровская деморализована, – говорил Грановский. – Так что оставим в покое этот ее дневник. Готов поспорить, что она даже не предполагает, как его можно использовать.
– Все-таки неплохо было бы его заполучить. Но увы! Придурок Лисицын понадеялся на малолетнего оболтуса-брата, и ничего из этого не вышло. Но бог с ними. Я тоже надеюсь, что все обойдется. Процесс идет к концу. Ведь так?
– Завтра последний день судебного следствия, и мне бы хотелось поставить в этом деле яркую точку, – признался Грановский.
– Каким образом?
– Вызвать для допроса вас.
– Меня? Не думаю, что это хорошая идея. Что я могу рассказать нового? – Ольга беспокойно взглянула на адвоката.
– От вас многого и не потребуется, – поспешил успокоить ее Грановский. – Вы охарактеризуете Суворова как личность. Видите ли, на окончательное решение суда часто влияет субъективное представление о подсудимом как о человеке. Александр разведен, в прежней семье у него остался ребенок. Боюсь, это не добавляет привлекательности его образу. Вы же как любящая женщина можете поведать суду о ваших взаимных чувствах, общих планах и прочем, о чем сочтете нужным упомянуть. Глядишь, судье будет приятней решать вопрос об оправдании Александра. Горин – мужчина, и слова молодой привлекательной женщины он не оставит без внимания.
– Ну что же! Я не против, – улыбнулась Ольга. – Надеюсь, это будет не страшно!
– Вот это я могу вам гарантировать!
Грановский был совершенно уверен в том, что все произойдет так, как и должно было произойти.
Елизавета лежала в темноте. Ей не спалось. Завтра заканчивалось судебное следствие, а с ним и все ее надежды на то, что справедливость будет восстановлена. Тишину квартиры разорвал телефонный звонок. Елизавета не любила ночных звонков. Они несли с собой тревогу, беспокойство и возможную беду. Она взяла трубку:
– Слушаю!
– Лиза, это я. Узнала?
Конечно же, это был Лесин. Она бы узнала его голос из миллиона. Сердце опять забилось в надежде. Она не решилась назвать его по имени:
– Ты где?
– Извини меня, но я не могу тебе ответить. Прости меня и пойми… Я не появлюсь в суде. Я не могу рисковать жизнью, которая мне досталась такой ценой… даже если это жизнь призрака.
– Я понимаю, – попыталась сохранить самообладание Елизавета.
– Прощай! – Трубка замолчала.
Елизавета вернулась в постель. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной: «Вот и конец! Утешает одно: теперь все ясно и чудес ждать неоткуда».
На следующий день Дубровская проснулась в отвратительном настроении и с головной болью. Бессонная ночь не прошла даром. Нехотя она потащилась в ванную, чтобы привести себя хотя бы в относительный порядок. Из зеркала на нее глянуло угрюмое, осунувшееся лицо с выразительными мешками под глазами. Она поплескалась в прохладной воде, но красивее от этого не стала. Замазав синяки под глазами маскирующим кремом, она пренебрегла другой косметикой. Яркая помада и тени только бы подчеркнули ее изможденный вид.
«Теперь я выгляжу как привидение. Надеюсь, Суворов, увидев меня, упадет в обморок и умрет от разрыва сердца!»
Шутки шутками, но впереди был длинный утомительный день, и хорошо бы ей быть во всеоружии. Но Дубровской страшно хотелось спать. Она подпалила утюгом любимую блузку и, рассылая проклятия в адрес своей несобранности, схватила первый попавшийся костюм, главным достоинством которого было то, что он не нуждался в глажке. С трудом отыскав в сумочке ключи от квартиры, она с неудовольствием заметила, что неплохо бы ей навести там порядок. Помада, расческа, какие-то бумаги, московская фотография и еще целая пачка снимков, видеокассета, которую нужно было вернуть, – все это смешалось в хаотичном беспорядке. Но время поджимало. Отметив перед зеркалом несоответствие строгого делового костюма и неуместной сумочки-рюкзачка, она удивилась своему равнодушию.
Ей неприятно было идти в изолятор. Там она увидит предателя Антона, хитрюгу Грановского, шайку Суворова и своего подзащитного Зверева. Странное дело, но безмятежность и тоска, воцарившиеся в ее душе, несколько притупили ее ненависть к полоумному Ивану. Он не вызывал у нее желания мстить, поскольку жизнь его уже сурово покарала, и вне зависимости от того, как закончится дело, он все равно будет наказан. Жаль, что этой участи избежит Суворов. Но, видно, здесь ничего поделать нельзя.
– Можно тебя на минутку? – обратилась Елизавета к Козыреву.
Антон, видимо, уже был информирован женой о неожиданном визите Дубровской. Она не назвала Козыревой свое имя, но по описанию нетрудно было догадаться, о ком идет речь.
Они отошли от группки беседующих в коридоре изолятора адвокатов. Антон выглядел потерянным. Его внешний лоск будто бы стерся, привычная веселость уступила место мрачной задумчивости. Он постарел на несколько лет и не производил впечатления прежнего бесшабашного паренька, без умолку рассказывающего анекдоты.
– Как ты мог, Антон? – только и сказала Елизавета.
– Так вышло… Послушай, может, сходим куда-нибудь после работы, я постараюсь тебе все объяснить. Мне столько тебе нужно сказать…
