Анатолий Вилинович - Тайны Гестапо
– О, она прекрасна!
Произнеся эти слова, Ферро Джульяни торопливо достал кожаный бумажник и извлек оттуда фотографию девушки.
– Клавдия, – нежно произнес он и протянул фото Ольге.
Иванцова посмотрела на снимок и лицо ее тут же стало серьезным, в голове пронеслась мысль: «Где я ее видела? Какие знакомые глаза!..»
С фотографии на нее смотрела девушка примерно ее возраста, с миловидным лицом и затаенной грустью в глазах. «Где я ее видела?» – опять спросила себя Иванцова и, чтобы оправдать свое такое долгое разглядывание фотографии, восхищенно сказала:
– Красивая! Вы правы, господин капитан, мадонна…
В это время вошел Паркета и извинился, что задержался по служебным делам.
– Господин гауптпггурмфюрер, вы посмотрите, какая настоящая мадонна у нашего итальянского союзника! – с восхищением произнесла Ольга.
– Разрешите, – протянул руку Андрей за снимком.
– О, да, конечно, – подал ему фотографию итальянец.
– Правда, она восхитительна, господин гауптштурмфюрер? – спросила Ольга. – Мне почему-то показалось, что она напоминает девушку, которую мы вде-то встречали…
Андрей понял, что Ольга об этом сказала ему неспроста, и стал внимательно рассматривать лицо незнакомки.
– Да, красивая девушка, Ферро Джульяни, – взглянул Паркета вопросительно на Ольгу. – Красивая, но мне ее лицо не знакомо, – возвратил он фото итальянцу. – Так вас отвезти к ней, Ферро?
– О, премного буду благодарен, Ганс, хотя здесь не очень далеко, – начал одеваться хозяин.
Все трое вышли из дома и направились к машине. Гейнц услужливо распахнул дверцу перед капитаном.
Когда Джульяни с Гейнцем уехали, разведчики, оставшись втроем, медленно пошли к дому.
– Мне очень знакомо это лицо на фотографии, но где я ее видела, вспомнить не могу. А ты, Андрей? – спросила Ольга.
– Нет, она мне не знакома, Оля, это точно. Значит, ты ее видела сама или до встречи со мной. А может, просто похоже.
– Жаль, что фото не видел Павел, – задумчиво произнесла девушка.
– Павел тем более, наверное, не видел, я думаю, – покрутил головой Паркета.
Они вошли к себе и, не раздеваясь, уселись в комнате. Павел с досадой в голосе произнес:
– На кой ляд нам сдался этот итальянец? Столько времени провозились с ним, и что?
– Э-э, не скажи, Павел, не скажи. Уже из первых его рассказов уловили важные сведения. А ведь контакт только начался, дружбу мы продолжим… Тем более, он весьма критически, как мне кажется, настроен к фашизму, войне и союзничеству Муссолини с Гитлером.
Паркета пожал плечами и негромко сказал:
– Пока мы были в гостях у итальянца, Оля, сюда наведался квартальный и уточнил, кто на постое в этом доме, – обвел глазами комнату Андрей. – Не думаю, что это совсем безопасно для нас…
В это время не вошел, а ворвался Гейнц и взволнованно сообщил, что когда итальянец выходил из машины, то неожиданно сказал: «Твой гауптштурмфюрер скверно говорит по-немецки, но если я могу что-либо для вас сделать, то можете рассчитывать на меня».
– А когда я развернулся и ехал обратно, – продолжил свой рассказ Гейнц, то увидел, как к дому, куда вошел итальянец, подкатила машина. Из нее выскочили гестаповцы и бросились к этому дому…
– Вляпались! – тут же встал Павел и заходил по комнате. – Я же говорил…
– А я говорила и говорю, – приподнялась Ольга, – что надо учиться и учиться разговаривать по-немецки!
– Но мы и сейчас говорим по-немецки, Оля, – негромко попытался защититься Паркета.
– Говорим, но как? Даже итальянец уловил фальшь!
– Да потому, что он учил наш язык, знает все диалекты, вот и уловил, – возразил Гейнц.
– А тебе, Гейнц, откуда известно, что он изучал диалекты?
Оказалось, что между ним и итальянцем по дороге произошел такой разговор:
«… – А вы, ефрейтор, из каких немцев?
– Из настоящих немцев, господин капитан. Но если вы имеете в виду, из какого я города, то я – из Колбенца.
– Вот видите, ефрейтор, я не ошибся, думая то же самое. А вот гауптштурмфюрер…
– Что гауптштурмфюрер, господин капитан?
– Господин гауптштурмфюрер разговаривает на очень странном диалекте, который мне совсем незнаком, ефрейтор. К тому же, он говорит сдержано, короткими фразами, скорее вопросами, как будто подыскивает нужные слова.
– Осмелюсь доложить, господин капитан, что это у господина гауптштурмфюрера после контузии. Одно время он совсем не разговаривал. И потом… господин гауптштурмфюрер из прибалтийских немцев, из Кенигсберга…
– Возможно… – сказал Джульяни и показал дом, возле которого надлежало остановиться».
Когда Гейнц закончил свой подробный рассказ о разговоре с итальянцем, Павел заявил:
– Оставаться здесь рискованно, надо сматываться.
Решили не теряя времени покинуть этот дом, несмотря на ночь за окном.
Но выезжать из города ночью было бы подозрительно для поста фельджандармерии. И было решено переночевать в каком-нибудь частном доме.
Миновав порт и выехав к железнодорожному вокзалу, поехали вдоль недействующей трамвайной линии по Первой Слободке, присматриваясь к темным, казалось, нежилым домам. Уже недалеко от поворота к Рыбачьей гавани они заметили в окне одного из домов сквозь щели внутренних ставень тусклый свет.
Гейнц остановил машину, и Ольга, постучав в первую же дверь, на русском языке попросила пустить на ночлег, пообещав заплатить хозяевам продуктами. Дверь отворилась, и Иванцова с Андреем вошли в дом.
Павел и Гейнц распахнули ворота, поставили «опель» у крыльца дома.
Дом был небольшим. Маленькая прихожая, загроможденная сундуком и вешалкой, вела в кухню с одним окном. Налево из этой же прихожей дверь вела в большую комнату с окнами на улицу. Комнату освещала керосинка, свет которой они и увидели сквозь щели наглухо закрытых ставень.
Хозяин, высокого роста, немного сутуловатый, с лицом восточного типа, и пожилая женщина настороженно смотрели на ночных гостей – немецких офицеров. Но когда те мирно стали располагаться в комнате, а «немка» спросила, уж не стеснят ли они их, те успокоились и ушли на кухню, где, очевидно, спали, так как там было тепло, а здесь прохладно, несмотря на то, что тыльная часть печи выходила в эту большую комнату.
Все четверо вскоре расположились на старых матрацах, которые принес хозяин, и на тех дорожных постельных принадлежностях, которые всегда возил в машине заботливый Гейнц.
На рассвете стали собираться в дорогу, хотя определенного плана у них не было.
Ольга отнесла баночку консервов и около двух десятков таблеток сахарина хозяевам, а из кухни принесла чайник кипятка для кофе.
За завтраком Ольга машинально взглянула на стену, где висели портреты мужчины и женщины в рамке. Задержав на них взгляд, она отметила про себя: «Как в Армавире, в комнате Анисии Григорьевны, где я жила…» И тут же громко вскрикнула:
– Вспомнила! Я вспомнила!
Все удивленно уставились на Ольгу.
– Андрей, девушку на фото итальянца вспомнила! Клавдию!
И Ольга рассказала своим друзьям, кого она видела на фотографии Ферро Джульяни.
Чтобы убедиться в этом окончательно, поехали в фотосалон. Андрей хорошо помнил, что на тыльной стороне фото был оттиснут штамп: «Фотосалон г-на Ковальчука. Мариуполь, Верхмахштрассе».
Фотосалон они нашли без труда, но он был еще закрыт, и им ничего не оставалось, как ждать. Ожидать пришлось недолго. Вскоре пришел маленький, толстый и очень подвижный хозяин фотохудожественного предприятия. Он расшаркался перед «господами немцами» и, узнав что им надо, тут же сообщил:
– Как же, как же, фотографировалась, красивая такая… даже для витрины я хотел… Да, да, с итальянским капитаном приходила…
Он быстро отыскал негатив, и Ольга заказала несколько фото и портрет девушки.
Не прошло и получаса, как Ольга держала в руках увеличенный портрет Клавдии и несколько фотографий меньшего размера.
– Да, это она ^Андрей, – шепнула Иванцова Паркете. – Дочь Анисии Григорьевны, Клава, я не ошиблась…
Заплатив Ковальчуку за работу марками, друзья сели в машину и покатили к порту, еще не зная, как им отыскать «мадонну Клавдию».
– А что ее искать, – удивился Гейнц, – ведь я отвозил итальянца к ней.
Дом, к которому прошлым вечером Гейнц подвозил Джульяни, был одноэтажный, но большой, с массивными парадными дверьми и крыльцом с ажурными металлическими перилами. Несколько раз проехали мимо него и, не заметив ничего подозрительного, остановились. Паркета и Иванцова направились к дому. Однако он оказался запертым и пустым. На стук никто не отвечал. Они обошли вокруг дома, но никого и ничего не нашли. Посоветовавшись, решили ехать к итальянскому офицеру.
Дверь им открыл тот же матрос-кок. Он был в белоснежной куртке и таком же колпаке на голове. Матрос залепетал по-своему, показывая рукой, что дома капитана нет и указал вниз, в сторону порта.
