Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем
Слова Киры мгновенно прогнали сон, я подскочила с кровати и спросила:
– Но как же так – мы видели и личное дело Вулка, и заключение о его смерти, и могилу, в конце концов!
Профессор рассмеялась:
– Соглашусь с вами, Даночка, они и о реквизите позаботились! И потрудились не только над тем, чтобы документы выглядели как подлинные, но даже могилу Вулку создали. Пока директор водил нас по музею, его верная Агнесса сляпала свидетельство о захоронении, которое нам презентовали. Вы не обратили внимания на то, что справка, которой якобы более двадцати лет, напечатана не на машинке, а на лазерном принтере – и какие же лазерные принтеры могли быть в провинциальной тюрьме в 1985 году?
– Значит, вы думаете, что Климович жив? – спросила я, ежась, – мысль о том, что злобный маньяк избежал наказания, пугала меня.
– Даночка, – пропела Кира, – я не позволю обвести себя вокруг пальца! Вы зевали в тюремном музее, а я внимательно осмотрела экспонаты. Там, например, имеется фотография, сделанная 31 декабря 1985 года – начальство и охранники встречают Новый год. И кого, как вы думаете, я там увидела? Нашего любезного директора Раппорта, который, по его собственным словам, в те дни валялся дома с ангиной. А на фото он – цветущий и здоровый и с бутылкой шампанского! Он придумал отговорку, чтобы не беседовать с нами о якобы расстреле Вулка.
– Согласна, что слова директора вызывают сомнения, но ведь он мог специально приехать в тюрьму на Новый год, несмотря даже на ангину, – предположила я.
– Мог, – подтвердила Кира, – однако почему он об этом умолчал, упорно создавая впечатление, что, когда казнили Климовича, он отсутствовал? Думаю, никакой ангины не было и в помине!
Я задумалась: Кира права – если директор соврал нам в такой мелочи, то кто гарантирует, что он в остальном говорил правду?
– Даночка, вы помните номер, который был присвоен могиле Вулка? – спросила Кира. Я созналась, что не обратила на это внимания.
– Я так и знала, поэтому прихватила с собой это, – профессор извлекла из кармана жакета сложенный вчетверо лист бумаги.
Я развернула его и ахнула – это было заключение о смерти Вулка, которое директор демонстрировал нам в столовой.
– Вы его украли? – выдохнула я. – Но, Кира Артемьевна, когда директор обнаружит, что его не хватает, то он…
– Будет молчать! – заключила Компанеец. – Ничего другого ему не остается – если он поднимет скандал, это привлечет ненужный интерес к тюрьме и некоторым событиям, которые имели место в декабре 1985 года. А этого Раппорт стремится непременно избежать. Взгляните на номер: 12-СВ-44. А знаете, какой номер был указан на могиле, в которой лежит, по утверждению директора, Вулк? 17-СВ-59! У Агнессы не было времени, чтобы узнать точный номер, ей наверняка было приказано «найти в архиве» эту бумажку, то есть напечатать ее и снабдить подписями и печатями за то время, пока Раппорт демонстрировал нам свою епархию. Я не могла поверить своим глазам, Даночка, когда увидела это.
– И вы думаете… – произнесла я со страхом.
Кира победоносно провозгласила:
– Я думаю, что Вулк жив! Это единственно возможное объяснение, Даночка! Он жив и снова убивает!
Кира уселась на кровать и схватила телефонный справочник с журнального столика. Она явно искала в нем что-то.
– Хочу проверить заявление господина директора. По его словам, все, кто служил в то время в тюрьме, кроме него самого, умерли. Так ли это?
– Но, Кира Артемьевна, сейчас половина десятого! – возмутилась я.
Профессорша отмахнулась:
– Значит, я могу быть уверена, что те, кого я разыскиваю, если они живы, сидят дома. Итак, начнем с бывшего директора. Его фамилия, как и фамилии прочих ответственных лиц, указаны в заключении о смерти.
Несколько звонков, и Кира поняла, что Богдан Раппорт не обманывал, – и экс-директор, и врач, и начальник охраны покинули сей мир. Кира, приуныв, набрала последний номер – человека, носившего такую же фамилию, как и бывший палач. Трубку долго никто не брал, и в тот момент, когда профессор хотела сдаться и признать поражение, раздался старческий голос: «Слушаю!»
Кира встрепенулась и сделала мне знак рукой, чтобы я не шумела. Я подбежала к телефону и приложила ухо к трубке, желая услышать, что же скажет нам последний кандидат.
– Господин Клопперс? – мило произнесла Компанеец.
– Он самый! – натужно кашляя, ответил невидимый собеседник. – Какого черта вы мне звоните? Опять будете впаривать пылесос или страховку? Я уже сказал вам, что не нужно мне ни то ни другое – я скоро откину копыта!
– Господин Клопперс, меня зовут Кира Компанеец, я – профессор Института судебной психиатрии имени Фрейда, – заявила в великом волнении Кира. – Чрезвычайно рада слышать вас, ибо директор Раппорт уверял меня, что вы скончались несколько лет назад.
Трубка закашляла, и только через несколько мгновений я поняла, что это старческий смех.
– Эта подлая гадина хотела бы видеть меня в могиле, но пока еще я не доставил ему такого удовольствия! – ответил Клопперс. – А что вам надо, профессор?
– Я… мы… интересуемся обстоятельствами смерти Вулка Климовича, – пояснила Кира. – Вернее, у нас имеются серьезные подозрения в том, что этой смерти не было! А так как вы приводили в исполнение смертные приговоры, я хотела бы узнать…
В трубке долго молчали, затем Клопперс изрек:
– Ну ты даешь, профессорша! Ты – единственная, кто допер до того, что Вулк жив! Не думал я, что кто-нибудь позвонит мне в десять вечера и так запросто затронет эту тему. Приходи ко мне завтра с утреца, побеседуем. Надеюсь, я еще не сверну ласты!
Мне стоило больших усилий убедить ее подождать до утра, хотя, сознаюсь, самой не терпелось познакомиться с бывшим палачом. Так как старик не назвал точного времени, когда мы можем навестить его, Кира разбудила меня в половине седьмого со словами: «Я вас жду!»
Из гостиницы мы вышли в начале восьмого. Чтобы не плутать по улицам городка, мы взяли такси и назвали адрес Бронислава Клопперса. Минут через пятнадцать автомобиль затормозил около кособокого дома, который окружал высокий металлический забор. Подивившись на это, мы подошли к калитке (таблички с именем не было) и позвонили. Голос из домофона гаркнул: «Это ты, профессорша?»
Кира подтвердила, что это она, раздался зуммер, мы толкнули калитку. Сад около дома был в плачевном состоянии – искореженные деревца с почерневшими листьями, жухлая трава по пояс, несколько повесивших бурые головы подсолнечников. Мы приблизились к крыльцу – прогнившие деревянные ступени трещали, когда мы поднимались по ним. Дверь была приоткрыта, мы вошли в жилище бывшего государственного палача.
Оно, как и сад, производило неприятное впечатление – пыль толстым слоем лежала на разбросанных вещах, грязное белье кучей громоздилось в углу. Похоже, хозяин не убирался в доме последние несколько лет.
– Вот вы где! – послышался хриплый голос.
Я подняла голову и увидела спускающегося со второго этажа по шаткой лестнице старика. Скрюченные пальцы его правой руки впились в перила, в левой он зажал палку из красного дерева.
– Господин Клопперс? – спросила профессор. – Я – Кира Компанеец, мы говорили вчера по телефону. А это – госпожа Дана Драгомирович-Пуатье, она…
– Я знаю, кто ты, – хихикнул старик, подходя ко мне.
У него была яйцевидная голова, прикрытая жидкими седыми волосенками, огромные уши и лиловые губы. Старик был одет в клетчатую фланелевую рубашку и вельветовые штаны с подтяжками. Клопперс с первого взгляда стал мне неприятен.
– Ты та самая болтливая ведущая, которая достает всех несусветными глупостями, – сказал он и зашелся в кашле. Я отпрянула, не желая, чтобы старик наделил меня парой миллиардов микробов из своих легких.
Я привыкла не обижаться на подобные замечания, однако реплика старика показалась мне бестактной. Старче заявил:
– Ну что же, дамы, прошу вас в зал! Там мы сможем поговорить по душам! Давненько, скажу я вам, не навещали меня такие симпатичные бабцы.
Мы двинулись следом за Клопперсом и очутились в большой комнате. В ней царил полумрак – жалюзи на окнах были приспущены, зато на стене горели бра. Как и коридор, она была в ужасно запущенном состоянии – тарелки с позеленевшими объедками, старые газеты, пустые пузырьки, бутылки, книги – все это валялось на полу, на диване и креслах. Телевизор был накрыт салфеткой, на нем возвышался огромный керамический бюст Карла Маркса с отбитым носом. Я брезгливо поморщилась – и куда мы только попали!
Бронислав Клопперс ткнул палкой в сторону дивана и заявил:
– Ну-ка, скиньте вещички на пол и садитесь!
– Судя по всему, вам требуется генеральная уборка, – не выдержала я.
– Если хочешь, можешь приниматься за работу, я выделю тебе тряпку, ведро и швабру, – заявил старик и закашлялся.
Мы с профессоршей переглянулись, и Кира сказала:
– Уважаемый, мы лучше постоим.