Нина Васина - Приданое для Царевны-лягушки
Услышав дорогое имя, Платон вскочил, но тут в глазах стало совсем темно, гул в ушах усилился, и он поплыл в тяжелой и черной, как нефть, воде к слабому свету утопленного солнца где-то далеко-далеко.
Очнувшись от резкого запаха нашатыря, Платон открыл глаза и угодил в отблески света от стекол очков. Отблески его ослепили. Но он обрадовался, что рядом знакомая врач из поликлиники. Сквозь очки ее глаза казались еще больше и грустнее.
- Вы удачно упали - в кресло, - заметила врач. - Сколько видите пальцев? она провела ладонью перед его лицом.
- У меня... У меня есть дочь, - зачем-то сказал Платон. Вероятно, чтобы произнести эту фразу поскорей вслух и начать ее осознавать реально.
- Вот и прекрасно! А то на вас в последнее время столько всего свалилось. Неприятности в таком возрасте лучше переживать с кем-то близким и родным.
- Она... Она спала со своим двоюродным братом.
- Молодежь! - заметила врач, сжав запястье Платона, чтобы послушать пульс.
- С двумя двоюродными братьями, - уточнил Платон, чувствуя, что сейчас расплачется.
- Как? Сразу с двумя? - заинтересовалась врач.
- По очереди, - сказал кто-то невидимый густым голосом.
Платон поднял голову и увидел сидящего в кресле у окна Гимнаста.
- Как вы думаете, если его хватит второй инсульт, он окочурится? - спросил Гимнаст.
- Сердечко частит, - кивнула врач. - Реакции замедленные, но речь внятная.
- Тогда вы тут посидите с нами, чтобы помочь, если что. Я должен ему кое-что рассказать. Кое-что, что его сильно взбудоражит.
- Не надо мне ничего рассказывать! - слабым голосом воспротивился Платон. - Хватит уже, не надо!.. Я знаю, как получаются такие... дочери.
Врач посмотрела на часы.
- Я заплачу за все ваше время, - сказал Гимнаст.
- Да нет, я должна есть каждые два часа. Надо что-нибудь перекусить. Диабет, - грустно усмехнулась врач.
- Лиска! - крикнул Гимнаст. - Сообрази поесть. - И обратился к Платону:
- Алевтина приехала в Москву, когда ей исполнилось семнадцать. Она приехала из детского приюта с новеньким паспортом и специальностью швеи-мотористки.
- Прекрати! Когда же это кончится, почему меня не оставят в покое?! простонал Платон.
- Она искала отца, - безжалостно продолжал Гимнаст. - Мать ее в метрике записала его имя, рассказала, что он был известный спортсмен, вот Алька и явилась в Москву искать звезду советского спорта. Две недели проискала, попала в нехорошую компанию. По первости девочку из детдома в милиции простили, но в байку про отца поверили. Разузнали кое-что. Так мы и встретились. Богуслав сказал, пусть живет пацанка, у него тогда как раз домработница съехала восемьдесят четвертый год, я пил по-черному.
- Минуточку, при чем здесь отец Алевтины и Богуслав? - заинтересовался Платон.
- Так ведь милиция вышла на адрес Славки. А ему поиграться захотелось в благотворительность. Соединить, так сказать, отца и дочь. Вот и привел ее домой.
- Ничего не понимаю, а кто был отец?
- Я отец был, - спокойно заметил Гимнаст. - Славка меня у себя прописал.
- А ты... это самое, ты отвечаешь?..
- За базар? Отвечаю. У меня в молодости баб было - немерено. Бабы слетаются на деньги и славу, как мотыльки на огонь. Бывало, за ночь по три штуки менял. Конечно, я в упор не помнил мать Алевтины, но когда увидел саму девчонку, вспомнил. Есть некоторые отличительные признаки...
- Зов крови, - вступила врач, поедая бутерброд.
- Кровь здесь ни при чем. Она у меня тогда была проспиртована до стадии полной стерильности, - заметил Гимнаст. - Но Алька была очень похожа на мать, а та девочка была незабвенная. И Алька была незабвенная. Я правильно говорю, Платоша - незабвенная?
- Гимнаст, ты что, хочешь сказать, что ты... - просипел Платон.
- Да, я вроде тебе тесть, а ты вроде мне зять. Когда Алевтина сбежала из дома Богуслава, она была беременна. Через девять месяцев, как положено, разродилась. Тебе приказала не говорить ни слова, очень она боялась. А через месяц после родов умерла - горячка.
- Чего боялась?
- Позже объясню. Куда мне было девать такое наследство? Неимущему калеке приживальцу без копейки за душой? Знаешь, что я сделал?
- Ш-што? - в ужасе прошептал Платон.
- Я это наследство в дом ребенка оформил и бросил пить. А в десять лет Василиса потребовала ее забрать из казенного дома. Стала жить самостоятельно.
- Василиса - это?..
- Это я, - отозвалась Илиса.
- У тебя в паспорте записано, что ты Илиса, - пробормотал Платон.
- У меня много паспортов. В загсе был с именем Илиса Квака.
- Это она так мою фамилию исковеркала себе на потеху, - ласково улыбнулся Гимнаст.
- Твою? - не понимает Платон.
- Я Квакшин. Стыдно, Платоша, не помнить фамилию человека, который золото на Олимпиаде брал и который с тобой уже столько лет живет. Теперь я могу с чистой душой отчитаться за все твои деньги, присвоенные мною. Ни копеечки даром не потрачено. Василиска оказалась умной и работящей. К четырнадцати годам уже окончила школу экстерном, начала сама зарабатывать. А теперь, любезная, пощупайте его пульс, - попросил Гимнаст врача.
- Не надо мне ничего щупать! - возмутился Платон, трясясь, как в лихорадке.
- И пощупаем, и сердечко послушаем, и укольчик сделаем успокоительный, встала врач.
- Почему ты позволил ей выйти замуж за Федора? Он же ей братом приходился?
- А она захотела быть Омоловой. Буду, говорит, Омоловой, и все дела! развел руками Гимнаст.
- Не спрашивай его, дед мне не указ, - сказала Илиса.
- Господи!.. - дед... - не может поверить Платон. - Что же мы теперь будем делать?..
- Жить будем, Платоша. Жить и радоваться, - успокаивающим тоном заметил Гимнаст.
- Да чему тут радоваться? Одно горе кругом...
- Заботы у тебя, Платон Матвеевич. Завтра нужно ехать в суд на слушание дела Авроры. Я надеюсь, ее выпустят. Ты ей расскажешь о Веньке и о бабе этой бешеной, которая его утопила.
- Нет! - замотал головой Платон.
- Ладно, пусть адвокат расскажет. За такие деньги можно иногда и морду дорогую под синяк подставить.
- Да зачем ей это рассказывать? - застыв, Платон покосился на иглу, которая входила в руку.
- Да затем, Платоша, что, во-первых, она и так когда-то узнает, а во-вторых - чем раньше, тем лучше. Аврора одна найдет эту монашенку. Никто кроме нее не найдет.
- Как это - найдет? - не понимает Платон. - А если она утонула?
- Такие, Платоша, не тонут, уж ты мне поверь. Таким Невскую Губу переплыть - как прогуляться. Вот тебе, любезная, за твои труды и понимание, - Гимнаст протянул деньги врачу, провожая. - Ты особого внимания не придавай тому, что здесь услышала.
- У всех свои болячки, - вздохнула та. - А к болячкам я отношусь, как велит заповедь врача.
- И правильно. Молчание в таком деле никогда не навредит.
Вернувшись, он кивнул Илисе. Та, ничего не спрашивая, принесла бутылку вина и бокалы. Платон пить отказался. Он жадно следил за каждым движением девочки, отмечая знакомые жесты.
- А теперь, Платоша, раз ты оказался здоровьем крепок и на нервы спокоен, я тебе расскажу, чего боялась Алевтина. Подставил я ее, Платоша. Я во всем виноват. Грех на мне большой.
- Я не хочу больше слышать слово "грех", - закрыл глаза Платон. - Меня от него мутит.
- А ты ляг на кровать, Платоша.
- Это чтобы я от твоих откровений не упал в обмороке на пол? - усмехнулся Платон.
- Это чтобы ты заснул через полчаса, и нам с Василиской не пришлось тебя тащить на кровать. Вот и молодец. Василиска, подложи ему побольше подушек, чтобы он нас видел, не напрягая шею. Прижал меня один человек из твоей Конторы, Платоша. Так прижал - не продохнуть. Был бы одинок, плюнул бы ему в морду розовую. Но я уже узнал о дочке, уже сердце в капкан сунул, вот и попался.
- Птах знал, что Алевтина - твоя дочь?! - сел Платон.
- Нет. Этого он не знал. У Славки свои связи были в милиции, ему по дружбе позвонили, что детдомовская девчонка ищет папу, а папа получается прописан по адресу его квартиры. Нет... Этого Птах не знал, иначе не слез бы с меня потом. Птах тогда был Цапель. И я ему иногда стучал по мелочам, а он сжег папочку по моим старым делам, что я накуролесил, когда пьянствовать начал после травмы. Он знал только, что в доме Славки появилась очередная домработница - совсем девчонка. И приказал мне тебя подсадить, Платоша.
- Меня?
- Тебя. Он сказал, что ты такую не пропустишь. Ты и не пропустил. А я на тебя за это сильно разозлился. Ты когда Альку первый раз посадил к себе на колени, я чуть башку твою не проломил графином. Вот я тебя, Платоша, от такого родственного помутнения в голове и подсадил на крючок. Я фотографии сделал, когда вы вместе были. И отдал их Цапелю. Не знаю, как об этом пронюхал Богуслав, но уже черед две недели после такого моего поступка он позвал Алевтину и все ей высказал. Все, что он думает о подставных шлюхах, которые проникают в дом приличного человека, соблазняют и снимают его камерой в интимные моменты близости. А потом относят фотографии в органы и заявляют о совращении малолетней. Он дал ей два часа на сборы. Алька кинулась ко мне. Я проклял себя в тот момент, но нужно было действовать. И так действовать, чтобы ни Славка, ни Цапель ее не нашли, пока все не утрясется.
