Леонид Словин - Жалость унижает ментов и бандитов
«Вот и думай, как тут быть!»
— Все! Тормози!
«МО-14562» круто вильнул к тротуару.
Игумнов и Карпец вылетели с двух сторон.
— Милиция!
Несмотря на запрет, Карпец успел для порядка применить пару приемов контактного каратэ.
Мусу повернули лицом к стене Бюро пропусков. Заставили раздвинуть ноги. Ошмонали. Сунули в машину.
«Кто-то обязательно должен быть крайним в этой жизни, Муса…»
МУСАРазговаривали в кабинете Игумнова.
Каталу посадили на стул в средине комнаты. Муса — неохватный в плечах и в талии — расстегнул куртку. Спустившиеся полы прикрыли огромные, как столбы, ляжки.
Муса теперь интересовал не только как свидетель по делу серийных убийц.
Конец нити к неизвестному охраннику КГБ, стрелявшему на перроне, можно было проследить отсюда.
«От телохранителя Джабарова к самому Джабарову, к гостю с Кипра Романиди, одновременно — к Волоку, который его привез…»
Игумнов начал непосредственно с официальной причины, по которой Муса оказался в отделе.
— Почему ты не являлся по повесткам?
— Я не получал, начальник!
— Их отправляли почтой!
— На фабрику! Но я там не бываю!
Кроме Игумнова и каталы в кабинете находился Качан.
Борька тоже подкинул вопрос:
— А письма?
— Я получаю на Главпочтамте…
— Мы и на Главпочтамт посылали! До востребования… — Старший опер незаметно взглянул на часы.
С минуты на минуту должна была позвонить механик Динка — преданная Веркина наперсница, вызвать в камеру хранения. Это означало, что мать Верки уехала и квартира свободна.
Они встречались все на той же остановке против дома.
— Клянусь, начальник… — фальшиво возмутился Муса.
— Вот постановление о приводе в прокуратуру. Читай… — Игумнов достал бумагу.
Муса читать постановление отказался.
— Я верю, начальник.
— Сейчас поедешь в прокуратуру. На очную ставку. Знаешь, о чем пойдет речь?
— Насчет кольца? — Кольцо одной из убитых женщин от убийцы перешло к кавказу.
— Да. Не испугаешься сказать, как все было?
— Обижаешь, начальник! — Муса уже вставал. — Поехали. Хочешь, начальник… Я приеду после очной ставки. Расскажу, как все было…
Игумнов задержал его. Он надеялся с его помощью узнать кое-что о Джабарове.
— Куда ты спешишь, Муса? Вроде нигде не работаешь…
— Устраиваюсь, начальник.
— А вообще? Что делаешь? Например, сегодня с утра. Во сколько ты поднялся?
— Рано, начальник.
— А лег?
— В три… — Кавказец смутился.
Крутые эти парни при каких-то обстоятельствах, но, как правило, всегда только наедине иногда превращались в доверчивых больших ребят.
— Ночевал дома?
— В гостинице.
— И что делал с утра?
— Ну, съездили на Цветной бульвар, на рынок. Покушали… — Эти всегда только «кушали» — не «ели».
— Потом?
— Поехал на Центральный телеграф. — Муса убрал полы куртки с жирных колен.
— А дальше?
— Что дальше? — Кавказец пожал плечами. — Шел по улице. Там — вы!..
Муса не обмолвился о том, что его задержала милиция в «Аленьком цветочке», а потом он бежал из милицейской машины у Центрального телеграфа.
Не хотел наводить на хозяина кафе.
Игумнов спросил как бы между прочим:
— К Сергею Джабарову заходил?
Муса не удивился тому, что его спросили об «Аленьком цветочке». Повидимому подобное предполагал.
— Нет. Не заходил. — Он мог только догадываться, насколько вокзальные менты в курсе дел его хозяина.
— Когда ты его в последний раз видел?
Муса помялся. Говорить о хозяине для него как телохранителя Джабарова было некорректным и даже опасным.
— Недели четыре…
— Ты видел его в кафе?
Муса припомнил:
— Домой к нему заезжал…
— А что потом?
— Он просил кое-куда съездить. Я поехал.
— Далеко?
— Сначала на Центральный — привезти помидоров…
Муса отыскал взглядом глаза Игумнова — хотел показать, что говорит искренне. Между охотником и дичью на каком-то этапе тоже возможно взаимоуважение.
— А дальше?
— За поехал за паркетчиками. По дороге — в магазин. Заказать фирменных салфеток…
— Что они там, в магазине, изготовляют их?
— Не изготовляют, но…
Каждый шаг чужой преступной инфраструктуры в столице был абсолютно незаконен, связан с мошенничеством, со взятками, рэкетом. Почему или за что магазин обязан был обеспечивать мафиози салфетками…
— Потом?..
— А чего потом? — Муса покрутил головой, похожей на средний величины казан для плова. — Джабаров — сам по себе, а я сам по себе, начальник!
— Ты его еще видел в тот день?
— После этого? Нет.
— Это как же?
— Когда я вернулся, дверь была заперта. Никого в квартире не было.
— И все?
— Все.
— И больше ничего не знаешь?! Где он? Что с ним?
— Нет. Клянусь…
— А если его убили?!
— Мы тоже думали…
Игумнов отнесся к сообщению Мусы как розыскник:
— Ты в тот день ездил на городском транспорте?
— Зачем? На машине.
— Джабарова?
— Да.
— А он на чем уехал?!
— Не знаю. Я сам удивляюсь, начальник…
Игумнов спросил наобум.
— А другое его поручение? Ну это… Знаешь! Насчет строительного вагончика…
Муса напрягся:
— Домика?
— Ну да, времянки…
— А-а… — Он успокоился. — Я не смог найти.
Игумнов явственно почувствовал миг начала гона.
Мафиози исчез, не дождавшись, когда вернется телохранитель с машиной! Что ж он Такси взял?! С другой стороны Волоков — связь Джабарова, он знает, что строительный домик кавказцу больше не нужен…
Его мысльт перебил звонок. Игумнов снял трубку.
Качан индифферентно смотрел за окно. Звонок был по его душу. Динка механик — объявилась раньше времени:
— Автоматическая камера хранения беспокоит, товарищ капитан! Механик Горячкина…
— Чего там у тебя?
— ЧеПе! Пассажир открыл ячейку — а в ней чужие вещи…
Игумнов блеснул металлическим рядом во рту.
— Сейчас старший опер подойдет.
Качан поднялся. Он по-прежнему не смотрел на Игумнова.
— Я пошел.
Игумнов был занят другим.
Итак, Волоков и группа, в которую он входил вместе с неустановленным кагебешником, помимо вссего вела дела с исчезнувшим кавказцем.
Ты уверен в том, что Джабаров не достал вагончик??
— Я-то наверняка бы знал, начальник…
«Волоков сказал Николе: „Проблема снята…“»
Волок, выходит, знал, что строительный вагончик исчезнувшему мафиози больше не понадобится.
Подозрение по поводу судьбы Джабарова возникло у Игумнова еще в кафе — когда он увидел третьи фирменные ключи от квартиры у администратора — у Люськи…
«Были ли у Джабарова четвертые фирменные ключи?»
Игумнов позвонил заместителю. Ими была продумана небольшая оперативная уловка.
— Зайди с хода…
Игумнов вернулся к Мусе.
— Ты ведь прописан все там же? На фабрике?
— Ну!
— И Эдик тоже?
— И Эдик.
Цуканов появился вовремя — Игумнов как раз спросил:
— Переезжать от Анчиполовского не собираешься?
— Куда, начальник?
— На Арбат, к Сергею, пока его нет. За стальную дверь! Квартира большая, места хватит…
— Кто тут говорит насчет стальной двери?!
Цуканов вроде заинтересовался, освободил пуговицу на животе. Недостойное мента безобразное пузо прокатилось между бортами пиджака к коленям.
— Я как раз ищу стальную дверь… Наверное, дорогая штука! А, Муса?!
Кавказец посомневался:
— Почему дорогая?! Нормальная.
— И где их делают? — От Цуканова было невозможно отделаться. Игумнов на это рассчитывал. — Наверное, у черта на куличках?! Или в Центре?
Муса подумал. Джабарову это вроде ничем не угрожало.
— В Центре… На Каляевской.
— Где там?
— Ближе к Садовой.
— Если от Новослободской — справа?..
Цуканов детально все выспросил.
Теперь можно было проверить, какое количество фирменных ключей полагалось вместе с замками.
— Ладно…
Мусу под конвоем во главе все с тем же младшим инспектором Карпецом отправили в прокуратуру.
МЕНТЫ. ИГУМНОВ.В предбаннике у кабинета Картузова не было никого, кроме начальницы канцелярии.
Увидев входящего Игумнова, старая дева проворно сиганула к корзинке для бумаг, плюхнула ее сверху на барьер. Корзинка словно стояла тут с того самого дня, когда Игумнов ее здесь поставил.
Потом Ключница метнулась назад, к столу, как ни в чем не бывало, занялась регистрационным журналом.
Демарш был продуман заранее.
В противовес запланированной обструкции Игумновым для главы канцелярии была припасена откровенная лесть и реквизированная гвоздика из дежурной части.
