Леонид Словин - Жалость унижает ментов и бандитов
— Наверху, думаю.
За старой дверью, в узкой передней была еще дверь. Волок постучал.
— Милиция…
Никто не ответил.
Боковая дверь вела на общую кухню, оклеенную обоями, с несколькими столиками. Тут было пусто. Где-то за стеной работал приемник.
— Стучи еще…
Дверь наконец открыли.
На пороге стоял верзила мужик. Он был семейных трусах, в широкой майке, открывавшей жирную грудь. Из-за плеча выглядывала заспанная девица широкая, с мягкими коровьими губами.
— Поздно спите, хозяева…
— Мы у себя… — Мужик подозрительно вглядывался в них, искал повод для ссоры. — Иди! — Приказал он жене.
Она не уходила.
Голицын предпочел снизить напряжение — конфронтация могла все испортить.
— Мы насчет Анчиполовского. Ефима… Он нам нужен.
— Будто бы!..
— А че еще?! — беззаботно спросил Волок. — Сам подумай!
Мужик злобно взглянул на беспечного красавца, потом на жену. В голове у него что-то сработало. Он прищурился.
— Ты в нашем в 85-ом отделении случайно не работал?
— Нет…
— А может лучше вспомнишь?!
— Да не он это! — Жена дернула его сзади за майку.
Тут тлели головешки затяжной семейной драмы.
— Вон! Нет вам здесь никакого Анчиполовского!
Он дернул дверь, но Голицын подставил ногу.
— Ты у меня сейчас… — Верзила в майке оттолкнул локтем цеплявшуюся за него жену и вдруг увидел наставленный ему в живот небольшой черный ствол.
Лицо Голицына застыло белой пастозной маской.
— Я с тобой, как с человеком, говорю, скотина…
Мужик сразу обмяк, словно из него выпустили воздух.
— Кто к нему ходит? Быстро! — не опуская ствол, приказал Голицын.
— Да я его и не видел никогда! — От страха у того зуб на зуб не попадал.
— А сестра его?
— Она и не живет тут…
— А где же? Быстро!
— Понятия не имею…
— Ну!
Ревнивец вспомнил:
— Я слышал: она прописала на площадь каких-то каказцев…
— Кого?
— Катал. Азербайджанцев или чеченцев… — вставила женщина из-за его спины.
— Так, — Голицын начал догадываться. — А как их зовут?
Женщина назвала:
— Муса. Еще Эдик.
Голицын и Волок переглянулись:
«Телохранители Джабарова… Ясно.»
Ушли, не простившись.
Во дворе постояли.
Телохранители знали и про строительный домик, и про Волока, который обещал узнать о нем для Джабарова. Кавказцы наверняка были наслышаны о настоящем Анчиполовском, поскольку были прописаны на его площади. Они подыскали стремного мужика, снабдили данными, послали его к Волоку.
Голицын улыбнулся.
— Чего ты? — спросил Волок.
— «Полковник был большая сука и пассовал на трех тузах!» Смердов не во всем разобрался.
Вывод был изумительно прост.
— Телохранители проверяли нас через этого мужика. Если строительный домик больше не нужен, значит ты знаешь о судьбе Джабарова больше, чем они… С телохранителями надо кончать. Им дорога на Россолимо, вслед за шефом…
— Смердов не поверит. Захочет лично проверить.
— Это его проблема…
МЕНТЫ. ИГУМНОВ, БАКЛАНОВ, КАРПЕЦ— Тебе сейчас будут звонить, Игумнов! — Звонки в дежурке не умолкали. Дежурный держал в руках обе трубки. — Карпец. Он у кафе «Аленький цветочек»…
Игумнов только вернулся в дежурку вместе с Баклановым. Они ходили в кассы брони. Посадочные на скорый Москва-Феодосия для инспектора ГАИ и его жены были уже у Бакланова. Ночной трехэтапный обмен Николы на водительские права был честно завершен.
Звонок раздался через пару минут.
— Тебя! — Дежурный передал трубку Игумнову.
Звонил Карпец. Ему было неудобно говорить — рядом кто-то стоял. Он звонил из автомата со двора кафе.
— Есть в продаже… Но только один сорт.
— Эдик?
— Нет, по-крупнее!
— Муса!
— Да, именно.
— Мы сейчас будем. Ничего не предпринимай.
Машина Бакланова стояла наготове под окнами.
Минут через двадцать они уже подъезжали к кафе. Бакланов превзошел самого себя. Впрочем, дело было не только в нем. Мотор работал, как часы. Большинство частного транспорта в дни съезда КПСС поставлено было на прикол.
— Его сейчас взяли, товарищ капитан!
Младший инспектор — в расстегнутой куртке, со всегдашней жуликоватой ухмылкой на лице — выскочил наперерез, едва они свернули в переулок.
— Мусу взяли…
— Кто? Как?
— Только сейчас. Городская милиция. Лейтенант и с ним второй — в штатском! По-моему, просто так, снять верха…Видят, что черный, вот и…
— Какого черта! Здешние менты живут с ними душа в душу!
— Милицейский «москвич». Вот только сейчас свернул в переулок…
— Садись, — крикнул Бакланов.
Карпец вскочил на заднее стденье.
Бакланов уже гнал по переулку.
— Вон они! «48–11»
Менты впереди правили мимо на Волхонку. Бакланов на своей патрульной легко включился в преследование.
— А может, у города на Мусу тоже есть материал. По-серьезнее нашего, Карпец просунул голову между спинками сидений. — Тогда они вряд ли его отдадут…
— Обменяем. — Бакланов не улыбнулся. — На два купейных билета по Казанскому ходу…
— На водительские права…
«Москвич» с ментами и задержанным каталой вертанул в сторону Александровского сада. Бакланов был на чеку, не позволил им оторваться.
Под светофором на площади Революции они оказались уже метрах в десяти позади «москвича».
Теперь можно было рассмотреть сидевших в нем. Муса — с огромными, неохватными плечами — сидел с левой стороны, за водителем. Он один занимал все заднее сиденье.
— Это должно быть 108-мое. Фрунзенское райуправление… — предположил Бакланов. Отделение обслуживало самый Центр. — Им до всего дело.
Милицейский «москвич» сделал объезд вокруг гостиницы «Москва», теперь правил на Горького.
— Не пойму, кому какой интерес?!
Перед Центральным телеграфом «москвич» впереди перешел в левый ряд. Бакланов тоже пристроился к осевой.
На перекрестке впереди инспектор 2-го отделения ГАИ, наводивший порядок, перекрыл движение. С Огарева ожидался выезд большого милицейского начальства. Оба встречных потока на Горького томились в ожидании…
— Аккуратнее! — крикнул вдруг Игумнов.
Дверца «москвича» со стороны осевой неожиданно распахнулась, Муса тяжелый, поперек себя шире, без шапки, в кожаной куртке, с длиннущим шарфом — выскочил на мостовую, через дорогу побежал к Центральному Телеграфу.
— Бери влево! — крикнул Игумнов. Проезжая часть слева была все еще пуста. — Гони на Огарева!
Бакланов едва успел с поворотом.
Инспектор 2-го отделения ГАИ впереди махнул жезлом. Мусу и Бакланова с его «жигулем» мгновенно отрезало от ментов в «москвиче».
— Вот это — номер! — признал Игумнов.
Бакланову и самому стало смешно.
— А что 108-ое?
Менты, сидевшие в «москвиче», из которого выскочил катала, не предприняли никакой попытки его вернуть. Видимо, действительно подхватили кавказца в надежде поживиться.
Муса свернул на Огарева. Убедившись, что его не преследуют, он перешел на шаг. Широченный, с руками в карманах на животе, катала оккупировал большую часть тротуара.
Бывший Газетный переулок, называваемый нене Огаревым, был узким. Почти всю четную сторону его занимало старое здание Министерства Внутренних дел СССР или «Огарева,6», как назвал в его честь свой роман Юлиан Семенов.
Тут все жило жизнью министерства и его служб. Провинциальное и московское начальство подъезжало, уезжало. Повсюду виднелись черные, с престижными номерами «волги». Еще несколько машин гнездилось ближе к Герцена, там находилось здание бюро пропусков.
Бакланов обогнал Мусу, сбавил скорость.
Катала успел миновать ничем не примечательный центральный подъезд министерства. Знал ли он, что за учреждение находится за тяжелой высокой дверью?
— Брать будем ближе к бюро пропусков, — предупредил Игумнов. — Только без эмоций. Аккуратнее. — Он обращался, главным образом, к младшему инспектору.
У Карпеца чесались руки. Он не спускал глаз с каталы.
Посещение подпольного кружка каратэ не прошо ни для него, ни для Качана бесследно.
— Пойми: мне еще за предыдущее задержание объясняться. Убийца-таксист написал на съезд, что мы над ним надругались… Так что…
— Не вызывали еще? — К младшему инспектору вернулась обычная неискренняя ухмылка.
— Нет пока…
— Разговор вас ждет незавидный… — азарт Карпеца вроде спал.
— Это точно.
Власть была категорически против непримиримой преступности и в то же время не давала ментам на земле полноочий. Общественное мнение, не зная уголовной статистики, которая скрывалась, еще не ожесточилось до конца.
