Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
Старков вдруг привстал с кресла.
— Конечно! — воскликнул он. — Ну конечно! Во всем виноваты журналисты. Я, кстати, очень большой противник так называемой «чернухи» на телеэкране. Но мы подготовили один видеосюжет, который, если можно, покажем в этой передаче. Можно? — Старков повернулся к Горину.
— Конечно. Если ваш сюжет имеет отношение к нашему разговору…
— Имеет, имеет, — Старков рубил ладонью воздух, подчеркивая весомость своих слов. — Еще как имеет. Пожалуйста.
Греч взглянул на экран монитора и почувствовал, что в лицо ему ударила невидимая, но плотная, страшно горячая волна. Он сунул руку в боковой карман пиджака и нащупал стеклянную трубочку с валидолом. Так, на всякий случай…
На экране показались покосившиеся заборы, заваленные грязным снегом тротуары, залитые талой водой улицы, пакгаузы, склады, одно-двухэтажные постройки. Пейзаж соответствовал больше какому-нибудь поселку городского типа, чем родному Городу мэра. Павел Романович не мог сказать, что это за местность.
— Мы с вами находимся в одном из районов нашего города, носящего в народе скромное название «Пашни». Район этот интересен тем, что в нем, словно в капле воды, отразились все так называемые демократические преобразования, произошедшие в нашем городе за последние… постойте, дайте сосчитать… да, за последние почти уже десять лет.
Голос Юрия Зотова звучал, как всегда, убедительно. Журналист говорил доверительным тоном, но с налетом, с еле уловимым призвуком издевки, так чтобы слушатель и зритель мог угадать за его словами — «Мы-то с вами понимаем, что на самом деле происходит, для нас это не секрет. Мы-то с вами знаем, кто прав, кто виноват. Мы-то знаем, как и что нужно сделать, чтобы в нашем городе, в нашем доме и в нашей семье был порядок, была тишь, была гладь, была божья благодать…»
— Этот район всегда считался городским захолустьем, — продолжал Зотов. На экране мелькали заборы, кирпичные стены и куски ржавого железа, разбросанные там и сям. — Но с некоторых пор в этих жутковатых местах стали бывать довольно респектабельные, известные, светские — можно и так сказать — личности, которых вы, уважаемые зрители, вероятно, сейчас узнаете… Вот забор.
Камера действительно уперлась в дощатый, кривой забор с ржавыми кляксами гвоздевых шляпок.
— Забор этот не похож на те, что мы снимали прежде…
На экране замелькали кадры зотовских репортажей о правительственных дачах — заборы кирпичные, металлические, заборы с колючей проволокой сверху, заборы бетонные, глухие, с автоматически открывающимися воротами. После короткого экскурсии по окрестностям правительственных дач на экране снова возник грязный дощатый забор.
— Конечно, этому творению рук человеческих далеко до его собратьев, которых мы наблюдали секунду назад. Однако за этим препятствием скрываются тайны не менее интересные и глубокие, чем те, что можно обнаружить за кирпичными и бетонными бастионами, которыми окружили себя чиновники высшего звена нашей демократической, очень демократической, истинно народной власти.
На экране возник двор, находящийся, судя по всему, за тем самым дощатым забором.
— Мы используем скрытую камеру, — голос Зотова зазвучал приглушенно. — И не только камеру. Мы вынуждены прятаться и сами, иначе для нас эти съемки могут стать последними. Это вам не коррумпированных депутатов снимать, здесь ребята простые, долго разговаривать не будут… Итак, посмотрим, что же таится за этим неприметным заборчиком в этих богом забытых «Пашнях».
На экране возникли несколько мангалов, приютившихся во дворе, вполне ухоженном, чистом, с мелькнувшим даже газоном, на котором из бурой снежной корки торчали ветви каких-то кустов. Мангалы стояли под навесом и явно предназначались для кормления большого количества народа одновременно. Возле одного из них, исходившего ароматным даже с виду дымком, суетился молодой здоровяк в джинсовом костюме. Он переворачивал шампуры, на которые были нанизаны сочные, крупные куски мяса вперемежку с ломтиками помидоров. Затем камера показала вход в подвал — ведущая вниз лесенка о трех ступенях упиралась в чистенькую, аккуратную железную дверь. Новый план — несколько автомобилей: «Ауди», «БМВ», две «Волги».
— Хозяева этой заштатной автомастерской любят сытно поесть, комментировал Зотов. — Но ведь здесь нет греха. Как и в том, что на обед к ним съезжаются довольно занятные личности. Наши бизнесмены. Видимо, устали от дорогих ресторанов и предпочитают кушать в местах более демократичных…
На экране снова пошла панорама улицы — груды мусора вдоль тротуаров, покосившиеся столбы линии электропередачи, распахнутые ворота, открывающие путь к мастерской, на заборе надпись крупными буквами «Развал колес».
Возле ворот остановился черный джип, следом за ним еще два автомобиля Греч не смог определить их марки: камера лишь скользнула по машинам. Съемка велась издалека, видимо, с крыши одного из соседних домов. А вообще, судя по всему, работали две, если не три камеры.
Следующий план снова был снят во дворе.
Из машины — того самого черного джипа, который только что подъезжал по разбитой дороге к воротам, — вышел не кто иной как Андрей Ильич Суханов собственной персоной.
Греч почувствовал, как у него задрожали пальцы.
— Господин Суханов, — прокомментировал за кадром Зотов. — Известная в городе личность. Последнее время известен большей частью тем, что финансирует предвыборную кампанию нашего уважаемого мэра, Павла Романовича Греча. Денег эта забава требует немалых, и господину Суханову приходится расширять свой и без того не очень маленький бизнес.
Следом за Андреем Ильичом двигались два плечистых парня в кожанках.
— Сопровождение у нашего видного бизнесмена с политическим уклоном вполне достойное, — сказал Зотов. — И, кажется, это сопровождение вполне соответствует тому месту, куда прибыл господин предприниматель.
Дверь, ведущая в дом, отворилась, и навстречу Суханову вышел невысокий молодой человек, лицо которого показалось Гречу неуловимо знакомым.
— А это, уважаемые телезрители, личность, пожалуй, в своем роде еще более известная, чем господин Суханов. Алексей Гендель.
На экране замелькали фотографии молодого человека. Вот он на пляже, явно не отечественном, судя по обилию иностранных надписей на киосках. Вот молодой человек на фоне Бруклинского моста. Молодой человек в аэропорту. Молодой человек в ресторане, в окружении каких-то личностей, тоже смутно знакомых Гречу.
— Алексей Гендель, — продолжал Зотов, увеличив долю ехидства в своем голосе, — один из заправил криминального мира. По крайней мере в нашем Городе. Начинал свою деятельность как мелкий рэкетир. Чрезвычайно удачлив. Ни разу не судим. Хотя в определенных кругах Города пользуется очень большим авторитетом. Судя по нашим журналистским расследованиям, занимается самыми разными делами переправкой в страну ворованных автомашин из Европы и Америки, сутенерством, контролем за торговлей продуктами питания на мелкооптовых рынках и прочая. Перечислять все области деятельности Генделя скучно и долго. Однако…
Гендель протянул Суханову руку, тот пожал ее, и они вместе вошли в дом. На экране снова появился дворик с мангалами. Здоровяк в джинсовом костюме, помахав фанеркой над дымящимися шампурами, снял их, уложил на блюдо и, взяв его обеими руками, исчез в доме.
— Однако, — продолжил Зотов, — кажется, сейчас там пойдет пир горой.
Неожиданно на экране появилось лицо Греча.
«Мы никогда, ни при каких обстоятельствах не пойдем рука об руку с криминалом. Наша задача — бороться с ним, изживать, вырывать под корень. Не может в нашем Городе существовать криминальный бизнес, это позор, это недостойно уважающего себя человека, гражданина, россиянина».
— Трудно сопоставить то, что мы сейчас услышали, с тем, что мы только что увидели, — ехидный голос Зотова наложился на картинку, где мэр продолжал беззвучно открывать рот, излагая следующие тезисы. — Ведь именно Суханов является основным, так сказать, спонсором предвыборной кампании Павла Романовича Греча. И, судя по всему, находится в теплых отношениях с одним из крупнейших бандитов нашего города. Сам собой напрашивается вопрос: кто же финансирует кампанию Павла Романовича? И сам собой напрашивается ответ: те, кто больше всех кричат о том, что преступность в нашем городе пошла на спад, что не нужно впадать в панику и что термин «криминальная столица» не соответствует статусу нашего города, именно те и хотят сохранить статус-кво…
На экране возникли кадры милицейской хроники — аресты, задержания, парни в спортивных костюмах, выстроенные лицом к стене, парни в кожаных куртках, лежащие ничком на асфальте, парни в хороших костюмах, протягивающие руки, чтобы их сковали наручниками…
