Павел Генералов - PRосто быть богом: ВВП
У первого светофора — на пересечении Красной и Мира — Сухов всё ж на несколько секунд притормозил. А то! Зрелище его очам предстало не иначе как фантастическое.
Со стороны Соборной площади прямо по проезжей части неслись, подбрасывая задние лапы, десятки, если не сотни перепуганных собак. На светофоре большая их часть исправно сворачивала в сторону Волги — видно там надеясь найти спасение от какой–то страшной своей собачей опасности. Присмотревшись, Сухов понял, что вместе с собаками, не обращая на врагов внимания, бегут и разноцветные, с горящими глазами кошки! Мало того — ещё и сотни крыс с отвратительными голыми хвостами составляли им компанию! Прямо какой–то апокалипсический исход, да и только!
Наблюдать дальше за сим природным катаклизмом Сухову было некогда. Он свернул по Мира в сторону, противоположную набережной, и побежал уже в полную силу.
Вдалеке, по левой стороне высилась каланча пожарной части. Красные ворота были приоткрыты, и перед ними маячила человеческая фигура. Принадлежность фигуры определить с такого расстояния было сложно, но Сухов и так знал, что это — Генералов. Генералов, готовый убить Сухова.
Наконец, он добежал.
— Витя! Ты с ума сошёл! — орал Генералов. — Уже всё заряжено!
— Там… — Сухов едва переводил дух и хватался за сердце, — пробка… чудовищная… собаки под колёса бросаются!
— Всё по плану, Витя! Всё по плану! — отмахнулся от него Генералов. — Бегом — одеваться!
***Жизнь — лишь мгновение между рождением и смертью. Иные не успевают ни оглянуться, ни задуматься, как — фьюить! Даже не о чем вспомнить… Но жизнь воина — совсем другое дело. Она преисполнена особого смысла, она, если хотите — миссия…
Так думал старый воин, раздуваясь от гордости. Нет, он не пустил свою судьбу под откос, не отлёживался за печкой или под старым дубом. Он сражался и побеждал. Иначе давно бы превратился в тлен, а не готовился к последней, решающей битве.
Предчувствие говорило ему — миг торжества скоро наступит. Он сразит врага и, если уж суждено умереть сегодня, на закате лета, погибнет в бою, как герой.
Когда он был молод и полон сил, он сражался бок о бок с соратниками по оружию. Теперь, когда силы уже почти оставили его, а друзья полегли на полях брани, он готов биться один на один с могущественным, много раз превосходящим по силам, соперником. Пусть потом говорят, что он — камикадзе. Пусть говорят. Со щитом или на щите — он в любом случае победит! Имя его занесут в скрижали…
Но — хватит высоких слов. К оружию!
Старый воин поджидал врага в засаде. Приближение грозного соперника он не услышал, а, скорее, почувствовал. Жар, исходящий от вражеского войска, опалил его ноздри. Старый воин обнажил клинок и, чувствуя, как бешенство утраивает его силы, рванул в атаку.
Запах крови пьянил, вливал в тело силы, молодость и уверенность в завтрашнем дне. Мы ещё поборемся, остался порох в пороховницах! Он снова был юным и безусым, отчаянным и бесшабашным. Помирать нам рановато!
Но рановато и праздновать победу. Враг оказался хитёр и изворотлив. В пылу боя старый воин так и не заметил, откуда пришла беда. Его вдруг ослепило и обожгло тягучее маслянистое месиво. Стало нечем дышать. Он сделал усилие, но было, похоже, поздно. Безнадёжно поздно.
Голову сжало в огромных железных тисках. Сознание покинуло старого воина.
Он очнулся в сверкающем гробу. Прежде чем жизнь окончательно покинула его изношенное, испачканное кровью врага тело, старый воин успел понять, что удостоился высшей воинской почести.
Он никогда не видывал такого, лишь знал легенды о подобных захоронениях. И помнил наизусть имена выдающихся полководцев, к которым, как он теперь понимал, принадлежал теперь сам. Да, похороны в хрустальном гробу — это для избранных. Для таких, как он.
Старый воин умирал счастливым…
— Успокойся, малыш, я его вытащила, — тётка Наталья прижала пахнущую спиртом ватку к холке Мышкина. — Вот, смотри, экий кровопивец! Мы его в лабораторию отнесём — вдруг заразный.
Тётка Наталья полюбовалась клещом, которого кинула в стеклянную баночку из–под майонеза. У неё в коляске мотоцикла, в аптечке, было и масло, и пинцет для извлечения этих паразитов, которых с каждым годом становилось всё больше. Одного не могла понять тётка Наталья. Как этот домашний пёсик с лысым горячим телом и смешными кисточками на ушах и хвосте оказался посреди просёлочной дороги?
Мышкина била мелкая дрожь и он жалобно поскуливал. Но не оттого, что в него впился клещ, и даже не от нехитрой операции по его изъятию. Просто Мышкин впервые в жизни потерялся.
— Эх, бедолага, — вздохнула Наталья. — Придётся нам с тобою в город возвращаться. Хозяйка тебя поди обыскалась…
***И тут благосклонное небо словно раздвинуло свои облачные ширмы и явило городу и миру солнце! Во всей его истинной и тёплой красоте. И стих ветер, ещё минуту назад едва не срывавший с голов шляпы.
По толпе на Соборной площади пробежал ропот восторга.
— Запускай! — приказал Шаров Игнатьеву.
Над площадью, навстречу солнцу, понеслись звуки российского гимна.
А взгляды людей, заполнивших всё пространство вокруг собора, сошлись в одной точке.
Со стороны Крестовой улицы на Соборную площадь медленно и торжественно вступал всадник на белом коне! Круп коня покрывала попона с тихо звеневшими бубенцами. Всадник же был одет как древнерусский богатырь с картины Васнецова — в богато вышитую рубаху, сапоги со шпорами и кольчугу. Голову его венчал островерхий шлем. Оружия, впрочем, при нём не наблюдалось. Это был исключительно мирный всадник.
Восторженная толпа медленно расступалась, охотно пропуская всадника в самый центр площади.
— Да это ж он! Наш Витя Сухов! — раздался зычный голос из толпы. Голос принадлежал Вовану. — Ура Сухову!
— Ура! — стройно подхватили специально обученные люди.
— Ура! Ура! Ура! — отозвалась уже и толпа.
Это был, конечно, миг торжества. Больше всего Сухову хотелось сейчас издать громогласный клич и повести за собой готовых на всё людей. Но именно этого делать было никак нельзя — строго–настрого. Генералов накануне инструктировал чётко и жёстко: «Агитация в последний день запрещена. Молчи как рыба. А то запросто снимут с выборов!»
Но за Сухова всё сделали другие. Он лишь снял шлем и приветственно помахал им. Толпа восторженно заревела. Многие тянули к Сухову руки. Но вовсе не для того, чтоб стащить его с коня. Люди стремились хотя бы прикоснуться к ожившему воплощению легенды. Толпа наседала. Ситуация, кажется, начинала развиваться в опасном направлении. Так и задавят невзначай — хоть с конём, хоть без коня!
Что ж они молчат?! — пронеслась в голове Сухова паническая мысль.
Но Вован с Николай Николаевичем, хотя и дали толпе некоторую слабину, о задаче своей не позабыли.
— Люди! — воззвал Николай Николаевич.
— Земляки! — подхватил Вован.
— Сограждане! — вновь вступил Николай Николаевич. — Айда за нами!
— Куда?! — пронеслось над толпой.
— На выборы! На участки! Новому мэру присягать!
И хотя имя названо не было, каждый теперь и так знал, за кого отдаст свой голос.
— Полный отбой! — отдал по мобильному команду Палыч.
Сначала тонкие ручейки, а потом и полноводные потоки потекли с площади в сторону избирательных участков. Навстречу им обратно тянулись стайки собак — чуя, что теперь здесь можно будет поживиться вкусно и безопасно. Кошачье племя они с собой не взяли. А крысы и вовсе сгинули то ли по подвалам, то ли в водах Волги.
Сухов живым безмолвным памятником гарцевал на площади.
Эмчеэсники в гражданке потихоньку принялись собирать в вещмешки картонные коробки, во множестве расставленные вокруг собора и по окружности Соборной площади. Никто так и не догадался, что внутри коробок были спрятаны новейшие отпугиватели животных.
Майор Свистунов прощально махнул рукой капитану «Ирбиса». Катер на воздушной подушке вновь запустил свои гигантские винты. Ещё недавно выполнявшие роль мистических ветродувов, отогнавших с площади всю летучую гнусь. «Ирбис», словно приподнявшись на цыпочках, неторопливо сполз с берега на волжскую гладь.
«Аннушки» сельхозавиации, сделав дело и разогнав облака, возвращались на родной аэродром. Запасов сухого льда и жидкого азота хватило в самый раз.
Над всем Великоволжском сияло голубое, безоблачное небо.
***Лейтенанту Глазьеву повезло как утопленнику. Почему именно ему выпало дежурить по УВД в День города? Теперь его коллеги дегустируют мёд, а он сиди себе как пыльным мешком ударенный у телефона и принимай сигналы от населения!
И ладно бы по делу звонили. Ну, подрался кто, или муж в жену сковородкой запустил. А то с самого утра какая–то ерунда. То кот пропал, то собака. Скоро про хомяков звонить начнут! Если уж заводишь себе живность, так и следи за ней. Как говорил Лаперуз: ты в ответе за того, кого приручил. Или это был не Лаперуз? Но по любому — говорил правильно.
