Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"
даже великий Пушкин ошибался, полагая, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». Точнее, не он, а его герой, что, в общем-то, не одно и то же. Но ведь и тот же Моцарт почти ведь ровесник Пушкину: одному — тридцать пять, другому — тридцать семь, и оба — гении. И оба вполне законно могли ошибаться...
Нет, вряд ли стоило бы обвинять Волкову в каком- то целенаправленном злодействе, скорее, обстоятельства для нее сложились негативным образом. Спонсоры хорошо постарались. В результате — уехала, обиделась, хотя сама же и являлась причиной своих обид. А, что теперь рассуждать, объяснять!.. Но если интересуют сугубо личные дела — домашние там, семейные, интимные, то лучше всего обратиться к ее наиболее близкой подруге, единственной, с кем Светлана никогда не конфликтовала. Это костюмерша театра Дарья Петровна Калинова — вполне милый и отзывчивый человек. Она еще не в отпуске, и ее можно найти в театре. Она готовит свое хозяйство к плановой инвентаризации, а это мероприятие, знаете ли, чаще напоминает пожар. Либо наводнение. Короче, маленький сумасшедший дом...
Так закончил свой нескончаемый, казалось, монолог маленький и энергичный, как обезьянка, руководитель балетной труппы театра. Но, подумав, глубокомысленно добавил:
— Правда, если она вообще пожелает с вами разговаривать.
— А что, есть мотивы?
— Как вы сказали?.. A-а, ну конечно, да-да... Характер-с, однако! Впрочем, желаю удачи.
Серьезное предупреждение, подумал Поремский и отправился искать костюмерный цех, где дама с характером готовила ежегодную инвентаризацию царских одежд, дворянских камзолов, королевских нарядов, воздушных пачек, фраков, смокингов, посконных портков с рубахами и всего прочего, без чего просто физически не может существовать высокое театральное искусство. В идеале.
6
— Я на нее сильно обижена, — без предисловий и довольно резко сказала Дарья, крупная женщина лет тридцати, с простоватым и круглым, как прежде говорили — деревенским, лицом, усыпанным веснушками и крапинками перенесенной в детстве оспы на полных щеках.
Владимиру, в общем-то, знаком был такой тип людей с вроде бы незапоминающимися лицами. Но в них есть одна особенность — стоит, к примеру, такой женщине улыбнуться, чуть раздвинув полные, чувственные губы, и на лице возникает какое-то совершенно необъяснимое, немного дурашливое, но абсолютно искреннее обаяние, присущее исключительно здоровым и чистым душой людям.
- В наших отношениях я всегда была на вторых ролях, и Светка часто этим пользовалась. Я только теперь поняла, когда ее не оказалось рядом. И вообще отпала всякая нужда в моей постоянной помощи.
А это уже было сказано без злости, просто голос такой — слишком энергичный, напористый. И это обстоятельство давало Владимиру надежду, что подругу удастся разговорить, потому что первое знакомство через закрытую дверь не обещало ничего хорошего.
Костюмерша, узнав, кто к ней и зачем, с ходу заявила, что никаких показаний давать не будет, у нее нет ни желания, ни времени. И в костюмерную тоже не пустит, это запрещено утвержденной руководством театра инструкцией. Поремский возразил, что его направило к ней именно руководство театра в надежде, что она сумеет оказать следствию необходимую помощь — человек же пропал, не вещь какая-нибудь. Только после этого смилостивилась. Но тона не сменила. Открыла дверь, впустила гостя в большое, но тесно заставленное шкафами и длинными вешалками помещение. И сразу заявила о своих обидах. Видно, давно созрели, а выхода им не было.
— А в чем, Даша, заключалась ваша, как вы заметили, постоянная помощь? Можно я вас буду звать так? —спросил Поремский, заинтересованно разглядывая женщину. — А меня можете Володей, так проще, правда? — И он улыбнулся.
Даша явно смутилась от его изучающего, но вовсе не иронического взгляда. И вообще, Владимир знал, что на его внешние данные — высокий, светловолосый, голубоглазый, физиономия симпатичная — чего вам, девки, надо? — клюют не только юные студенточки, но и куда более зрелые дамы, чем иной раз и пользовался довольно успешно. В служебных целях. И сейчас он «включил» все свое обаяние, чтобы сбить упрямый тон недовольной женщины и перевести какой-никакой, а все же допрос в русло дружеской беседы.
Может, улыбка подействовала, а может, что-то другое, но Дарья вдруг непринужденно вздохнула и сказала, зачем-то поправляя обеими руками пышные свои, натурально рыжеватые волосы:
— Ладно уж, уговорили, можно сказать... Пойдемте, что ли, туда, — она махнула полной обнаженной до плеча рукой в пространство, после чего заперла дверь на ключ и, оставив его в двери, не оглядываясь, пошла вперед, ловко лавируя между рядами вешалок с тяжелыми, пышными платьями.
На ходу развязала на спине тесемки фартука и скинула его, бросив на очередную вешалку. Так же спокойно сняла и синий служебный халат, который тоже походя устроила на очередной вешалке, и осталась в простом домашнем платье с тугим пояском.
«Похоже, у нашей дамы серьезные намерения, — с юмором подумал, следуя за ней, Владимир. — Куда она так торопится?»
И вот ведь, черт возьми! Мыслишка-то промелькнула скорее как легкий футбольный пас, а глаза так и прилипли к фигуре женщины. А что? Ну бедра, пожалуй, крупноваты, зато не рыхлые, а подбористые, сильные. И икры крепенькие, полные, и талия тоже «имела место быть» именно там, где ей и положено. Грудь, может, великовата, и что с того? Известно ведь — хорошего человека должно быть много. А у крупных людей и характеры мягче, и в контактах они проще, доступнее. Вот и эта двигалась легко, словно играючи, ловко, быстро — при ее-то полноте. Подумаешь — не изысканная красавица с обложки! А кому они нужны — те стервы? Не, нам бы вот такую, с попкой в полтора обхвата и раскаленным темпераментом, чтоб в руки взял и с ходу ощутил — то самое! Недаром же титаны Возрождения безоговорочно отдавали предпочтение именг но крупным и сильным женским фигурам, а уж они-то знали толк и в женском теле, да и во всем остальном, в чем мы их уже никогда не догоним...
Чувствовала она его взгляд или нет, он не мог бы ответить себе с уверенностью. Скорее, да, потому что когда они вошли в некий отгороженный от вешалок закуток, где теснились стол, стулья, маленькая тумбочка, какие обычно стоят в спальнях у кроватей, и обитый старинной парчой диван с высокой резной спинкой — наверняка бутафорский, она обернулась наконец и сказала:
— Вот здесь можно поговорить спокойно, чтоб никто не мешал. Здесь у нас место для отдыха. Даже чаю можем попить, хотите? — А на открытой ее шее вспыхнули алые пятна волнения. Но она, будто знала об этом, спокойно сняла со спинки стула легкую косынку (что она, специально для этой цели висела тут?) и накинула себе на плечи. — Садитесь, Володя, — и показала на диван, а сама, отвернувшись от него и низко нагнувшись, стала доставать из тумбочки чайник. И снова, как бы и невзначай, но довольно настойчиво продемонстрировала ему всю свою пышную и зрелую стать. А потом легко выпрямилась с электрическим чайником в руках и в упор уставилась напряженным взглядом — будто проверяла его реакцию.
— Так вы не ответили — хотите?
Двусмысленная фраза вызвала немедленный ответ
того же рода:
— С вами, Дашенька, — да что угодно. Чай так чай,—но голос у него предательски осип, словно вдруг запершило в горле.
— Ишь ты... — Она, не глядя на него, плеснула в чайник воду из графина, поставила на стол, забыв сунуть вилку в розетку, и шагнула к нему. Остановилась почти вплотную — он сидел на низком диване, и его нос едва не уперся в ее живот. — Ишь ты... — повторила с легким смешком, затем сильными пальцами, будто жестким гребнем, провела по его волосам — раз, другой и, наконец, резко прижала к себе его голову.
На такой вызов ответ мог последовать только один. Владимир обнял ее ноги, мягко погладил и сжал под коленями, а затем неторопливо, но решительно заскользил руками по бедрам вверх. Прижал подбородок к ее животу. Ее тут же заколотила дрожь. Он запрокинул голову и снизу посмотрел на женщину. Услышал:
— Ох ты, глаза-то какие...
Стиснул пальцами с такой силой, что она только охнула. И вдруг вся напряглась, вытянулась в его руках, прерывисто набрала в грудь воздуха и безвольно повалилась на него, опрокидывая на диван и погребая под собой...
Нет, он не чувствовал ее слишком уж тяжелой для себя. Да к тому же весьма темпераментные и энергичные движения всего ее щедро созданного природой тела не оставляли даже самой возможности для посторонних ощущений. Позже, пытаясь представить себе хоть какую-нибудь последовательность их действий, Владимир так и не вспомнил, когда сумел или, точнее, успел избавиться от своей верхней одежды, а также помог и женщине обрести ее первозданное и восхитительное состояние. Все произошло настолько стремительно и, очевидно, на подсознательном уровне, что могло показаться, будто эта бурная вспышка взаимной страсти была срежиссирована кем-то свыше, но никак не ими. Потому что, придя в себя и обнаружив, в каком они оба пребывают виде, а главное, где, в каком месте, они искренне изумились. Но опять-таки не от стеснения или неудобства друг перед другом, а от переполнявших их эмоций, требовавших немедленной и еще более мощной схватки.
