Роберт Харрис - Призрак
Похоже, Райкарт осознал, что вновь начал речь, которую он повторял уже много раз прежде. Сделав паузу, он отпил глоток воды.
— В любом случае риторика — это одно, а доказательства — совершенно другое. Я чувствовал, что политический климат менялся в лучшую сторону. Каждый раз, когда в Лондоне взрывалась бомба; каждый раз, когда в Ираке убивали еще одного солдата, люди все ближе подходили к пониманию, что мы начали очередную Столетнюю войну без реальной возможности закончить ее в ближайшее время. Я знал, что ситуация работает на меня. Однако посадить западного лидера на скамью подсудимых казалось абсолютно невозможным. Чем хуже был бардак после срока правления очередного идиота, тем больше людей видело убожество нынешней власти. Мне требовалось хотя бы одно доказательство, отвечавшее законным стандартам юриспруденции, — какое–нибудь преступное распоряжение с подписью Лэнга на нем. Хватило бы одной страницы, но ее–то у меня и не было. И вдруг прямо перед Рождеством она появилась. Я получил реальную улику. Документ пришел по почте — без сопроводительного письма. «Совершенно секретно: меморандум премьер–министра Великобритании государственному секретарю США». Он был пятилетней давности. Лэнг подписал его еще в те дни, когда я занимал должность министра иностранных дел. Однако я не имел ни малейшего представления о том, что такой документ существовал. О боже! Доказательство не хуже дымящегося пистолета. Подпись, словно отпечаток пальца на горячем стволе! Льстивые заверения британского премьер–министра о том, что те четверо несчастных ублюдков будут схвачены нашими десантниками в Пакистане и переданы палачам ЦРУ.
— Это военное преступление, — подытожил я.
— Вы правы, — согласился он. — Пусть небольшое. Ну и что? В конце концов, Аль Капоне упекли в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Но значит ли это, что он не был гангстером? Я провел несколько осторожных проверок и, убедившись в подлинности документа, отвез его в Гаагу.
— И вы не знали, кто прислал его вам?
— Понятия не имел, пока мой анонимный источник не позвонил и не представился мне. К сожалению, как вы уже поняли, Лэнг вскоре узнал о наших контактах. Дальше ситуация пошла по наихудшему сценарию.
Райкарт вновь склонился надо мной и прошептал:
— Она закончилась смертью Майка!
Сейчас, припоминая тот разговор, я убежден, что знал уже о причинах гибели Макэры. Но подозрение — это одно, а подтверждение — совсем другое дело. И вам следовало бы посмотреть на ликование Райкарта, чтобы оценить масштаб предательства, совершенного моим предшественником.
— Он позвонил мне лично! Вы можете поверить в это? Если бы кто–то сказал, что Макэра окажет мне помощь, я просто рассмеялся бы над таким нелепым предположением.
— Когда он позвонил?
— Примерно через три недели после того, как я получил секретный меморандум. Кажется, восьмого или девятого января. Что–то типа этого. «Привет, Ричард, — сказал он. — Ты получил тот подарочек, который я послал тебе?» У меня едва не случился сердечный приступ. Затем я быстро заткнул ему рот. Вы знаете, что все телефонные линии в ООН прослушиваются?
— Неужели?
Я пытался абсорбировать его слова.
— Да, полностью. Национальное агентство безопасности записывает каждый разговор, который ведется в Западном полушарии. Каждый слог, который вы произносите по телефону, каждое отправленное вами электронное письмо, каждая операция с вашей кредитной карточкой — все это записывается и сохраняется в базах данных. Конечно, им трудно сортировать такую уйму информации. Мы в ООН решили, что легче всего обходить прослушку с помощью резервных сотовых телефонов. Главное, не говорить о точных деталях дела и чаще менять номера. По крайней мере, это позволяет быть на пару шагов впереди. Короче, я посоветовал Майку убавить звук. Затем он получил от меня телефонный номер, который раньше никогда не использовался. Я попросил его перезвонить мне как можно быстрее.
— Ага! Понятно.
Я тут же визуализировал эту сцену. Макэра с телефоном, зажатым между ухом и плечом, выхватывает свою дешевую синюю ручку.
— Судя по всему, он записал телефонный номер на обороте той фотографии, которую держал в тот момент в руках.
— Чуть позже он перезвонил мне, — сказал Райкарт.
Перестав шагать, он какое–то время рассматривал свое отражение в зеркале, висевшем над комодом. Райкарт приложил обе руки ко лбу и пригладил волосы, убрав их за уши.
— Господи, как я расстроен, — сказал он. — Посмотрите на меня. Я никогда так не выглядел, когда работал в правительстве, хотя иногда нам приходилось вкалывать по восемнадцать часов в день. Знаете, люди воспринимают нашу миссию неправильно. Власть не утомляет! Нас изнашивает отсутствие власти!
— А что он сказал, когда позвонил? Я имею в виду Макэру.
— Я сразу уловил какую–то странность в его голосе. Вот вы спрашивали, на кого он был похож. Да, он выглядел грубоватым чиновником, и это нравилось Лэнгу. Адам знал, что может положиться на Майка; что тот сделает за него всю грязную работу. Макэра был деловым и проницательным человеком. Вы могли бы назвать его грубияном — особенно когда он говорил по телефону. В моем офисе его прозвали Кошмакерой: «Господин министр, вам только что звонил этот кошмарный Кошмакера…» Однако в тот злополучный день его голос звучал безжизненно и плоско. Он казался каким–то надломленным. Майк сказал, что последний год он работал над мемуарами Лэнга и копался в кембриджских архивах. Анализируя деятельность нашего правительства, он настолько разочаровался в политике Лэнга, что едва не покончил с собой. Кстати, там он и нашел меморандум, санкционировавший операцию «Буря». Однако, судя по его словам, тот документ был лишь вершиной айсберга. Майк сказал, что обнаружил в архивах нечто более важное, и именно эта находка заставила его понять, в какую помойную яму мы ввергли страну, пока были у власти.
Я с трудом мог дышать.
— Что же он нашел в конце концов?
Райкарт тихо рассмеялся.
— Довольно странно, но я задал ему тот же вопрос. Он не пожелал отвечать на него по телефону. Майк сказал, что хочет встретиться со мной и обсудить эту тему в личной беседе. Он намекнул, что ключ к разгадке находится в мемуарах Лэнга и что если кто–то осмелится проверить его слова, то ответ можно найти в начале.
— Это его точные слова?
— Почти. Пока он говорил, я кое–что записывал в блокнот. Майк обещал перезвонить мне через пару дней, чтобы назначить встречу. Но мои ожидания были напрасными. Еще через неделю в прессе появились сообщения о гибели Макэры. И никто другой не мог позвонить мне по этому телефону, потому что номер знал только Майк. Представьте себе мое волнение, когда телефон вдруг зазвонил опять. Вот почему мы здесь…
Райкарт обвел рукой комнату.
— …в идеальном месте для того, чтобы весело провести вечер в унылый четверг. Теперь, я думаю, вы можете рассказать мне о своем расследовании. О той чертовщине, которая творится вокруг нас.
— Да, конечно. Только сначала еще один вопрос. Почему вы не сообщили об этом в полицию?
— Вы шутите? Прения в Гааге и без того висят на волоске. Если бы я сказал полиции, что Макэра контактировал со мной, меня, естественно, расспросили бы о деталях нашей беседы. Как, когда и почему? И тогда мяч вернулся бы к Лэнгу. Он нанес бы упреждающий удар и развалил все дело о военном преступлении. Вы же знаете его. Адам ловкий делец. Взять, к примеру, его заявление, которое он выдвинул против меня. «Международная борьба с терроризмом слишком важна, чтобы использовать ее для местечковой личной мести». О–го–го! Какая злобная экспрессия!
Он восхищенно содрогнулся. Я слегка поежился в кресле, но Райкарт ничего не заметил. Он снова принялся рассматривать себя в зеркале.
— Да и чем тут можно было помочь? — продолжил Райкарт, выставив вперед подбородок. — Я думаю, Майк покончил с собой. Либо из–за депрессии, либо из–за выпивки, либо из–за двух причин сразу. Я подтвердил бы только их догадки. Он действительно был опечален, когда звонил мне по телефону.
— И я могу сказать вам, почему он был опечален. Макэра узнал, что один из мужчин, запечатленных на фотографии вместе с Лэнгом — я имею в виду снимок, на котором Майк записал ваш телефонный номер, — был офицером ЦРУ.
В тот момент Райкарт осматривал свой профиль. Его голова дернулась, бровь изогнулась, и затем он с нарочитой медлительностью повернулся ко мне:
— Кем он был?
— Его зовут Пол Эммет.
После этого мгновения слова буквально полились из меня полноводной рекой. Мне отчаянно хотелось освободиться от бремени, разделить свою ношу с другим человеком, позволить кому–то осмыслить важность моего расследования.
— Позже он стал профессором в Гарварде. Затем Эммет начал руководить так называемым Аркадианским институтом. Вы слышали о нем?
