Елена Михалкова - Улыбка пересмешника
Собственно говоря, во взгляде ее не мелькнуло вообще ничего. Это был пустой взгляд человека, которого сильно ударили по голове.
Такси отъехало, Данила припарковался на его месте, и, очень озадаченный, вышел из машины. Женщина зашла в круглосуточно работающий торговый центр – высокий, четырехэтажный, в котором, однако, витрины ярко светились лишь на первых двух этажах. Четвертый был совсем темный, накрывавший здание черной шапкой, а третий – тусклый, будто где-то в сердцевине этажа зажгли слабый фонарь, свет которого едва доходил до окон.
«На шопинг, значит, приехали...» – сказал себе Прохоров и сплюнул в сторону.
Но интуиция Данилы подсказывала ему, что дело вовсе не в покупках. Слишком странное было у нее лицо... такое, словно она узнала невероятную новость, не слишком радостную. «Правда, и не сказать, чтобы грустную. Узнала, в общем, что-то... А меня вот не узнала».
Усмехнувшись дурацкому каламбуру, Данила захлопнул дверь и направился к входу в «Прометей». Как бы то ни было, он больше не будет находиться в стороне от событий.
Вика шла по торговому центру, поражаясь тому, насколько безлюдно вокруг нее. В стеклянных клетках магазинов на втором этаже застыли консультанты, которых легко было перепутать с манекенами, на первом скучали продавщицы возле касс большого продуктового отдела, и все вечернее пустынное здание с галереями, опоясывающими гармошку эскалаторов, казалось засыпающим животным, в утробе которого по недоразумению очутились люди.
Эскалатор, ведущий на третий этаж, не работал, и вход на него перегораживала цепочка с недвусмысленным запретительным знаком. Даже не посмотрев в сторону охранника, видневшегося в конце галереи, Вика поднырнула под цепочку и пошла вверх по ступенькам, гладя ладонью черную ленту неподвижных перил.
Галерея третьего этажа, едва освещенного малочисленными лампами, выглядела совершенно заброшенной, хотя Вика заезжала сюда всего несколько дней назад. Опустошенные витрины, затянутые рекламными плакатами закрытые двери... Она подняла голову вверх и посмотрела на четвертый этаж, но ничего не смогла разглядеть – там было совсем темно. Внизу ходили покупатели с тележками, а охранник на втором этаже стоял в той же позе, отвернувшись в сторону.
Непроизвольно стараясь держаться подальше от темных провалов магазинов, Вика пошла налево – туда, где еще недавно работала маленькая кофейня. Тогда здесь пахло кофе и жареными орешками, посетители сидели за столиками, расставленными в кармане галереи, и у стойки время от времени зверски шумела кофе-машина, заглушая музыку торгового центра.
Сейчас вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь негромким гулом снизу, но Вике казалось, что она вот-вот взорвется сотней голосов. Сцена – вот чем была галерея третьего этажа, и она ждала актеров для предстоящего спектакля.
Навстречу, от стойки бара, шагнула фигура – невысокая, стройная, с копной рыжих волос. Вика сделала несколько шагов и остановилась.
– Привет, Алиса. Спасибо, что согласилась прийти.
– Здравствуйте.
Алиса Кручинина откровенно рассматривала ее, и Вика усмехнулась.
– Ты не видела меня раньше?
– Нет. – После паузы. – Я бы вас запомнила.
– Точно, ты бы меня запомнила! – Виктория хрипло рассмеялась. – У нас с тобой много общего, Алиса. Гораздо больше, чем может показаться со стороны.
Девушка не пошевелилась, не отвела взгляда, но что-то в ее глазах заставило Вику резко обернуться. Кирилл, показавшийся ей в тусклом свете огромным, как тролль, возник из-за ближайшей витрины, и приближался так быстро, что даже если бы в его руке она не видела пистолета, то все равно не пыталась бы бежать.
Вики хватило лишь на то, чтобы, вскрикнув, броситься к перилам в надежде привлечь внимание охранника. Тот так и не изменил положения: стоял спиной к ней возле витрины.
«Это не охранник! – вдруг с ужасом поняла она. – Это манекен!»
А в следующую секунду ледяная рука зажала ей рот.
– Это у нас с тобой много общего, – прошептал ей в ухо Кирилл, воткнув под лопатку Вике дуло пистолета с такой силой, словно держал нож. – Мы оба хотим друг друга убить. Разница в том, что у меня это получится.
Он с легкостью потащил загребавшую ногами женщину вглубь, подальше от края галереи, чтобы их не заметили случайные покупатели. Алиса стояла неподвижно и смотрела на них, сжав кулаки.
– Пошли, – бросил ей Кирилл. – На четвертый этаж!
Извивающаяся Вика поняла, почему она до сих пор жива и отчего он не придушил ее сразу. «Они хотят сбросить меня с четвертого этажа! Ему нужен либо несчастный случай, либо самоубийство, а для этого на теле не должно быть следов насилия». В отчаянной попытке освободиться она попробовала укусить его ладонь, но это было бесполезно, а когда она замахала руками, щелчок сзади заставил ее замереть.
– Выстрелю. – Кирилл произнес это бесцветным голосом, и Вика сразу ему поверила.
Да, если она не оставит ему шанса убить ее по-тихому, он выстрелит. Он не будет рассуждать о том, как избежать наказания или придумывать объяснения – он сперва убьет ее, а потом станет решать возникшие в связи с этим проблемы.
Кручинин волок Вику в сторону лестницы, и Алиса молча шла за ними, похожая на привидение. «Значит, она знала все заранее. Он ее предупредил. Она меня встретила, и теперь им остается только сбросить меня сверху и сбежать».
Вика представила, как ее тело падает вниз с четвертого этажа, и застарелый страх – боязнь высоты – ожил в ней с такой силой, что она извернулась по-кошачьи, ударила Кирилла ногой в пах и, как только его рука разжалась, отскочила в сторону, с ужасом ожидая выстрела.
– Сука, – прохрипел Кручинин, согнувшись пополам. – Лиса, не пускай ее!
Вика оказалась в ловушке: за спиной ее была витрина магазина, впереди стоял Кирилл, дорогу влево преграждала Алиса. Но даже если б девушки и не было, пистолет в руке ее бывшего мужа не оставлял ей шансов.
– Слушай, – сказала она, обращаясь только к нему, и стерла кровь с треснувшей губы. – Ты ничего не знаешь.
– Сука... – Он смотрел озверело и, кажется, даже не понимал, что она говорит. – Попробуешь кричать...
– Послушай меня, идиот! Я не собираюсь кричать! Я хочу тебе кое-что объяснить...
– Откуда птицу взяла, а? Сенька, сволочь, подбросил?
«Какую птицу?!»
– О чем ты говоришь?! Ты с ума сошел?
– Думала, я тебя не поймаю, а?!
Он сделал к ней шаг, и Вика вжалась в стену.
– Клянусь, я не понимаю, о какой птице ты говоришь! – скороговоркой произнесла она. – Объясни мне! Ты видишь, я не кричу, хотя могла бы!
Кирилл остановился, потому что внезапно почувствовал сомнение. Он готов был отдать правую руку, поручившись за то, что недоумение в ее глазах было не сыгранным, а искренним. И дело здесь было вовсе не в том, что она боялась смерти.
– Птица, – прорычал он и ткнул пистолетом Вике в грудь.
Она едва сдержала крик ужаса, но он не выстрелил, а просто показал ей, что имеет в виду, и, опустив глаза, она неожиданно поняла, о чем он.
– Брошь?! При чем здесь брошь?!
Она умоляюще посмотрела на Алису, но та стояла на месте, сильно побледнев, и на ее лице было смятение.
– Клянусь, я ничего не знаю про брошь! – повторила Вика дрожащим голосом, обращаясь уже к Кириллу. В эту минуту ей было проще иметь дело с ним, и не потому, что пистолет был в его руке. – Мне привез ее сыщик! Сергей! Он нашел ее в вашем шалаше!
– Шалаше?!
– Да! Она была спрятана в земле, в маленьком тайнике! Сыщик отдал ее мне, и больше я ничего не знаю!
Она тихо заплакала, и Кирилл чуть опустил пистолет. С минуту он смотрел на Вику, скорчившуюся возле стены, и совсем забыв про ту, что стояла молча в нескольких шагах от него, а потом негромко рассмеялся.
От неожиданности Вика подняла голову и недоверчиво уставилась на него. Кирилл продолжал смеяться, и это была горькая, злая, недоверчивая насмешка над самим собой и над тем, как все сложилось.
– Ты дура, да? – спросил он, брезгливо рассматривая ее. – Столько лет... так ничего и не поняла? Это я ее убил! Понимаешь? Я!
– Кого?! – выдохнула Вика.
– Ту стерву, из-за которой Сенька пошел срок мотать! Орала она громко, вот я и не сдержался.
Девчонка заорала так, что у него заложило уши от ее визга, и Кирилл слегка приложил ее – без особой злобы, просто чтобы пришла в себя.
– Услышат... – проскрипел сзади Сенька.
– Нет здесь никого. Слышь, ты, нервная, снимай шубу.
Он ведь и не особенно разозлился на нее за этот истошный вопль. Но когда она остервенело вцепилась ему в лицо и снова завизжала как драная кошка, Кирилла окатила волна страшного, непереносимого бешенства, и он, выхватив нож, ударил ее с силой туда, где уже расстегнутая наполовину шуба расходилась, открывая что-то белое, кружевное, вызывавшее в памяти редкие слова вроде «батист» или «гипюр». Визг словно надломился, и она, не издав даже стона, свалилась им под ноги. Кирилл стоял и тупо смотрел, как по этому белому, кружевному стремительно расползается, словно красные чернила по промокашке, ее кровь. Он перевел взгляд на лицо девчонки – оно на глазах бледнело. Она упала в сугроб, и задранный вверх подбородок торчал из снега так, что сразу становилось ясно: то, что случилось, необратимо.
