Василий Шарапов - Честь и мужество
Зеленоватое пыльное такси стояло в метре от обочины на правой стороне дороги. Возле него маячила долговязая фигура в милицейской форме — курумочский участковый охранял машину. Молоденький лейтенант из дорнадзора, прислонясь к мотоциклу, направлял идущие из Куйбышева в сторону Тольятти автомобили и автобусы на левую сторону дороги, энергичными жестами подгоняя, чтоб не задерживались. Однако, проезжая мимо, шоферы, любопытствуя, снижали скорость, а из окон автобусов высовывались головы пассажиров.
Когда подъехали прокурор и начальник милиции Волжского района, оперативная группа уже принялась за дело. Следователь занялся описанием самой машины и места происшествия, эксперты осматривали труп. Зуенков из-за их склонившихся над открытым багажником спин всматривался в лицо убитого. Оно ему показалось знакомым, хотя Саша по опыту своему знал, что скорее всего он ошибается. Такие красивые, но довольно-таки стандартные лица видишь часто, и сознание их обычно не отмечает. Безобразие бывает более индивидуально, аномалии бросаются в глаза. Как, впрочем, и яркая, оригинальная красота. А у этого парня особых примет не было: молодое, не слишком круглое, не слишком узкое лицо, волосы темные, но «жгучий брюнет» не скажешь, ровный нос, слабо очерченные губы… Застывшие глаза убитого были чуть прищурены, отчего выражение лица казалось скептическим: суетитесь, мол, работайте, мне это все теперь до лампочки… «Моднячий парень, — отметил про себя Саша, — понятие в тряпках имел». Насколько он знал, это «ха бэ», что было на убитом, ценится нынче куда больше, чем самые дорогие ткани: песочного цвета рубашка с погончиками и такие же, отлично сшитые брюки были явно заграничной выделки. Рубашка на спине была коричневой от крови. Эксперт начал фотографировать скрюченное в багажнике тело, Зуенков отошел от машины и впервые как следует огляделся. Место, что и говорить, для организации розыска было не из благоприятных: голый пустырь. Сзади еле-еле виднелись домики и колокольня Курумоча, впереди, слева от дороги, постройки Жигулевской птицефабрики. Свидетелей могло и не быть. Но… все равно ведь не бывает так. Хоть какая-то мелочь обязательно попадется на глаза, чтоб потом навести на след. Саша подошел к участковому.
— Гоголев, а кто наверняка здесь по утрам проезжает?
— Шоферы с птицефабрики, — не задумываясь, ответил инспектор. — А когда с утра? Какой час интересует?
— Это мы у него спросим. — Саша показал подбородком на подходившего к ним лобастого и очень густобрового мужчину лет сорока — судмедэксперта. — Александр Федорович, когда его?
— Не позже трех и не раньше полуночи, — окая, ответил эксперт. — Но что это тебе дает? Ведь преступник мог уйти…
— Ох, Александр Федорович, спасибо за науку… — с досадой перебил Зуенков. — Гоголев, давайте-ка на птицефабрику махнем, а?
— Как скажете, — пробормотал тот.
Зуенков с участковым на мотоцикле отправились на птицефабрику. Засев в комнате на первом этаже конторы, Саша начал расспросы. Людей ему поставлял Гоголев. Оказалось, что очень многие видели стоящее у обочины такси, несколько человек даже обратили внимание, что шофера в нем не было. Называли разное время — и семь, и восемь, и девять утра. Но заинтересовало Сашу по-настоящему лишь одно свидетельство. Шофер птицефабрики Бобков сообщил, что, выехав в рейс до Курумоча в шесть утра, он не видел такси, но зато приметил Ваську Феофанова, который голосовал на дороге, ловя попутку, идущую в город. На обратном пути Бобков Ваську уже не видел — должно, поймал попутную, но зато стояло такси. Было это около семи.
— Васька, может, и заметил что, — закончил Бобков свой рассказ. — А живет Васька у нас, в Курумоче, к дядьке, видно, собрался. Отца у него нет, дядька заместо отца. В Южном живет.
Больше ничего существенного они на птицефабрике не узнали. Прямо оттуда, лишь на несколько секунд остановившись у такси, где продолжали работать криминалисты, и высадив Гоголева, Зуенков поехал в поселок Южный. Это было совсем недалеко — сразу за мостом через Сок — и путаться не пришлось: Бобков дал ему ориентир что надо. «Возле большой школы дом обшарпанный. Так в первом этаже спросить дворника Семена. Он дядька и есть, а Васька ему помогает. Убираться».
Инспектору повезло: еще четверть часа, и Васька Феофанов отправился бы в город. Зуенков застал его в дворницкой квартирке, когда тот укладывал колбасу, огурцы и хлеб в холщовую сумку с оттиснутой на ней физиономией бородатого певца. Саша предъявил удостоверение. Темные глазки паренька сверкнули от удовольствия, а скуластое лицо покраснело.
— Видел, товарищ капитан! — заговорил он возбужденно. — Я машину ловил, чтоб сюда довезла, а тут, гляжу, такси пустое. Я замахал, прям под колеса сунулся. А таксист как тормознет, аж занесло его — и дальше как крутанет к обочине… И метров через пятьдесят стал. Я подумал, что он из-за меня, чтоб подвезти. А потом думаю: сейчас холку намылит, он-то в Тольятти, в обратную сторону едет, а я подлез… Гляжу, он из машины выбрался, капот открыл, смотрит, вроде сломалось что-то… А потом захлопнул и пошел пехом в сторону Винтая. За подмогой, наверное. Я еще удивился, что не запер машину. И потом к птицефабрике ему было ближе. Или попутку мог остановить, попросить у шофера, какую нужно, помощь. Удивился я, значит, а тут как раз — самосвал. Я голоснул — он взял. Ну и уехал к дяде. Рассказываю ему про таксиста, а дядька Семен говорит: «Это, видно, вор был».
— А как он выглядел?
Вася задумался, глаза стали щелками.
— Да так, обыкновенно… — неуверенно пробормотал он. — Он только разик оглянулся, когда уходил. Плотный такой мужик, высокий, в белой рубахе с незакатанными рукавами…
— Волосы какие?
— Вроде стриженый. Светлые, но не очень. Сероватые волосы.
Большего из Васьки Феофанова Зуенков выжать не смог. Взяв у него курумочский адрес и еще раз уточнив время — между шестью и семью часами утра, — Саша вернулся к оперативной группе на шоссе. Там уже работу, по существу, заканчивали. Эксперт из ОТО обнаружил на крышке багажника довольно четкие отпечатки пальцев. Зато на баранке, переключателе скоростей и на капоте они были старательно стерты тряпкой. Выяснилось, что такси остановилось из-за повреждения в системе зажигания. Проводник с собакой работал пока безуспешно — овчарка никак не могла взять след. Но после сообщения Зуенкова, что поиск следует направить в сторону Винтая, кинологу удалось подвести своего Арса к следу. Пес, опустив нос к земле, уверенно рванулся вперед, и вскоре вместе с хозяином скрылся за поворотом.
Обговорив с начальником райотдела и участковым план розыскных мероприятий в селе Курумоч, поселке Винтай и на птицефабрике, Зуенков хотел было вместе с экспертами ехать в управление, когда со стороны города показался мотоциклист. Это был инспектор ГАИ.
— Мне капитана Зуенкова, — сказал он, лихо развернув мотоцикл перед носом «рафика». Козырнул, представился.
— Установили личность таксиста? — спросил следователь. Это он посылал инспектора с поручением во время отсутствия Саши.
— Так точно. Просили передать капитану Зуенкову, что водитель такси номер УКР 19—24 Хрищенков находится в больнице Управленческого городка. Состояние удовлетворительное, может говорить.
Зуенков и следователь переглянулись.
— По коням, — сказал следователь, захлопывая папку.
Удовлетворительным состояние Степана Игнатьевича Хрищенкова назвать можно было только с большой натяжкой. Бледный от потери крови, забинтованный — только нос да глаза видны, — он с трудом боролся с навалившейся на него сонливостью: сказывались уколы. К тому же его подташнивало: хотя кости черепа не были повреждены, таксист, очевидно, получил легкое сотрясение мозга. Но говорить он и в самом деле мог.
Вот что рассказал Хрищенков. Минувшей ночью, что-то около полуночи, он возвращался из санатория имени Чкалова, куда отвозил загулявшего отдыхающего. Он только выехал на просеку, как его знаком остановил парень в светлом летнем костюмчике. Поскольку порожние рейсы Хрищенков, как и любой таксист, не любит, он остановился. Уже потом он заметил, что парень сильно пьян. Лицо его Хрищенков рассмотрел хорошо — культурный с виду, длинные волосы, загорелый. При встрече сразу узнал бы. «На Безымянку!» — крикнул парень, открывая переднюю дверцу, и, когда Степан Игнатьевич кивнул, плюхнулся рядом с ним. «Подожди, — сказал он, видя, что таксист взялся за рычаг, — приятеля возьмем». Тут он открыл дверцу и сзади сел приятель, шагнувший из темноты. Хрищенков рассмотрел его плохо — тот сразу сел в глубине салона за его спиной, дыхнув в затылок перегаром. Шоферу это не понравилось — двух мужиков, да еще пьяных, он бы не взял, но спорить было поздно — попробуй теперь высади! Степан Игнатьевич повел машину в гору, а когда до трамвайного кольца оставалось метров сто, парня рядом с ним начало тошнить. «Стой! Не могу…» — выдавил он. Выругавшись, Хрищенков остановил машину у деревянного тротуарчика и хотел было высадить пьянчугу, но тут вдруг ощутил страшный удар по затылку, в глазах молния полыхнула — и все… Очнулся он глубокой ночью, во рту — кляп, ноги-руки связаны. Стонал, терял сознание, думал, что умрет, — кругом лес, никого… А оказалось, что это Сорокины Хутора, совсем близко. Выручили его супруги Башкатовы, они ночевали в палатке неподалеку.
