Дэшил Хэммет - Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3
Пат задумался, по-прежнему держа большой палец у подбородка.
— Не забывай, — убеждал я, — мы делаем это не только ради мисс Банброк. С Хейдором добровольно связались не только обе покойницы, но и целая стая еще живых, — и от этого они не перестали быть людьми. Пат упрямо покачал головой.
— Очень жаль, — сказал я девушке с лицемерной безнадежностью. — Я сделал все, что мог, но нельзя столько требовать от Редди. Я не могу упрекнуть его за то, что он побоялся рискнуть…
Пат — ирландец.
— Да что ж ты так шарахаешься, черт возьми? — прервал он мою ханжескую речь. — Но почему обязательно я застрелил Хейдора? Почему не ты?
Попался!
— Потому, — объяснил я, — что ты полицейский, а я нет. Гораздо меньше шансов поскользнуться, если его застрелит законопослушный, честный, бляху носящий страж порядка. Я убил большинство этих негодяев наверху. Должен ты чем-то доказать, что тоже здесь был?
Это была не вся правда. Идея моя состояла в том, что если Пат припишет себе эту честь, то потом ему будет трудно отойти в сторону, как бы ни повернулось дело. Пат — правильный человек, и я положусь на него в чем угодно, — но разве труднее положиться на человека, если ты его повязал?
Пат заворчал, стал качать головой, но:
— Я гублю себя, точно, но на этот раз — будь по-твоему.
— Молодец! — Я отошел в угол и поднял шляпу девушки. — Иди, сдай ее Дику, а я подожду тебя здесь. — Шляпу я дал девушке вместе с указаниями. — Отправляйтесь домой с человеком, которому вас передаст Редди. Сидите там, пока я не приеду, — я постараюсь приехать как можно скорее. Никому ничего не говорите, кроме того, что я велел вам молчать. «Никому» — это значит и отцу. Скажите, что я велел молчать даже о том, где вы меня видели. Понятно?
— Да и я вам…
Благодарности приятно вспоминать потом, но они отнимают время, когда надо заниматься делом.
— Трогайтесь, Пат! Они ушли.
Оставшись наедине с мертвецом, я перешагнул через него, присел перед сейфом и принялся разгребать письма и документы, ища под ними фотографии. Фотографий не оказалось. Одно отделение сейфа было заперто.
Я обыскал труп. Ключа не нашел. Запертое отделение было не очень прочным, но и я не лучший медвежатник Запада. Пришлось повозиться.
То, что я искал, лежало там. Толстая связка негативов. Стопка отпечатков — с полсотни.
Я стал перебирать их, отыскивая снимки сестер Банброк. Надо было прикарманить их, пока не вернулся Пат. Я не знал, на каком месте он упрется.
Мне не повезло — слишком долго я взламывал отделение. Я успел просмотреть только шесть отпечатков из стопки, когда он вернулся. Эти шесть были… довольно поганые.
— Так, с этим все, — проворчал Пат, войдя в комнату. — Сдал ее Дику. Элвуд мертв, а также единственный негр из тех, кого я видел наверху. Все остальные, кажется, удрали. Полицейские не появились — так что я вызвал целый фургон.
Я поднялся, держа связку негативов в одной руке, отпечатки в другой.
— А это еще что? — спросил он. Я снова насел на него:
— Фотографии. Пат, ты только что оказал мне большую услугу, и я не такая свинья, чтобы просить еще об одной. Но я хочу кое-что тебе обрисовать. Я нарисую тебе картинку, а ты сам ее назовешь.
Вот это, — я помахал карточками, — Хейдорова кормежка — за эти фотографии он получал или собирался получать деньги. Это фотографии людей, Пат, по большей части девушек и женщин, и среди них есть довольно гнусные.
Если в завтрашних газетах напишут, что в доме после перестрелки была найдена пачка фотографий, то в послезавтрашних будет длинный список самоубийц и еще более длинный — пропавших. Если в газетах ничего не напишут о фотографиях, списки могут быть короче, но ненамного. Кое-кто из сфотографированных знает, что здесь есть их снимки. Они решат, что полиция должна их искать. Действие этих фотографий мы знаем — чтобы избавиться от них, две женщины покончили с собой. У нас динамит в руках, Пат, и промолчат о нем газеты или напишут — он взорвет не одного человека и не одну семью.
Но допустим, Пат, газеты скажут, что, перед тем как ты застрелил Хейдора, ему удалось сжечь кучу бумаг и фотографий, от них остался только пепел. Нельзя ли предположить, что тогда самоубийств не будет? И что некоторые исчезновения последних месяцев прояснятся? Вот тебе картинка, Пат, — назови ее сам.
Вспоминая об этом, я думаю, что никогда в жизни я не был так красноречив.
Но Пат не аплодировал мне. Он меня изругал. Изругал подробно, желчно и с таким чувством, что стало ясно: я выиграл еще одно очко в моей маленькой игре. Он обзывал меня такими словами, каких я никогда не выслушивал от человека, сделанного из костей и мяса, — иначе говоря, от того, кого можно треснуть.
Когда он кончил, мы отнесли в соседнюю комнату бумаги, фотографии и книжку с адресами, лежавшую в сейфе, и положили в маленькую железную печку. К тому времени когда наверху раздались голоса и шаги полицейских, все это превратилось в золу.
— Ну, это уже точно последнее! — объявил Пат, когда мы кончили нашу работу. — И больше ты ни о чем не попросишь, доживи хоть до тысячи лет.
— Точно, последнее, — откликнулся я.
Мне нравился Пат. Он правильный малый. Шестым снимком в пачке был снимок его жены — бесшабашной, огнеглазой дочки кофейного магната.
НЕСУРАЗНОЕ ДЕЛО
Харви Гейтвуд распорядился, чтобы, как только я появлюсь, меня немедленно препроводили к нему. Однако мне потребовалось не меньше четверти часа, чтобы преодолеть полосу препятствий, созданную из многочисленных портье, курьеров, секретарш и секретарей, каждый из которых непреклонно преграждал мне дорогу, начиная от входа в здание Деревообрабатывающей компании Гейтвуда и заканчивая личным кабинетом председателя. Кабинет был огромен. Посредине стоял письменный стол величиной с супружеское ложе — из красного дерева, разумеется.
Как только вымуштрованный служащий компании, сопровождавший меня, шмыгнул за дверь, Гейтвуд перегнулся через стол и взревел:
— Вчера похитили мою дочь! Я хочу достать этих бандитов, даже если для этого мне придется выложить последний цент!
— Расскажите мне, пожалуйста, обо всем подробно, — попросил я.
Но он желал немедленного действия, а не вопросов, поэтому я потерял около часа, чтобы получить сведения, на сообщение которых он мог затратить пятнадцать минут.
Это был могучий здоровяк — около двухсот фунтов тугой красной плоти — и феодал-самодур, от макушки яйцевидной головы до носков гигантских, сшитых, несомненно, на заказ ботинок. Он сколотил свои миллионы, стирая в порошок каждого, кто становился на его пути, и сейчас, в ярости, готов был продемонстрировать эту милую привычку. Его нижняя челюсть выступала, как гранитный утес, глаза налились кровью — короче, он был в прекрасном расположении духа. Сначала все смахивало на то, что детективное агентство «Континентал» потеряет клиента, так как я дал понять, что, если он не расскажет все, что мне необходимо узнать, я пошлю это дело к дьяволу.
Однако в конце концов я выжал из него все, что мне было нужно.
Его дочь Одри вышла из семейной резиденции на Клей-стрит вчера вечером около семи, заявив своей горничной, что идет прогуляться. Домой она не вернулась. Об этом Гейтвуд узнал только из письма, которое пришло утром. Отправители сообщили, что его дочь похищена, и требовали за ее освобождение пятьдесят тысяч долларов. Гейтвуду предлагали приготовить эту сумму в стодолларовых банкнотах, чтобы он мог без проволочек передать ее, когда получит инструкцию, как это сделать. В качестве доказательства, что они не шутят, похитители присовокупили к письму прядь волос девушки, колечко, которое она всегда носила на пальце, а также написанную ее рукой записку, в которой она просила отца выполнить все, что от него требуют.
Письмо это Гейтвуд получил в своем офисе. Он немедленно позвонил домой и получил подтверждение, что девушка действительно не спала ночью в своей постели и никто из прислуги не видел ее с тех пор, как она вечером вышла на прогулку. Гейтвуд немедленно позвонил в' полицию и передал туда письмо, а позже решил также нанять и частных детективов.
— А теперь, — загрохотал он, как только я выудил из него все это и заодно убедился, что он ничего не знает о знакомствах и склонностях своей дочери, — теперь немедленно беритесь за дело! Я плачу вам не за то, чтобы вы просиживали задницу и переливали из пустого в порожнее!
— А что вы намерены делать?
— Я?! Я намерен швырнуть этих… этих… за решетку, если даже за это мне придется отдать последний цент!
— Прекрасно! Однако прежде всего вам следует распорядиться, чтобы приготовили эти пятьдесят тысяч. Вы должны иметь возможность передать их им, как только они пришлют вам инструкцию.
Он открыл рот. Потом захлопнул его, щелкнув зубами, и надвинулся на меня.
