Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе
– Я чувствую себя дураком.
– Тебе удалось прийти к каким-то выводам?
– Да, конечно. Я делал заметки. Зарисовал также следы укусов в натуральную величину. Теперь нужно будет поработать над этим, когда вернусь в свой кабинет.
– Можно оставить это на завтра.
– Нет, мне уже лучше.
– Точно?
– Точнее скажу тебе, когда мы покинем это мрачное заведение.
Он бесподобно управлялся с компьютером – вот вам еще одно достоинство. На протяжении нескольких часов, превратившись в ушлого и добросовестного чертежника, он постепенно изображал на экране точные очертания укусов в соответствии со своими беглыми набросками. Затем, основываясь уже на этих четких очертаниях, он нарисовал полностью челюсть, которая могла бы нанести подобные раны. Я ожидала результата, съежившись в кресле и ощущая с каждым мгновением все большую усталость, внезапно перешедшую в сон. В котором часу я проснулась, одному богу известно.
– По-моему, все встало на свои места.
Я подскочила к нему, сразу придя в себя.
– Разумеется, не Моргана ее покусала. Это должна быть собака ростом чуть меньше ротвейлера, но зато более мощная, следы от укусов глубокие, четкие, края ран ровные, без разрывов. Специально тренированная собака атаковала решительно и неутомимо, судя по следам, ее челюсти всякий раз сжимались с одной и той же силой.
– Может ли это быть одна из тех пород, что мы отобрали в прошлый раз на основе образцов шерсти?
– А вот сейчас поглядим.
Он сел напротив меня, взял бумагу и карандаш.
– Посмотрим. Боксер исключается автоматически. Его пасть имеет особенность, которую мы именуем нижним прогнатизмом. Иначе говоря, его нижняя челюсть сильно выступает вперед по сравнению с верхней. Укусы такой собаки весьма характерны по форме, чего в нашем случае мы не наблюдаем. – Он вычеркнул одну из строчек. – Исключаем и немецкого дога. Укусы его громадной пасти куда более внушительны.
– В таком случае у нас остаются только немецкая овчарка и стаффордширский терьер.
– Отличить их укусы друг от друга не представляется возможным.
– Черт возьми, Хуан, это ведь важный шаг вперед! Надо рассказать об этом Гарсону.
В комиссариате мне сообщили, что Гарсон уже ушел, и я, слегка встревоженная, позвонила ему домой. Он был там и как-то вяло отреагировал на мой звонок. Я рассказала, к каким выводам пришел Хуан, он отвечал односложно и, когда я кончила, не задал никаких вопросов и вообще никак не высказался.
– С вами все в порядке, Фермин?
– Да.
– Надеюсь, вы не хлещете виски как безумный. Вы нужны мне завтра здоровеньким, предстоит много работы.
– Не волнуйтесь, я не выпиваю.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, Петра, спасибо.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Хуан подошел ко мне сзади и обнял. Я повернулась, и мы поцеловались.
– Полагаю, в порядке компенсации за мою работу в качестве сыщика-любителя я заслужил, чтобы ты пригласила меня на ужин, а потом…
– Извини меня, Хуан, но я беспокоюсь за Гарсона. Хочу съездить к нему.
– Мне показалось, что с ним все в порядке.
– Его не поймешь. Как-никак он получил жестокий удар и сейчас один. Завтра я тебе позвоню.
Он опустил глаза, улыбнулся.
– Делай, что должна, инспектор.
Я торопливо поцеловала его и поспешила к Гарсону. Когда он открыл дверь, то с трудом меня узнал.
– Я приехала удостовериться, что вы не пьете.
– Я же сказал вам, что не пью.
– В таком случае лучше выпить, но не в одиночку. Виски у вас есть?
Он провел меня в гостиную. Как автомат, отправился на поиски выпивки и, вернувшись, наполнил два стакана.
– Как вам результаты Хуана Монтуриоля? Впечатляют, правда? Помните заводчиков этих двух пород? Во время визита к стаффордширам мы едва не погибли, и, вероятно…
– Знаете, инспектор, мне отчего-то не хочется разговаривать.
– Ладно, тогда посмотрим телевизор.
По телевизору шел футбольный матч, а в этой игре я совершенно ничего не смыслю. Мы молча смотрели на экран, время от времени отхлебывая понемножку виски. К счастью, игроки часто затевали драки и спорили с судьей, и тут было, по крайней мере, все понятно и к тому же забавно, так что я продержалась почти до самого конца, когда заметила, что Гарсон клюет носом. Тогда я встала и тихо сказала:
– Я пошла, Фермин, увидимся завтра на работе. Он кивнул, не двинувшись с места, даже не изменив позы, обеспечивавшей ему спокойный и сладкий сон.
Я всю жизнь мечтала, чтобы со мной произошло то же, что случается с детективами в фильмах. Когда я в ту ночь вернулась домой, то обнаружила, что мое желание наконец сбылось, но, как ни странно, это мне совсем не понравилось. Входная дверь была взломана. В гостиной царил неописуемый хаос: книги были сброшены с полок, диванные подушки тоже валялись на полу, все ящики были открыты. Я бросилась в спальню, где меня ждала похожая картина. С ночного столика исчезли мои немногочисленные украшения. Я швырнула сумку на кровать и разразилась громкими проклятиями. Внезапно я вспомнила про Ужастика, и сердце сразу заколотилось. Я стала звать его, по инерции оглядываясь по сторонам, но он не отзывался. Я пошла на кухню и долго не могла открыть дверь, потому что сзади что-то мешало. И действительно, он был там, за дверью, превратившийся в мохнатый неподвижный клубок. Мертвый. Я присела на корточки рядом и поначалу не решалась до него дотронуться. Но потом набралась смелости и осторожно погладила. На ощупь он был твердый и холодный. На голове запеклась кровь, должно быть, туда пришелся удар. Я сходила за диванной подушкой, уложила на нее Ужастика и перенесла его в гостиную. Потом уселась рядом с маленьким тельцем, опечаленная и усталая. Вот теперь, подумала я, с Земли исчезла последняя память об Игнасио Лусене Пасторе. Несчастный бедолага и его уродливый пес. Грустная история.
– Конечно, это не воры, – сказала я Гарсону, выглядевшему утром намного спокойнее. – Кража четырех колец, которые ничего не стоят, – это способ скрыть, что они на самом деле искали.
– Тетрадку Лусены?
– Нужно быть совсем неопытным любителем, чтобы подумать, что мы храним вещественные доказательства в ящике комода!
– Тогда, значит, их целью был Ужастик. Они боялись, что он снова может послужить нам немым свидетелем. Они видели, сколько полицейских съехалось к дому Валентины, и знают, что мы не клюнули на историю о нападении Морганы на свою хозяйку. Попутно они попытались найти что-нибудь стоящее у вас в доме.
– Возможно.
– Поскольку они лишились Валентины и их больше никто не информирует о наших делах, они должны уничтожать возможные улики.
– Это печально, младший инспектор. Нам пора выходить на финишную прямую. Все карты у нас на руках, так давайте же наконец решимся и разыграем их. Нелепо, что мы столько времени как привязаны к этому проклятому делу. Просто смешно.
– Пособничество Валентины не давало нам продвигаться вперед.
– Не вешайте на Валентину все подряд. В конце концов, она за вас жизнь отдала.
– Вы уверены в этом?
– Конечно, она даже потом начала нам помогать. Позвонила в полицию с заявлением, хотя после передумала и предупредила злоумышленников.
Гарсон с важным видом поднял вверх палец.
– Минутку, инспектор, минутку! Вы высказываете слишком поспешные суждения, желая меня утешить, но этого делать не стоит.
– Что вы хотите сказать?
– Разве вы не понимаете? Валентина не могла звонить в полицию по той простой причине, что в то самое время, когда был сделан звонок, она была со мной, у меня дома. Разумеется, благодаря этому она узнала все, о чем мне сообщили по телефону, я сам ей рассказал. Как только я ушел, она позвонила своим сообщникам и предупредила их, что мы едем. Вот вам объяснение того, почему, прибыв на место, мы никого там не застали. Так что помогала она не полиции, а своим дружкам, запомните.
– Время вы уточнили?
– Разумеется.
Я в отчаянии схватилась за голову.
– Но тогда кто же, Фермин, была женщина, позвонившая в полицию?
– Только не Валентина, в этом можете быть уверены.
– А что дали поиски в окружении Валентины? Обнаружились ее родственники, друзья, предполагаемый любовник?
– Ничего. У нее не было окружения, она относилась к числу одиноких душ. И куда-то пропала ее записная книжка, которая обычно лежала у нее в сумочке; вероятно, она потеряла ее перед смертью.
– Возможно ли, чтобы женщина на протяжении многих лет имела любовника и ни единого следа в ее жизни он не оставил?
– Если она говорила правду, то они соблюдали осторожность, ведь он был женат.
– Насчет него согласна, но у нее-то дома вполне мог храниться какой-нибудь подарок, кольцо с выгравированным именем, фотография… Вам никогда не бросалось в глаза что-то подобное?
