Лариса Соболева - Нимб над Мефистофелем
– «Там сидела Мурка, в кожаной тужурке, с ней сидел какой-то юный франт...»
Или наливал водку в рюмки и выпивал залпом.
– Веришь, – неоднократно повторял Бабакин, – не помню, какая она. Помню запах ее, а лица не вижу. Такое бывает, а? – И снова напевал песенку о Мурке. А в конце вдруг сказал: – Кстати, знаешь, в чем смысл этой песни?
– В чем же?
– Мурка была в кожаной тужурке, а кожанки выдавали чекистам. Чекисткой была Мурка и с бандитами таскалась. Вот так.
Рано утром Илья вышел от Устина Бабакина, некоторое время постоял у подъезда, осмысливая полученные сведения. Он испытывал настоящее потрясение и оттого, что брат погиб так нелепо, и оттого, что Бабакин до сих пор чувствовал вину, и оттого, что не представлял молодую женщину в роли хладнокровной убийцы. Ну, были известные случаи, когда женщина топором убивала садиста мужа или по пьяной лавочке хватала в руки нож и протыкала им сожителя во время ссоры. Но чтоб втереться в доверие к молоденькому парню, разыграть влюбленность, а на деле выведывать у него о ходе следствия, а потом убивать всех, кто мог указать на нее, – это надо быть редкостной тварью. И как принять такой факт: никаких концов? Неужели ее невозможно найти?
Илья приехал в гостиницу, выспался и до полночи снова слушал рассказ Устина Бабакина, который он записал на магнитную ленту, – портативный магнитофон журналист всегда возил с собой. Вертелись бобины, оживляя картины сорок девятого года, Илья сосредоточенно слушал, пытаясь отыскать в словах Бабакина то, что тогда было упущено Чехониным-старшим. Нет, тогда он еще не думал самостоятельно найти убийцу брата, просто ему казалось невозможным, что, в сущности, девчонка оказалась столь дьявольски хитра и коварна. Как она обвела вокруг пальца взрослых мужиков, опытных и умных! Кто же она такая? – задавался он вопросом, и ах как ему хотелось посмотреть ей в лицо.
Он прилетел домой, писал статьи, ездил в командировки, а в свободное время слушал и слушал запись. Илья почти наизусть выучил ее, но пока слушал, как обычный рассказ, ничего не находил существенного. А когда начал следить за логикой брата, одновременно читая протоколы, обнаружил два интересных момента. Во-первых, был мужчина, который следил за домом Федора Михайловича, а музыкант слышал его диалог с Ириной в ресторане. Но найти того мужчину сейчас – безнадежный вариант, ведь о нем неизвестно вообще ничего. Во-вторых: после убийства музыканта Анатолий Романович вспомнил о финке, которой была убита Ирина, и собирался опросить мастеров-кустарей. Это и явилось причиной его смерти, так как Устин по наивности и глупости рассказывал о ходе следствия Агнии-Мурке. Нереально найти мастера, ну а вдруг...
Илья поехал к Захару Сергеевичу с просьбой:
– Помогите мне. В сорок девятом кустарно делали холодное оружие. Может, кто-то из мастеров жив? Я хотел бы поговорить с этими людьми.
– Ты, Илья Романович, никак надумал сам найти Мурку? – В его вопросе угадывалась доля насмешки, но совсем чуть-чуть. – Брось дурью маяться. Столько лет прошло... Ее невозможно отыскать.
– Не знаю, Захар Сергеевич, чего я хочу на самом деле, – признался Илья. – Но эта история не дает мне покоя. Полгода прошло с тех пор, как впервые о ней узнал, и вот поди ж ты... Очень уж хочется узнать, кто была та женщина. Я не верю, что она не оставила хвост за собой, каких-то следов. Не верю, и все тут! Если не получится – так тому и быть, но я должен попытаться.
Захар Сергеевич нахмурился, пристально разглядывая Чехонина-младшего. Наверняка думал, что журналист возомнил о себе черт знает что. Илья был готов к отказу. Что ж, тогда он будет действовать без посторонней помощи. Но после паузы Захар Сергеевич вымолвил, правда, с заметным неудовольствием:
– Хорошо, я подумаю, что можно сделать.
Потянулись недели, месяцы. Кустарей-оружейников тех лет находили в тюрьмах (то было несложно, хотя и хлопотно), и Илья ехал туда, беря с собой фотографию финки. Жили «мастера» и в городе. Некоторые из них «завязали», другие продолжали трудиться на преступников, но те и другие встречали журналиста настороженно, никто финку не признавал. Однажды Илье устроили свидание в тюрьме с неким Мамалыгой – отпетым вором в законе. Тот взял в руки снимок и выпятил нижнюю губу:
– Так это ж работа Анапки!
– Как вы узнали? – осведомился Илья.
– А чего тут узнавать? – покривил губы Мамалыга. – Вишь, на рукоятке насечки? Он всегда так делал, чтоб свой форс выставить.
– На обратной стороне написаны параметры финки, посмотрите.
Мамалыга закурил папиросу. Прочитал описание ножа, но смотрел на свою ладонь, будто что-то сравнивая и высчитывая.
– Как думаете, для кого он сделал эту финку? – спросил наконец Илья.
– Наверняка для бабы. Рукоятка мала, вес мал, мужику одно неудобство. Оно ж и вес значение имеет: если кого ударить надумаешь – сила увеличивается. А вот баба запросто возьмет в свою нежную ручку этот финак, ей как раз удобно будет.
– А как найти Анапку?
– Уже не найдешь. Он зимой бултыхнулся с моста да под лед и ушел.
– Его убили? – уточнил Илья.
– Не-не, сам. Пьяный был в зюзю.
Выходит, напрасно велись поиски. Илья вернулся домой и заново прослушивал запись. Не давала ему покоя мысль, что Мурка живет и здравствует. Хотя, конечно, и эта преступница могла уже отправиться в мир иной. Но тогда он хотел бы удостовериться, что ее нет в живых. А если есть... Илья не думал, как поступит с ней, когда... если отыщет, пока идея фикс была только найти ее.
Теперь внимание журналиста сфокусировалось на Ирине. Правда, та давно уже погибла, и тем не менее логика обозначила пути поисков. Отсидев срок, женщина приехала расквитаться за долгие годы заключения, грозилась расправой над всеми членами семьи. Исходя из этого, почему не допустить, что кто-то из членов семьи знает об Ирине больше, чем знал Федор Михайлович? Нельзя сбросить со счетов и такой момент: человек, выбравшись из ада и одержимый местью, часто одновременно одержим идеей превратить жизнь врагов в тот же ад. Могла Ирина иметь верных сообщников и угрожать семейству через какое-то конкретное лицо? Запросто. Тот же мужчина из ресторана, с которым ее видел музыкант, мог быть не только любовником, как Француз, но и сообщником. Разве нельзя допустить, что именно он взял на себя миссию Ирины после ее смерти? Следовало отыскать членов семейства Максют, узнать, что с ними. Но с кого начать? А если с Федора Михайловича? После войны успешно лечили неизлечимые ранее заболевания, тот же туберкулез в том числе, антибиотики творили чудеса. Вдруг и ему посчастливилось продлить жизнь?
Илья начал новые поиски. Но Федор Михайлович все же умер в сорок девятом году. Однако, выяснив, кем он работал, журналист пришел к выводу, что эта семья обязательно держала прислугу. Мало-помалу он нашел знакомых и друзей семейства, те помогли отыскать кухарку, которая продолжала работать в состоятельных домах. Она рассказала о самоубийстве Анны Ивановны, о последних днях перед войной, о скандалах в доме и об убийстве главы семейства, за которое Ирина попала в лагерь.
– Вы видели Федора Михайловича перед кончиной? – спросил Илья.
– А то как же! Я ему покушать привозила, он же один остался, бедный. И в квартире прибиралась, стирала.
– Он вам ничего не рассказывал? Об Ирине, например.
– Говорил, что ее убили, ножом зарезали. Допрыгалась. Вот никогда мне эта Ирка не нравилась! Бесстыдница – тьфу!
– А ведь, кажется, не она застрелила Бориса Михайловича.
– Да что ты! – всплеснула руками кухарка. – А по мне, так она, гадюка. Больше-то на такое никто не сподобился б.
– Вы присутствовали при кончине Федора Михайловича? Может, он что-то говорил перед смертью?
– Нет, милый, не присутствовала. А ты найди медсестру Машеньку. Молоденькая такая, на личико славненькая. Фамилию не помню, но она все время с Федором Михайловичем была, жалела его очень. Человек-то он был хороший, добрый. Я как ни приду к нему, а Машенька возле него сидит. То книжку читала, то просто разговоры вела, то письма ему писала. Он диктовал, а она писала.
– А как Ваню найти и Лидочку?
– Лида в сорок восьмом в Ленинград переехала, к тетке. Натальей Михайловной ту зовут. У нее дети в блокаду погибли, а она выжила, вот и взяла Лидочку к себе, одной-то тяжко. А Ваня военным стал, где он – не знаю.
Поскольку медсестра Машенька жила в том же городе, ее поисками и занялся Илья. Дело оказалось непростым – без фамилии трудно найти человека. Искал в архивах больницы за сорок девятый год девушку по имени Мария. А имя-то распространенное! Ориентировался по возрасту. Помимо собственного расследования, Илья, конечно, работал, ездил в командировки, писал статьи. Время летело незаметно и быстро.
Наконец выяснил фамилию Марии – Карнаухова, в бухгалтерских книгах обнаружился и прежний адрес девушки. Илья поехал туда, но... Тот дом снесли, на его месте выстроили новый, Карнауховы там не жили. Где же искать медсестру? Справка ничего не дала – Карнауховы в списках имелись, а вот имени Мария рядом с этой фамилией не значилось.
