Наталья Борохова - Личная жизнь адвоката
– Ну, почему же! – подал голос Кротов. – Мне, например, это легко вообразить. Мировая история, предания о любви и даже сказки строятся именно на таком сюжете. Герой влюбляется в девушку, не подходящую ему с точки зрения житейской логики. Иван-дурак сходит с ума по Елене Премудрой. Принц берет в жены Золушку.
– Довольно, – сухо оборвала его Милица Андреевна. – Читайте эти сказки детям на ночь. Мы с вами живем в реальном мире, где рассуждать на тему неравного брака могут только безмозглые романтики. Мой сын всегда был трезвомыслящим человеком.
– А чего вам не хватало? Вашему сыну? – возмутился Кротов. – Кто он у вас, наследный принц? Ему выпала честь быть знакомым с такой девушкой, – он бросил на Еву быстрый взгляд. Девушка сидела пунцовая от волнения, не понимая, что происходит и почему адвокат скатился вдруг с допроса на защитительную речь. – Ева – красива, умна, добра сердцем. Она – отличный специалист… Да, ваша честь! Я наводил справки на работе. Без нее там как без рук. А этот ваш сын… он так и не защитил диссертацию, сколько бы вы нам ни говорили о его блестящем будущем как ученого. Да и адвокатский экзамен он не сдал… Он – никчемный человек, если разобраться…
Дубровская, почувствовав, что ее коллегу понесло, вовсю колотила Василия по ноге туфлей на каблуке, но тот, как раненый зверь, уже не замечал боли.
– …мы судим эту девушку за то, что она не позволила вытереть об себя ноги? Да? Мы рассуждаем на тему, насколько обоснован был ее визит к Винницкому, человеку, который воспользовался ее красотой и молодостью, а потом за ненадобностью указал ей на дверь? Мы ждем от девушки, что она должна молча снести унижение и уйти, когда ей велят? Но почему? Кто это сказал? Кто решил, что должно быть так, а не иначе?
– Довольно, адвокат! – загрохотал молотком судья, который уже долгое время проявлял признаки нетерпения. – Кому вы задаете сейчас эти вопросы? Почему вы решили, что время вашей защитительной речи уже подошло? Я не позволю превращать суд в телевизионное шоу «Суд идет». Вы не актер, а адвокат. Стало быть, извольте выполнять требования закона! У вас есть конкретные вопросы к потерпевшей?
– Вообще все эти вопросы я задавал именно потерпевшей, – сбавил напор адвокат, налетев на замечание судьи, как на бетонную стену. – Просто мне стало тошно выслушивать оскорбления Милицы Андреевны в адрес Евы. Такое впечатление, что именно она навязалась в подруги к Винницкому. Но будем честны: это Артем завязал с ней знакомство, это он привел девушку в свой дом, а не она сама ворвалась туда помимо воли родителей. Он водил ее на вечеринки, покупал ей платья, подвозил к дому на машине. Стало быть, она ему нравилась! Разве это не свидетельство того, что у него были чувства к Еве?
– Ох, молодо-зелено! – покачала головой Милица Андреевна, и на ее губах появилась снисходительная усмешка. – Вы не правы, но я на вас не обижаюсь, адвокат. Понимаю, вы просто пытаетесь отработать свой гонорар. Вы хотите, чтобы все вокруг были честными? Тогда ответьте, положа руку на сердце, стали бы вы сами строить серьезные отношения с такой девушкой, как Вострецова? Не гулять, не спать в одной постели, а именно считать ее своей невестой и будущей женой?
Милица Андреевна рассчитывала на триумф. Ей определенно удалось сбить адвоката с толку, потому что уши Василия приобрели цвет кумача. Он взглянул на потерпевшую, затем на Еву и выпалил вдруг:
– Да. Разумеется… Если бы я мог… – в его интонациях сквозила такая обреченность, что даже госпожа Винницкая на несколько мгновений потеряла дар речи. Милица Андреевна решила, что адвокат точно чокнутый, но в его искренности у нее не было сомнений. Наверняка от стресса и от магических зеленых глаз Евы у него просто снесло крышу. Во всяком случае, он вел себя не так, как должен себя вести нормальный, адекватный человек, вынужденный, согласно профессиональному долгу, защищать преступницу. Она уже жалела о своем вопросе, впрочем, как и судья, который устал быть свидетелем судебной мелодрамы.
– Адвокат, я объявляю вам замечание в протокол, – сказал он, делая знак секретарю. – Вы ведете себя возмутительно. Я вынужден буду вынести частное постановление в ваш адрес и направить его в адвокатскую палату для принятия в отношении вас дисциплинарных мер.
– Воля ваша, – сказал Василий, понурив голову. – Я ничуть не жалею о том, что сказал. Ева – замечательная девушка, и если я из-за нее лишусь…
– Довольно! – грохнул молотком судья. – Вы злоупотребляете своими правами, адвокат, и не подчиняетесь требованиям председательствующего. Я прошу вас покинуть зал. Слава богу, у нас есть еще один защитник.
– Но я не отказывался защищать подсудимую. Да и сама Вострецова не отказывалась от моих услуг. Вы не имеете права!
– Пристав, помогите адвокату покинуть зал, – сказал судья, обращаясь к судебному приставу, сидевшему возле двери на стуле.
Тот неспешно встал и, испытывая видимую неловкость, приблизился к защитнику. Он не решался применить силу, только стоял рядом, глядя, как незадачливый Ромео собирает в портфель бумаги. Василий был раздосадован. Его губы были плотно сжаты, но по ожесточению, с которым он кидал в недра портфеля ручки, брошюры с текстами кодексов, стало ясно, до какой степени он раздражен. Наконец, собрав со стола вещи, он бросил огненный взгляд на судью.
– Вам с этим жить, ваша честь! Вы поступаете незаконно.
Лицо судьи осталось каменным.
– Я попросил очистить зал, – сказал он, обращаясь не то к адвокату, не то к приставу. Последний засуетился возле защитника, но Василий уже направился к выходу, застегивая на ходу портфель.
Лиза обреченно вздохнула. Теперь у Вострецовой остался лишь один адвокат…
Глава 18
Выходные прошли в сонном оцепенении. Расстроенная событиями пятницы, Елизавета пребывала в состоянии черной меланхолии. Будущее рисовалось ей в самом мрачном свете, а обличительная реплика Василия, обращенная к судье: «Вам с этим жить!», казалось, была предназначена и ей самой. Ей тоже придется жить с осознанием того, что она не сумела защитить человека. Говорят, что у каждого врача есть свое кладбище. Наверно, то же самое можно сказать и про адвоката. Только кресты здесь заменяют листы обвинительных приговоров, вереница серых тюремных будней, свидания, короткие весточки из дома. Теперь она уже почти завидовала Василию, который ушел из процесса с гордо поднятой головой. А вот ей придется опустить голову, когда судья будет зачитывать приговор Еве.
Она долго ворочалась в своей постели, пытаясь заснуть и не видеть перед своими глазами череду знакомых лиц; не слышать обрывки фраз, стук судейского молотка, приглушенный шепоток в зале. Она забылась где-то около трех часов ночи, а проснулась, когда солнце вовсю заливало комнату. Стоял чудный осенний день, в самой прелести которого уже чувствуется грустинка, потому что знаешь: еще немного и зарядят дожди. Лазурное небо станет хмурым и неприветливым, а на смену пестрым краскам ранней осени придет убогая палитра межсезонья: серо-коричневые тона с вкраплениями черного и белого.
Часы показывали одиннадцать, что явственно свидетельствовало о том, что Лиза проспала. Малыши, должно быть, поднялись чуть свет и уже успели позавтракать и погулять в то время, пока их беспечная мать досматривала последние сны. В выходные она обычно не пользовалась услугами няни, предпочитая наверстывать то, что было упущено за неделю. Сегодня как раз была суббота… Стоп! Так кто же сейчас был с детьми? Лиза едва успела запахнуться в халат, а ноги ее уже несли по узкому коридору к детской. Она распахнула дверь, боясь увидеть два зареванных существа в памперсах. Но кроватки были пусты, а через приоткрытое окно в комнату вливался пропахший дымком осенний воздух. Дубровская кинулась вниз по лестнице, через гостиную в столовую. Глазам ее открылась идиллическая картина.
Все семейство было в сборе. Андрей никуда не уехал, как это он делал иногда по субботам. Он сидел за столом, держа на руках Машу. Девочка отталкивалась крепкими ножками от колен отца и была, по всей видимости, чрезвычайно довольна. Саша спокойно лежал на руках у бабушки. Появление заспанной матери в дверях вызвало сиюминутный интерес. Лиза была в шлепанцах на босу ногу, не причесана, едва одета.
– Господи, я так перепугалась! – сказала она, выдохнув воздух.
– Неужели? – насмешливо заметила свекровь. Выражение скуки мгновенно сошло с ее лица. Теперь она играла роль женщины, выполняющей священный долг по воспитанию внуков, брошенных гулящей матерью на произвол судьбы. Обратив лицо к Сашеньке, она начала причитать: – Да ты мой хорошенький! Да ты мой славный! Никому нет до тебя дела, да?
– А-а! – отозвалась Маша, подпрыгивая на коленях отца.
– Да и до тебя тоже, – поддержала ее бабуля. – Встали ни свет ни заря. Рядом, понятно, никого нет. Ни матери, ни няньки…
