Лариса Соболева - Любовь к таинственности, или Плохая память
– Туруса, – подсказал Илья. – О нем как раз много сведений в деле. Анатолий подробно писал о ходе следствия.
– Точно, фамилия музыканта была Турус. Смешная, правда? – закивал Захар Сергеевич. – Толя дотошный был, аккуратный. Устин долго провалялся на больничной койке без сознания, думали, не выживет парень. А он выжил и рассказал нам, как было дело. Кинулись мы искать Мурку, в доме, где жила, опросили соседей, те сообщили, что девушка Агния сняла квартиру в начале октября, вела себя примерно. Это все, что они знали о ней. Мы бандитские шалманы перебрали по косточкам, это стало делом чести – найти преступницу, застрелившую нашего лучшего сотрудника. Но никто понятия не имел, кто такая Мурка, народец из преступного мира сам поражался ее изощренной жестокости. Таких не водится среди бандитских подружек – клялись нам. Да только, я думаю, боялись ее, значит, она была настоящей уголовницей. А коль нет концов, то и дело осталось нераскрытым, и писать про Мурку было нечего. Ты не думай, Илья Романович, мы года три бились, не прекращали свое следствие даже тогда, когда начальство приказало дело на полку положить.
– Жаль, – вздохнул Илья. – Мне хотелось об этой истории написать.
– А знаешь что? Поезжай-ка в Киев к Устину. Он с твоим братом не разлей вода был, расскажет более подробно, что да как.
– В Киев? – задумался Илья. – А как его найти?
– Адресок я тебе достану. Устин Бабакин работает в милиции, насколько мне известно, так что проблем его найти не будет, тебе не придется в справку обращаться, время сэкономишь.
Чехонин-младший выпросил командировку у главного редактора и полетел в Киев.
Бабакин встретил его как близкого родственника, стоило упомянуть о Чехонине. Илья не сказал ему, что он родной брат Анатолия Романовича, посчитав, что постороннему человеку легче откроется, чем близкому родственнику погибшего соратника. Всю ночь просидели у Бабакина на кухне, пили, курили. Больше всего поразило Илью, что Устин не только помнил все мелочи, а переживал так, будто события произошли вчера. Иногда рассказчик надолго замолкал, пряча навернувшиеся слезы, или напевал под нос:
– «Там сидела Мурка, в кожаной тужурке, с ней сидел какой-то юный франт…»
Или наливал водку в рюмки и выпивал залпом.
– Веришь, – неоднократно повторял Бабакин, – не помню, какая она. Помню запах ее, а лица не вижу. Такое бывает, а? – И снова напевал песенку о Мурке. А в конце вдруг сказал: – Кстати, знаешь, в чем смысл этой песни?
– В чем же?
– Мурка была в кожаной тужурке, а кожанки выдавали чекистам. Чекисткой была Мурка и с бандитами таскалась. Вот так.
Рано утром Илья вышел от Устина Бабакина, некоторое время постоял у подъезда, осмысливая полученные сведения. Он испытывал настоящее потрясение и оттого, что брат погиб так нелепо, и оттого, что Бабакин до сих пор чувствовал вину, и оттого, что не представлял молодую женщину в роли хладнокровной убийцы. Ну, были известные случаи, когда женщина топором убивала садиста-мужа или по пьяной лавочке хватала в руки нож и протыкала им сожителя во время ссоры. Но чтобы втереться в доверие к молоденькому парню, разыграть влюбленность, а на деле выведывать у него о ходе следствия, а потом убивать всех, кто мог указать на нее, – это надо быть редкостной тварью. И как принять такой факт: никаких концов? Неужели ее невозможно найти?
Илья приехал в гостиницу, выспался и до полночи снова слушал рассказ Устина Бабакина, который он записал на магнитную ленту, – портативный магнитофон журналист всегда возил с собой. Вертелись бобины, оживляя картины сорок девятого года, Илья сосредоточенно слушал, пытаясь отыскать в словах Бабакина то, что тогда было упущено Чехониным-старшим. Нет, тогда он еще не думал самостоятельно найти убийцу брата, просто ему казалось невозможным, что, в сущности, девчонка оказалась столь дьявольски хитра и коварна. Как она обвела вокруг пальца взрослых мужиков, опытных и умных! «Кто же она такая?» – задавался он вопросом, и ах как ему хотелось посмотреть ей в лицо.
Он прилетел домой, писал статьи, ездил в командировки, а в свободное время слушал и слушал запись. Илья почти наизусть выучил ее, но пока слушал как обычный рассказ ничего не находил существенного. А когда начал следить за логикой брата, одновременно читая протоколы, обнаружил два интересных момента. Во-первых, был мужчина, который следил за домом Федора Михайловича, а музыкант слышал его диалог с Ириной в ресторане. Но найти того мужчину сейчас – безнадежный вариант, ведь о нем неизвестно вообще ничего. Во-вторых: после убийства музыканта Анатолий Романович вспомнил о финке, которой была убита Ирина, и собирался опросить мастеров-кустарей. Это и явилось причиной его смерти, так как Устин по наивности и глупости рассказывал о ходе следствия Агнии-Мурке. Нереально найти мастера, ну а вдруг…
Илья поехал к Захару Сергеевичу с просьбой:
– Помогите мне. В сорок девятом кустарно делали холодное оружие. Может, кто-то из мастеров жив? Я хотел бы поговорить с этими людьми.
– Ты, Илья Романович, никак надумал сам найти Мурку? – В его вопросе угадывалась доля насмешки, но совсем чуть-чуть. – Брось дурью маяться. Столько лет прошло… Ее невозможно отыскать.
– Не знаю, Захар Сергеевич, чего я хочу на самом деле, – признался Илья. – Но эта история не дает мне покоя. Полгода прошло с тех пор, как впервые о ней узнал, и вот, поди ж ты… Очень уж хочется узнать, кто была та женщина. Я не верю, что она не оставила хвост за собой, каких-то следов. Не верю, и все тут! Если не получится – так тому и быть, но я должен попытаться.
Захар Сергеевич нахмурился, пристально разглядывая Чехонина-младшего. Наверняка думал, что журналист возомнил о себе черт знает что. Илья был готов к отказу. Что ж, тогда он будет действовать без посторонней помощи. Но после паузы Захар Сергеевич вымолвил, правда, с заметным неудовольствием:
– Хорошо, я подумаю, что можно сделать.
Потянулись недели, месяцы. Кустарей-оружейников тех лет находили в тюрьмах (то было несложно, хотя и хлопотно), и Илья ехал туда, беря с собой фотографию финки. Жили «мастера» и в городе. Некоторые из них «завязали», другие продолжали трудиться на преступников, но те и другие встречали журналиста настороженно, никто финку не признавал. Однажды Илье устроили свидание в тюрьме с неким Мамалыгой – отпетым вором в законе. Тот взял в руки снимок и выпятил нижнюю губу:
– Так это ж работа Анапки!
– Как вы узнали? – осведомился Илья.
– А чего тут узнавать? – покривил губы Мамалыга. – Вишь, на рукоятке насечки? Он всегда так делал, чтобы свой форс выставить.
– На обратной стороне написаны параметры финки, посмотрите.
Мамалыга закурил папиросу. Прочитал описание ножа, но смотрел на свою ладонь, будто что-то сравнивая и высчитывая.
– Как думаете, для кого он сделал эту финку? – спросил наконец Илья.
– Наверняка для бабы. Рукоятка мала, вес мал, мужику одно неудобство. Оно ж и вес значение имеет: если кого ударить надумаешь – сила увеличивается. А вот баба запросто возьмет в свою нежную ручку этот финак, ей как раз удобно будет.
– А как найти Анапку?
– Уже не найдешь. Он зимой бултыхнулся с моста да под лед и ушел.
– Его убили? – уточнил Илья.
– Не-не, сам. Пьяный был в зюзю.
Выходит, напрасно велись поиски. Илья вернулся домой и заново прослушивал запись. Не давала ему покоя мысль, что Мурка живет и здравствует. Хотя, конечно, и эта преступница могла уже отправиться в мир иной. Но тогда он хотел бы удостовериться, что ее нет в живых. А если есть… Илья не думал, как поступит с ней, когда… если отыщет, пока идея фикс была только найти ее.
Теперь внимание журналиста сфокусировалось на Ирине. Правда, та давно уже погибла, и тем не менее логика обозначила пути поисков. Отсидев срок, женщина приехала расквитаться за долгие годы заключения, грозилась расправой над всеми членами семьи. Исходя из этого, почему не допустить, что кто-то из членов семьи знает об Ирине больше, чем знал Федор Михайлович? Нельзя сбросить со счетов и такой момент: человек, выбравшись из ада и одержимый местью, часто одновременно одержим идеей превратить жизнь врагов в тот же ад. Могла Ирина иметь верных сообщников и угрожать семейству через какое-то конкретное лицо? Запросто. Тот же мужчина из ресторана, с которым ее видел музыкант, мог быть не только любовником, как Француз, но и сообщником. Разве нельзя допустить, что именно он взял на себя миссию Ирины после ее смерти? Следовало отыскать членов семейства Максют, узнать, что с ними. Но с кого начать? А если с Федора Михайловича? После войны успешно лечили неизлечимые ранее заболевания, тот же туберкулез в том числе, антибиотики творили чудеса. Вдруг и ему посчастливилось продлить жизнь?
Илья начал новые поиски. Но Федор Михайлович все же умер в сорок девятом году. Однако, выяснив, кем он работал, журналист пришел к выводу, что эта семья обязательно держала прислугу. Мало-помалу он нашел знакомых и друзей семейства, те помогли отыскать кухарку, которая продолжала работать в состоятельных домах. Она рассказала о самоубийстве Анны Ивановны, о последних днях перед войной, о скандалах в доме и об убийстве главы семейства, за которое Ирина попала в лагерь.
