Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич

– Гипноз? – Кира, откинулась на спинку сиденья. – Прямо, как в голливудском кино…

– Я сам, своими глазами, наблюдал его в деле. Можете называть это как угодно, но он действительно может вытащить из памяти давно забытые, даже детские воспоминания.

– Меня еще никогда не гипнотизировали.

– Ну, что вы теряете? В крайнем случае – час времени. Прокатитесь в офис к нашему доктору, посидите в удобном кресле. А взаимные выгоды в случае успеха очевидны.

– У вашего доктора официальный офис?!

– Представьте! Никаких фальшивых вывесок, подземных бункеров, стальных дверей… Обычная частная практика в уютной клинике. Вот и она, – Фуке подрулил к небольшому особняку с красивым фасадом и припарковался у входа.

Из офиса, расположенного на одном из холмов восточной Ниццы, открывался вид на местную архитектурную достопримечательность – здание библиотеки Тет Карре – так называемую «Кубическую голову». Набитый книгами куб на человеческой шее, очень символично характеризовал ситуацию. Сам мастер гипноза, читающий книги знаний в чужих головах, оказался улыбчив и моложав.

– Карл Вольфсберг, – представился он, протягивая руку, и одарил ее улыбкой постаревшей кинозвезды – уже растратившей страсть к самолюбованию, но все еще владеющей всем арсеналом завоевания симпатии.

Кира назвала только имя, разглядывая идеально белые фарфоровые зубы доктора.

– Прошу! – Он махнул в сторону глубокого массивного кресла. Кира села, откинулась на спинку. Доктор Вольфсберг задернул плотные шторы, погрузив кабинет в полумрак.

– Напоминаю, что господин Фуке с вашего согласия присутствует в соседней комнате и наблюдает за сеансом на экране монитора. Запись беседы не ведется. Обязательство сохранять в тайне полученную информацию действует в этом кабинете без каких бы то ни было исключений.

Кира кивнула.

Вольфсберг уселся на стул напротив Киры.

– Я начну задавать вам вопросы, вы будете на них отвечать.

– Хорошо.

– Если какие-то вопросы покажутся вам странными, скажите мне об этом. Или не говорите. Если вы вдруг решите, что мои вопросы вас утомили, дайте знать. Все наши усилия направлены на то, чтобы добраться до ваших детских воспоминаний об отце… Вы ведь не против освежить детские воспоминания? Хотите лучше вспомнить об отце?

Кира пожала плечами.

– Ответ очевиден. Разумеется, хочу.

– Прекрасно.

Вольфсберг переплел пальцы рук, поднятых к груди.

– Тогда ничто не помешает нам это сделать. А дерево в вашем дворе помните?

– Что?

– Дерево. Оно росло во дворе.

Дальнейший разговор с Карлом Вольфсбергом не удержался в памяти Киры. Картинка обрывалась. Между фразой о дереве, которое росло во дворе, и моментом, когда Кира, поднявшись с кресла, прощалась с Вольфсбергом, была пустота – абсолютная и непреодолимая, как открытый космос. Зато в памяти ее всплыли красочные воспоминания детства – когда-то затерявшиеся неведомо куда и вот теперь открытые заново, обнаруженные в целости и сохранности на своих местах. Словно кто-то подобрал игрушки, потерянные ребенком на прогулке, и аккуратно разложил их в детской, пока тот спал: книжки на полку, мячик под стол, кукол в шкаф. Или просто прочитал вслух несколько книг, хранившихся в «квадратной голове».

Судя по всему, отцу необходимо было выговориться – поделиться с кем-нибудь своим африканскими страшилками. С матерью отношения были испорчены вконец. Друзьями он, как и многие геологи, не обзавелся. В вопросах воспитания детей и бережного отношения к детской психике не преуспел. Так и явились на свет борсханские байки, населенные дикими зверями, удавами и змеями. То был мир, в котором из непроходимых джунглей приходили безжалостные дикари, чтобы пронзить стрелами осквернителей священного леса, изжарить их на костре и съесть, как какого-нибудь поросенка или цыпленка.

– А у тамошних племен так уж заведено, – рассказывал отец, подкидывая дрова в дачную буржуйку. – Любой чужак, забредший в их владения, должен быть изловлен и предан в руки шамана – живым или мертвым. Так велит кровожадный демон Юка. В тех краях водится невиданное множество алмазов, которые стоят огромных денег в далеких странах, где люди живут в каменных домах и покупают еду в магазинах. Люди из этих стран приезжают на земли туземцев, чтобы отыскать алмазы и забрать их себе. Но Юка запрещает делиться с пришлыми. Алмазы – его глаза, и с каждым алмазом, вывезенным в дальние страны, он слепнет. Перестает видеть прошлое и будущее. А шаманы перестают получать ответы на свои вопросы, которые задают Юке каждый раз, когда в их племени что-нибудь случается – хорошее или плохое. Поэтому каждый путешественник знает: земли Юки лучше обходить стороной. Но охотники за алмазами тянутся туда вереницами. Многие из них оканчивают там свои жизни…

Отец рассказывал, а девочка Кира жалась к его руке, и в углу тесного дачного домика ей мерещились тусклые глаза ненасытного идола, который всматривался в нее пристальным страшным взглядом.

Из кабинета доктора она вышла под большим впечатлением. Пьер Фуке не стал торопить события, наседая на нее с расспросами. Молча, они сели в машину, молча доехали до отеля.

– Завтра я за вами заеду в одиннадцать, – на прощание сказал майор. Согласием Киры на этот раз он не интересовался.

А перед ее мысленным взором всплывало и наплывало, будто кто-то изменял фокус объектива, незнакомое черное лицо с узнаваемыми чертами…

Часть третья

Жуткая сказка

Глава 1

Глаза идола Юки

Ретроспекция. Борсхана, 1990 год

Черное лицо временами наплывало на него, как будто невидимый оператор укрупнял кадр, и монотонный голос становился неразборчивым. Может, из-за усталости, а может, ему что-то подмешали в воду – тут такое практикуется. Хотя… Какой в этом смысл?

– Богатства наших недр – золото и алмазы. Но их месторождения надо разведывать. У нас нет хороших геологов, и мы нанимаем их за большие деньги. Некоторые страны предлагали нам свои услуги, но это очень щепетильное дело…

Переводчик закончил и, дожидаясь продолжения, переставил стул к окну. От вертевшегося под потолком вентилятора толку было мало. Похоже, этот светлокожий полукровка, исполнявший при здешнем Бюро Безопасности роль толмача, тяжело переносил духоту. Маялся, искал хоть какой-нибудь сквознячок. Еще один человек – коренастый, с мощной шеей, одетый как и Афолаби в военную форму, стоял, прислонившись к стене и в разговоре не участвовал.

Двинувшись от распахнутой двери до стены, Афолаби продолжил свою речь. Хлипкие полы отчаянно скрипели под тяжелыми армейскими ботинками. Песочная армейская рубашка на спине темнела от пота. Он говорил на фульбе – языке, распространенном в Сенегале, Гвинее и Борсхане. Слушая его негромкую скороговорку, разомлевший, придавленный жарой белый в который раз ловил себя на ощущении, что сидит на инструктаже в парткоме. Тут главное время от времени кивать и сохранять более-менее осмысленный вид, чтобы не раздражать инструктора – себе же дороже: затаит обиду, не оберешься. Советского человека нравоучительным бубнежом не испугать. Впрочем, если не страх, то некоторая настороженность не оставляла Дмитрия Быстрова с той самой минуты, когда он переступил порог кабинета, в котором его встретил этот африканец с глазами голодного льва. Казалось, не понравится ему, как ты слушаешь, как смотришь, как локоть почесал – да что угодно – вынет пистолет из кобуры, болтающейся на боку, и всадит тебе пулю в лоб. Кто их тут знает, в этой Борсхане, где до недавнего времени ели себе подобных… Да и сейчас, наверное, едят, только тщательно скрывают…

Жара. Нужно привыкать. Африка, как ни крути. Знал, куда ехал. Кондиционер, сказали ему, сломался, а мастер, который чинит кондиционеры, пропал в джунглях. Отправился охотиться на кабанов и пропал. Скорей всего его самого убили местные. Племя юка-юка кочует неподалеку. Они любят сожрать кого-нибудь из городских – считается, что это приносит удачу. По их меркам все городские везунчики, живут как у Великого Юки за пазухой.