Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
- Что вы имели в виду ?
- С Пушкинской он так и не ушел. Расхаживал по супермаркету на Тверской. Присматривался, ничего не покупал. На часы поглядывал... Кого-то выискивал. В основном, среди мужиков.
- Ну и что ?
- Минут сорок ждал, - нашел нужным оправдаться собеседник, нетерпеливо так....
- И потом?
- В половине шестого издалека заметил какого - то типа, сделал ему знак рукой и сразу завилял бедрами.
- Что за тип?
- Мы его сфотографировали. Вы получите снимок. Лет сорока, одет, как говорится, с иголочки. По виду, - китаец...
- Китаец?! - переспросил Рындин.
- Да, Олег Алексеевич...
Рындин хмыкнул.
Глава службы безопасности многозначительно кашлянул: щекотливое дельце, порученное ему, он выполнил четко и пунктуально...
- Удалось его проводить? - не допускающим, что могло быть иначе тоном продолжал расспрашивать рындин.
- Так точно. Снимает квартиру на Тверской, напротив Центрального телеграфа. Владелица - дочь сталинского министра, живет на даче. Единственный сын - дипломата, аккредитован в Конакри..
- Сколько времени китаец этот в Москве ?
- Соседи говорят, что бывает наездами. Его видят тут при примерно с год...
Рындин подумал:
- Имя и фамилия, конечно, нам ничего не говорят ?
- Естественно, - обрадовался собеседник, - здесь он может блеснуть профессионализмом.
- Их у него, скорей всего, в избытке...
Рындин опять поморщился: что за манера - выпендриваться на службе ?
- Это все, Олег Алексеевич.
- Спасибо, - сказал он суховато..
Рындин получил нужную информацию: Шанс оправдаться, который он предоставил Панадису, тот не не использовал...
Теперь не могло быть никаких сомнений: сегодняшний визит Панадиса к нему - лишь хитроумная попытка обвести его, Рындина, вокруг пальца. И предпринята, возможно, по совету того же Ченя.
С этой минуты судьба Панадиса и его секьюрити - израильтянина, в принципе, была решена.
Рындин отложил телефонный аппарат.
Последствия нападения на Медицинский Центр "Милосердие 97" были ликвидированы. Его ждали дела...
5
Андрей Станиславович Ковальский принадлежал к редкому типу людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут.
Встретит такой по дороге смерть - весь расплывется, заокает:
- Кого вижу ! Какая встреча !
Ну прямо друзья с рожденья - и как за таких не порадоваться ?!
Пошутит, покалякает, посмеются оба, и, глядишь, смерть растрогается: " Чего ж это я, подумает, плошаю?! Хорош же мужик, чего же его так быстро с собой забирать?! "
В свои шестьдесят три, он, инженер Ковальский, хоть и на пенсии уже, а со всеми в ладах, всем нужен. Он тебе и починит, и смастерит, из дерьма конфетку слепит и так еще тебе подаст, что съешь и спасибо скажешь.
Он и в пятьдесят пять еще в горы ходил, на плотах по рекам сплавлялся. Рюкзак на одном плече, гитара на другом, запас анекдотов, который и на вторую, и на пятую ночь не кончится... Всегда ровен, весел, свободен. С женой развелся еще в тридцать пять, сын в Питере доценствует, а сам бабешками иногда балуется: обычно лет на пятнадцать помоложе. Чтоб не слишком и в то же время...
Всю свою жизнь он так: звезд с неба не хватал, но зато руки! Обе правые и, как говорится, по локоть золотые. Да за одни такие руки человека почитать можно. Цены им нет и не может быть. Все сделают, со всем справятся. И главное - без истерики, нервотрепки, ворчания и жалоб: все со смешочком, с напевочкой, с присвистом.
Студентом был таким, потом инженером. Все рады были ему. У него собирались, к себе приглашали...
Пока не женился. Походы, "мальчишники", междусобойчики - все сразу закончилось. Жена попалась - зануда:
- С туристами не пойдешь!Что я одна с малым буду сидеть?
Дальше - больше:
На спевку гитарную, под дым и водочку - "Только попробуй, - я что, домработница тебе?" Рыбку поудить где-ни будь на водохранилише в Подмосковье ? "Ты бы лучше делом занялся, а не глупостями..."
Он любил из дерева безделушки делать, мебель старинную реставрировал. Все соседи к нему обращались - "видик" вышел из строя, перегорел утюг...
Помогал, подсоблял, успокаивал...
Никогда не видели его унылым, и, что бы не случилось, не жаловался и не впадал в отчаянье.
Таким в молодости был и таким в пенсионном возрасте остался.
Иных его сверстников взять - да они злобой, как тюбик пастой, переполнены. Только открой: полезет, поползет - не остановишь ! Жалуются, стонут, кряхтят, все на свете клянут и честят.
А вот он, Ковальский, - нет ! Всегда одинаков: всем доволен, везде нужен...
Лет пять назад, когда разогнали весь ИТР на заводе, - кого в рабочие, кого на пенсию, кого в отпуск без содержания а кого и просто за ворота Ковальский долго не тужил и не печалился...
На третий день, когда шел на оптовый рынок за макаронами да за сахаром - так много дешевле получалось - глядит: стоит мужик возле "девятки" на дороге, дверь в машине закрыта наглухо, ключ внутри, а он потеет, парится, пытается внутрь проникнуть. И все не впротык.
Вот Андрей Станиславович и приткнулся. Попотел вместе с бедолагой минут пятнадцать, пару анекдотов рассказал, запачкался слегка - но ведь открыл все же. Мужик сунул ему пятьдесят тысяч недоминированными...
- Да ты что, брат ? - изумился инженер.
- Да я б тебе и три раза больше дал, коли б было...
Ну, насчет было - не было, это - поди знай ! А вот сама по себе мысль о замочном ремесле: а почему бы и нет ? - в мозгу, как острый гвоздь застряла.
Пошел, понакупил на развале старых и ржавых замков, неделю повозился, поразбирал и пособирал, глядишь, уже на более сложные нацелился. А потом и за иностранные принялся - турецкие, итальянские, их теперь на все металлические двери в домах ставили.
И так пошло и поехало. Через полгода у него уже и клиентура своя появилась. Звонки со всех концов города. Днем - один прейскурант, ночью другой.
- Станиславыч, гони, давай ! Понимаешь, замок у меня, едри его корень... Не могу в квартиру войти. Такси, я тебе в оба конца оплачу...
На время к мастерской присоседился на Ордынке, где сейфы чинили. И там тоже свое мастерство показал. Но с этим быстро покончил: дело стремное и зачем это ему надо? Этого только ему не хватало! А вот замки автомобильные его продолжали кормить. И довольно неплохо. Себя он сам называл честным и профессиональным взломщиком. Его даже в милицию приглашали: советы давал, консультировал...
В тот злополучный вечер Ковальский возвращался навеселе. Настроение у него было отличное: шел и пел от переполнявшего его жизнелюбия. Бабешке сорок семь, но вся пухлая, жаркая. Готовит - что надо! На стол "абсолюта" выставила. А ночевать оставаться у чужих он не любил: к своей постели привык. Вот и выбрался - за полчаса до закрытия метро.
Шел дворами от Дорожной улицы в сторону "Пражской". Темновато, это тебе не центр. Фонари - где горят, а где уж перестали...
Сразу за аркой на улице Подольских курсантов неожиданно выросла перед ним и затормозила "скорая". Станиславыч осмотрел ее всю. Он и не видел в Москве такие - на базе "мерседеса", массивная, вместительная: туда целый лазарет вместится. В кабине перед водителем болталась игрушка - крокодил. Сзади, на двустворчатой двери висела новенькая запаска...
"По магистрали, небось, как по взлетной полосе несется, - подумал Андрей Станиславович. - Того и гляди - взлетит! Явно не государственная..."
Санитар - здоровый молодой малый, в камуфляже под медицинским халатом, открыл дверцу кабины:
- Ты че поешь, отец ?
- Домой спешим, - с улыбочкой ответил Станиславыч.
- Ну, - спросил парень, открывший заднюю дверь, и куда же это ?
- Стремянный переулок...
- Повезло! - удивился санитар. - видал солиста? И мы ведь туда рядом... Давай садись!
Станиславыч постеснялся:
- Да мне до " Пражской" тут пять минут.
- Да садись, садись, папаша: веселей будет ! Споешь нам, мы пение просто обожаем. Всю ночь по городу ошиваемся...
Водитель молчал.
Санитар пересел вместе с ним в кузов. Тут было чисто, репсовые белые занавески аккуратно задернуты.
- Одному искусственное дыхание, другому желудок промой, - пожаловался санитар. - Да ведь, считай, вечер еще. Вся ночь впереди...
Хорошо покатили... С ветерком...
Не заметил Станиславыч, как прикатили к метро "Варшавская". Еще не много, а там Окружной мост и уже Большая Тульская... До Большой Серпуховской и Стремянного рукой подать...
Ковальский поглядывал за занавеску на окне.
В районе Хлебозаводского переулка водитель вдруг свернул вправо, подал в обратную сторону.
Ковальский не понял:
- Да вы, ребята, чего? Через Каширу?
Тут была развилка: от Варшавки отходило Каширское шоссе.
И санитар, и водитель промолчали.
Ковальскому стало вдруг отчего-то неспокойно, он приподнялся с места:
- Шеф, останови тут. Дальше я трамваем...
- А ну кончай базарить, дед ! - зло бросил санитар. - Целей будешь...
Он резко задернул занавеску и грубо вмял Ковальского в сиденье. Тот понял, что влип и замолчал, ожидая, как развернутся события далее.
