Фридрих Незнанский - Рекламная любовь
Сергей подошел к топчану. Маша спала, раскрыв рот и похрапывая.
И от безысходности он разрыдался горько, как мальчишка.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнул Григорий, глядя мимо Сергея.
Тот обернулся было, но двое мужчин уже навалились на него, вывернули руки, потом в плечо вонзилась игла и Сергей отключился.
Глава 32
ИНСТРУКТАЖ
Он очнулся в просторной, почти пустой комнате. Напротив него журнальный столик с двумя креслами. В одном из них сидел незнакомый коренастый мужчина лет сорока. Сам Сергей лежал на кровати. Он быстро вскочил и едва не упал.
— Спокойно, Сережа! Не делай резких движений. Сядь рядом и поговорим как мужик с мужиком.
Сергей переместился в свободное кресло.
— Вы кто? Где я? — озираясь, спросил он.
— Сразу два вопроса не задают. Ладно, отвечу на оба. Я из охраны Трахтенберга. А ты в одной из наших конспиративных квартир.
— Вы хотите меня убить? — понял Сережа. И почему-то не испугался.
— Нет. Это, кажется, ты хотел кого-то убить, так?
— Вашего Трахтенберга? Да, хотел! Хочу! И когда вы будете в меня стрелять, я это повторю!
— Ну-ну, спокойно. Никто в тебя стрелять не будет, чушь какая! Вот что я хочу сказать тебе: если твое намерение серьезно, я тебе помогу. Если это так, эмоции… что ж, отлежишься еще пару часов и езжай назад, домой.
— Где мой мотоцикл?
— Внизу, на стоянке. Отличная машина! Ты хорошо им управляешь?
— Да, а что?
— А то… Это нам пригодится. Вот в чем дело. Тебе это покажется странным, но у каждого из нас свои счеты с Трахтенбергом. У Гриши он отнял…
— Жену? Это правда?
— И ногу. У тебя — Машу. И у меня есть свой счет. Этого подонка давно следует убить. За то, что девчонок растлевает, за то, что люди для него — пыль, мусор. Ты знаешь, сколько он судеб искалечил? Не счесть! Да ты еще многого не знаешь. Известно тебе, что Маша твоя участвует в оргиях? Диких, безобразных, садомазохистских. И оргии эти снимаются на видео. И гуляют эти порнофильмы в том числе по Интернету. Да и кассеты продаются. Не видел?
— Нет.
— Что ж, полюбуйся!
Мужчина щелкнул пультом, на экране телевизора появилась заставка с каким-то названием, которое Сергей не успел прочесть, и сразу, в следующем кадре он увидел Машу… Она стояла на коленях обнаженная, стояла перед пожилым голым мужчиной с обвисшим животом, глаза которого скрывала полумаска. Но Сергей узнал его, это был Трахтенберг. В его руке была плеть. И он стегал обнаженную спину женщины, а она вскрикивала гортанно, сладострастно и… целовала его ноги. Потом пошел следующий кадр — было много голых тел, мужских и женских. Но он видел лишь тело своей жены, по которому прохаживалась плеть, и слышал ее стон — сладострастный стон блудницы.
Сергей закрыл лицо ладонями.
— Я убью его!
Экран погас.
— Это мы убьем его, — поправил его крепыш. — Смотри и слушай!
Он развернул на столике лист бумаги, на который был нанесен рисунок, вернее, чертеж. Какой-то уличный перекресток, понял Сергей.
Мужчина долго говорил, объясняя, водя карандашом по бумаге, указывая на изображение автомашин.
— Ты будешь ждать здесь, в ближайшем переулке. Я буду сообщаться с тобой по рации. Потом, когда ты положишь сумку, резко бьешь по газам — и вперед! Ты успеешь оторваться, прежде чем рванет. И сразу вот этим маршрутом выскакиваешь вот сюда, — он опять ткнул карандашом. — Здесь, в этом дворе, мотоцикл бросаешь, пересаживаешься на свой и линяешь из города. Можно было бы использовать другую модель, но раз ты привык к «Сузуки», не станем рисковать. Потом…
Сергей не слушал его. Ясное, четкое решение уже было принято. Детали не имели значения. Главное, он успокоился.
Они провели два тренировочных выезда. Сергей проехал весь маршрут. Смирнов, в красного цвета «девятке», изображал «вольво» Трахтенберга.
Днем четырнадцатого июля Смирнов сообщил шефу, что на базе буянит Григорий. И что ему нужно туда выехать. Трахтенберг отпустил его, взяв слово, что Алексей вернется к вечеру. Впрочем, в охранниках недостатка не было. Учитывая, что на праздновании юбилея ожидалось присутствие большого количества народа, охрана Арнольда была усилена.
Вечером четырнадцатого июля Сергей ждал в указанном месте. На поясе потрескивала рация, ее шум отдавался в наушнике, закрепленном за ухом.
— Сережа! Они выехали. Через пару минут будут возле тебя. Приготовься! — услышал он голос Алексея.
Почти тотчас по улице промчал «Вольво» и джип сопровождения. Сергей дал по газам, выехал из переулка, нагоняя кортеж. Его колени сжимали сумку. Светофор сиял «красным». Автомобили замерли. Сергей сбавил скорость, остановился возле «вольво», заглянул через слегка затемненные стекла в салон. Все правильно, Трахтенберг сидел там, внутри. Сергей положил сумку на крышу.
«Сматывайся! — услышал он в наушнике. — Сергей, сматывайся быстрее! У тебя секунды остались!»
— Все, я отомстил! — рассмеялся Сергей, не трогаясь с места.
— Дурак, уезжай немедленно!
Последнее слово потонуло в грохоте взрыва.
Глава 32
БЛЮДЦЕ С КАЕМОЧКОЙ
Александр Борисович Турецкий решил лично присутствовать при вскрытии квартиры Григория Малашенко. Следствие вязло в деле об убийстве Трахтенберга, словно телега на проселочной дороге, размытой распутицей.
Бывший охранник Арнольда как сквозь землю провалился. Более того, исчез и нынешний начальник службы безопасности — Алексей Викторович Смирнов. Уехал вместе с семьей на отдых, так сказали соседи. Это с подпиской о невыезде! Нормально! Сколько же времени они будут морочить ему голову? Кто «они», Александр не мог четко сформулировать, но ощущение, что некто хитроумный и неуловимый, как юный мститель из известного фильма, морочит ему голову, это ощущение не оставляло его.
На лестничной площадке кроме представителей прокуратуры находились участковый милиционер, начальник ЖЭКа, слесарь того же ведомства и двое понятых — пожилая пара из соседней квартиры.
Турецкий зачитал постановление, разрешающее проникнуть в жилище. Для порядка позвонили пару раз, подождали несколько минут. После чего слесарь приступил к делу.
Вскоре дверь открыли.
Квартира была пуста. Слава богу, хоть трупа нет, подумал Александр, обходя комнаты. Слой пыли с палец толщиной указывал, что здесь давно не прибирали. Холодильник отключен, дверца приоткрыта и закреплена в таком положении. Так делают хозяева, собираясь, скажем, в отпуск. Опера открывали шкафы, ящики письменного стола, криминалист без дела бродил по комнатам вслед за Турецким.
— О, какая красивая женщина! — отметил он.
— Где? — повернулся Турецкий.
На тумбочке возле широкой двуспальной кровати стояла в деревянной рамочке семейная фотография: мужчина и женщина, обнявшись и улыбаясь фотографу, сидели на диване. Турецкий впился глазами в фотографию. Малашенко обнимал женщину, лицо которой показалась ему знакомым!
Так, так, так… Да ведь эту же самую женщину он видел в доме Артеменко! Ну конечно! У него была хорошая память на красивых женщин!
Александр подозвал понятых.
— Скажите, пожалуйста, кто снят на этой фотографии?
— Как кто? Гриша и Аллочка.
— Кто такая Аллочка?
— Как кто? Жена его.
— Это жена Малашенко? — переспросил Турецкий. — Это точно?
— Ну конечно! Мы же десять лет с ними бок о бок… Эту квартиру Аллочке родители на свадьбу подарили. Они уж умерли, к сожалению.
— Понятно… То есть… Скажите, как они жили? Вы ведь рядышком, через стенку. Дружная была семья?
Супруги переглянулись. Муж едва заметно кивнул, давая «добро». Женщина вздохнула:
— Нет, дружной семьей их назвать нельзя было. Григорий очень обижал Аллочку.
— Как обижал?
— Ну… Он ее бил, сильно бил.
— Часто?
— Да, довольно часто.
— Что же она терпела?
— Боялась его. Он ведь раньше в таких спецслужбах работал… Аллочка говорила, что он ее все равно найдет. И убьет. Правда, так и говорила. Но потом, видно, не выдержала, уехала.
— Куда?
— Я не знаю. Просто я видела, как она уходила из дома. Григорий тогда куда-то уехал на целый день. Я утром гуляла с собакой, видела, что он в машину садится. Он и сказал мне, что вернется следующим утром. Еще попросил меня, чтобы я за Аллочкой приглядывала. Чтобы, дескать, к ней никто ночевать не пришел. Я его пристыдила, конечно. Разве можно было так о ней? Аллочка святая просто. Ведь он до чего довел ее? Она в последний год заикаться начала. Даже разговаривать стеснялась.
«Ах вот оно что… То-то она все молчком, — вспомнил Турецкий безмолвную жену Артеменко, то есть, получается, Малашенко. — Да чья же она жена, черт возьми?»
— А что? С ней случилось что-нибудь? — испугалась женщина.
