Анатолий Безуглов - Прокурор
Когда Владимир Харитонович прочел эти строки, первое, что пришло ему в голову, — Белоуса занесло. Пахло явной клеветой.
Авдеев мог многое предположить, но чтобы Захар Петрович соблазнил и бросил девушку…
Уже потом, тщательно разобравшись в заявлении — а за главной мыслью Белоуса действительно было трудно проследить, — Авдеев понял: речь шла о событиях двадцатипятилетней давности. А покинутая женщина не кто иная, как теперешняя жена Белоуса Марина Антоновна.
Помощник облпрокурора понимал — единственный человек, который может подтвердить или опровергнуть чудовищный навет, была именно она, Марина Белоус.
Авдеев схватил трубку, набрал номер, который уже знал наизусть. В общежитие медицинского училища он звонил ежедневно, и каждый раз ему отвечали: Марина Антоновна еще не приехала…
— Слушаю, — раздался незнакомый женский голос.
— Марину Антоновну можно?
— Это я… — тихо ответила женщина.
От неожиданности (а он был уверен, что и на этот раз звонит безрезультатно) Владимир Харитонович не знал, как поступить: пригласить ее в прокуратуру или встретиться в общежитии.
— С вами говорит старший помощник прокурора области по кадрам Авдеев. Хотел бы побеседовать…
— Пожалуйста…
Авдееву показалось, что она тоже растерялась.
— Где вам было бы удобнее? — спросил он.
— Все равно. — Белоус помолчала и добавила: — Только не дома…
— Понимаю… Не возражаете, если я подъеду к вам на работу?
— Хорошо. Но я освобожусь только через час.
Владимир Харитонович не стал брать машину, а отправился городским транспортом. До свидания с Белоус имелось время кое-что обдумать и сопоставить.
Буквально накануне у Авдеева состоялся разговор с заместителем директора зорянского машиностроительного завода Грачом. Тот возвращался домой с курорта и зашел в прокуратуру по его, Авдеева, просьбе. Грач пока являлся единственным свидетелем того, как вел себя по отношению к Марине Белоус Измайлов. Других спутников Авдеев найти не смог. Однако Грач не был в тот злополучный вечер на квартире у этой женщины. Но одна деталь в его рассказе насторожила Владимира Харитоновича. Грач уверял, что как Марина Белоус, так и Измайлов вели себя в поезде, словно до этого не были знакомы.
Он спрашивал себя: зачем понадобилась эта инсценировка? Кому из них не хотелось, чтобы кто-то знал о прежнем их знакомстве, если оно действительно имело место?
Марине Антоновне вроде бы скрываться было незачем. А вот Измайлову?.. Особенно в свете того, что написал во втором заявлении Федор Белоус.
Правда, Захар Петрович говорил, что сначала не узнал свою первую любовь.
Не узнал или не пожелал узнать?..
Перед глазами Авдеева все время стояли слова из жалобы: соблазнил, бросил дочь…
«Нет, — открещивался Владимир Харитонович от этого, как поп от черта. — Не может быть! Если не верить в порядочность Измайлова, тогда чему верить…»
Найдя комнату коменданта, он постучал. И, услышав «Войдите», зашел.
Казенная комната с казенными шкафами, столом и стульями. На полу почему-то стояло штук пять чайников. Новеньких алюминиевых. На него смотрела увядающая пожилая женщина с заметно проступающей сединой в каштановых крашеных волосах. У Белоус был усталый, изможденный вид.
«Боже мой, — мелькнуло у Авдеева, — она и Измайлов!.. Как он мог в нее влюбиться?..»
И тут же вспомнил: ведь прошло четверть века. А сам подумал: разве можно сравнить его, теперешнего Владимира Харитоновича, с тем Володькой, который наповал убивал окрестных девчонок казацким чубом из-под кепки-восьмиклинки! А сейчас у него едва наберется волос «на одну заварку», как сказал популярный конферансье…
Представились. Марина Антоновна предложила Авдееву сесть.
— Вы знаете, по какому я поводу? — спросил Владимир Харитонович.
Белоус сцепила пальцы рук и, вздохнув, кивнула.
Можно было говорить с ней, так сказать, протокольно. Вопрос — ответ. Но Авдеев понимал: до правды так добраться нелегко, если вообще возможно.
— Марина Антоновна, пожалуйста, расскажите о том, что происходит в вашей семье? А также о себе и об Измайлове. Понимаете, о чем я говорю?
Она снова кивнула.
— Поверьте, — добавил Авдеев, — я хочу разобраться чисто по-человечески. Ведь решиться на развод — значит, надо иметь очень серьезные основания… Простите, вы сами желаете расторгнуть брак?
— Нет-нет! — встрепенулась Белоус. — Ни в коем случае! — И сразу сникла. Немного помолчав, она спросила: — С Федором вы говорили?
— Беседовал.
— Понимаете, я ведь дома не живу… И с ним после этого не виделась… Пыталась звонить, он бросал трубку… Нас вызывал нарсудья Центрального района. Для беседы. Может, хотел примирить… Федор не захотел, чтобы мы там встретились. Не явился…
— И вы считаете, примирение не может состояться?
— Федор — он упрямый…
— По-моему, в таком деле речь не может идти об упрямстве или уступчивости. Главное, какие у вас взаимоотношения, — заметил Авдеев. Чувства, что ли…
— В чужую душу не заглянешь…
— А раньше у вашего супруга не было подобных намерений? Простите, конечно, что я вторгаюсь в такую область.
— Нет. Размолвки были. Без этого, наверное, невозможно. Но чтобы до развода…
— Давно вы в браке?
— Порядком. Нашей дочери вон уже десятый год…
И Марина Антоновна рассказала, что жили они с Федором, в общем, неплохо. Зарплату всегда приносил домой, не как другие — пропивают с дружками. Конечно, муж у нее тоже не святой, иной раз позволит себе грамм двести. Но только дома. И о дочери заботится — пальтишко, там, туфельки, другие подарки. И гордится, что дочь будет балериной.
— А вашей старшей он тоже помогает? — спросил Владимир Харитонович.
При упоминании о ней Марина Антоновна, как показалось Авдееву, насторожилась.
— Собственно, мы вместе с Федором поддерживали ее. Особенно когда Альбина родила. Муж ее бросил… Теперь, правда, посылаем реже. Заработок у нее хороший, но все-таки помогаем. То деньжатами, то одежку внуку… Им знаете сколько надо!
— Значит, Федор Михайлович принимает в этом участие? — уточнил Авдеев.
— Деньги ведь в семье общие. — Она, подавив вздох, добавила: — Были.
— А ваш первый муж?
— Он умер, когда ей не было и годика.
— Ясно, — кивнул Авдеев. — А с Измайловым вы давно знакомы?
Белоус словно сжалась от этого вопроса.
— Марина Антоновна, — мягко сказал Владимир Харитонович. — Поймите, если бы не известные вам обстоятельства…
— Понимаю… Захара я знаю давно.
— Ну, сколько?
— У нас с ним была хорошая, чистая дружба… Расстались мы двадцать пять лет тому назад. Давно…
— А когда встретились после этого?
— Ну… Тогда, в поезде. — Она почему-то опустила глаза.
«Пока подтверждается то, что говорил Измайлов», — отметил про себя помощник облпрокурора. А вслух произнес:
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о ваших отношениях.
Белоус сначала робко, потом все спокойнее поведала Авдееву, как она, медсестра в больнице, а Измайлов — студент лесного техникума, познакомились в Дубровске. Ходили, как все, в кино, на танцы. Иногда Захар Петрович даже заглядывал к ним домой. Мать Марины всегда усаживала его за стол, короче — привечала. А потом Измайлова призвали в армию…
— А расстались как?
— Хорошо, — поспешно ответила Белоус.
И за этой поспешностью Владимир Харитонович почувствовал нечто такое, которое Марина Антоновна открывать, возможно, не желала бы.
— Значит, говорите, хорошо… — повторил он. — А жениться не предлагал?
— Да все молодые предлагают…
— Так уж и все.
— Он, во всяком случае, намекал.
— Погодите, Марина Антоновна, — настойчиво добавил Авдеев. — Вы уж постарайтесь точнее вспомнить… Конкретно просил вас Измайлов выйти за него замуж или так, для красного словца? Неужели не понимали, где серьезно, а где нет?
— Да как можно серьезно, когда впереди три года армии?
— Вполне возможно. Разве не женятся до армии?
— Женятся, — вздохнула она. — А сколько таких, кто там других находят.
— Или она.
— Бывает и так… — Белоус с мольбой посмотрела на Авдеева. — Зачем ворошить все это? Жизнь, считай, прожита. У меня своя, у него своя…
— Увы, Марина Антоновна, есть зачем ворошить. Видите, какое дело… Ваш муж обвиняет Измайлова, что он бросил вас, когда вы были в положении, и ребенок этот якобы от Захара Петровича.
Марина Антоновна словно вся сжалась от этих слов.
— Так это или нет? — настойчиво спросил Владимир Харитонович. Знайте, от вашего правильного ответа зависит очень многое.
И вдруг она, всхлипнув, уронила голову на стол, подставив под лоб руку.
— Господи, и зачем это ему надо было? — тихо запричитала она. — Ведь ничего теперь не изменишь… Ничего не вернешь…
