Филипп Ванденберг - Тайна скарабея
Камински насторожился. Он много слышал о репортерах, которые разыскивали пропавших людей в далеких странах. Адольфа Эйхмана, уничтожавшего евреев во время Второй мировой войны, спецслужбы найти не смогли – его отыскали журналисты. Может быть, этот мерзкий тип поможет ему отыскать Геллу?
Он понятия не имел, как организовать поиски Геллы, с чего начать. Придется ли ему искать ее в Асуане, Луксоре или даже в Каире? Может, стоит добраться до оживленного города и немного оглядеться? Возможно, придется обойти все отели. Об этом Камински еще не думал. А вдруг этот человек был послан ему небом?
– Послушайте, – Камински решил начать издалека. – Вам интересна моя история?
– Поэтому я и приехал сюда.
– Единственное, что мне нужно, – это найти Геллу Хорнштайн. Ваша статейка меня совершенно не интересует. Но если такова цена, которую я должен заплатить за поиски Геллы, я готов. При условии…
– Какие условия?
– Вы пишете правду. Только то, что я вам расскажу, и никаких домыслов.
– Договорились! – Макорн протянул через стол руку.
Несомненно, у Камински и в мыслях не было рассказывать все Макорну. Он, конечно же, не стал бы ему говорить о своей зависимости от Геллы. А то, что он собирался продать мумию, – почему бы и нет? Мысли не караются законом, а историю эту можно проверить. Камински ничего другого не оставалось, как сделать официальное признание.
– Вы любите эту женщину? – Макорн вернул Камински к действительности.
– Да, я люблю эту женщину, – серьезно ответил Артур. – С тех пор так много всего произошло. Я должен с ней поговорить.
– Где, по вашим предположениям, она находится? Есть ли такое место, где она могла бы остановиться?
Камински задумался.
Гелла, доктор Хорнштайн, в последнее время стала непредсказуемой. Она говорит такое и делает такие вещи, которым нет логического объяснения. Иногда мне даже кажется, что она потеряла рассудок, но…
– Но?
– Но этого не может быть. Видите ли, Гелла Хорнштайн образованная, умная женщина. Я в жизни не встречал женщины красивее и умнее, чем она.
Макорн, скрестив руки, оперся на стол и взглянул на запятнанную скатерть. Его поразили восторженные слова Камински.
– Думаю, ум здесь ни при чем, – задумчиво сказал он. – Опыт показывает, что как раз у образованных людей чаще проявляются шизоидные симптомы. Великие люди, корифеи в своей области, в общении с семьей или с обычными людьми вне их профессии часто ведут себя неадекватно.
«Шизофрения!» – мысль блеснула в голове у Камински, стегнув его, словно кнутом. Он уже и сам думал об этом. Но не в связи с Геллой. Камински думал о собственной психике. И перед его глазами вновь возникло иссохшее лицо мумии, которое он видел в приемной у Геллы, и мумия, что лежала на постели вместо Геллы. Может, это ему привиделось, а может, и нет. В любом случае он не мог не осознавать, что пережил все в довольно странной форме. Разве не могло быть, что он страдает галлюцинациями?
«Люди, которые сомневаются в своем рассудке, – сказал он себе, – не могут страдать шизофренией. Больны только те, которые утверждают, что совершенно здоровы». Камински ощутил, как работает его мозг, как осколки памяти складываются в причудливую мозаику, собирая и сопоставляя факты, чтобы найти всему достойное объяснение. Но эти мысли только мучили его. Он устал, разозлился и не мог продвинуться дальше в своих размышлениях.
Поезд проезжал Минью – грязный провинциальный индустриальный город. До Каира оставалось еще три часа. Камински и Макорн решили продолжить разговор в купе.
Спальное купе теперь превратилось в комфортабельные апартаменты, проводник убрал полку, и они устроились на бархатной обивке сидений.
Камински это было на руку. Ему казалось, что теперь репортер на него меньше смотрит. Разговор между ними продолжался, но оба теперь смотрели в окно. Зелень нильской долины и мелькающая река действовали успокаивающе.
Постепенно Камински стал больше доверять настойчивому репортеру. Он был даже рад, что встретил Макорна: до этого у него не было возможности поговорить с незнакомым человеком о своих проблемах с Геллой. Хотя Макорн был молод (ему едва ли исполнилось двадцать восемь), у него уже накопился достаточный опыт общения с людьми, а живость мысли и умение осветить проблему со всех сторон никак не вписывались в представления Камински о репортерах.
Поезд тащился в северо-восточном направлении, и обоим казалось, что скорость его увеличивается по мере приближения к городу. Камински рассказывал, как случайно наткнулся в своем строительном бараке на вход в гробницу и как поделился тайной с неприступной доктором Хорнштайн, тем самым завоевав ее расположение. Он рассказал об их страстном влечении друг к другу, и о непонятных символах, проступивших на руках, и о зеленом скарабее, которого сжимала в руке мумия и которого потом Гелла Хорнштайн берегла как зеницу ока.
Макорн делал записи, покачивая головой, если местами повествование Камински казалось ему фантастичным и невероятным.
– Я понимаю, – сказал ему Камински, – что некоторые моменты этой истории характеризуют меня как человека несерьезного. Возможно, вы считаете даже, что я несколько преувеличиваю.
– Ни в коем случае! – перебил его Майк Макорн. – Я не сидел бы сейчас перед вами, если бы писал об обыденных вещах.
– Значит, вы мне верите?
– Конечно. Жизнь состоит из невероятных моментов. Газеты и журналы только поэтому и существуют. Повседневность не заслуживает того, чтобы быть описанной. Но в любом случае вам нужно объяснить, как все произошло.
– Объяснить? Зачем? Находка мумии – то был случай, просто случай!
– Я не это имею в виду. Я говорю о последующих событиях.
Камински покачал головой.
– Вы, журналисты, всегда хотите знать подоплеку истории.
– Совершенно верно. Но не из личного любопытства, скорее из-за читателя. Читатель хочет знать, какие причины стали катализаторами той или иной истории. Следовательно, все, что вы рассказали, – это только половина истории.
Камински даже обрадовался, что не выложил Макорну все факты. Он мог себе представить реакцию журналиста, если бы рассказал, как хотел переспать с Геллой, а она в следующий момент превратилась в мумию Бент-Анат. Возможно, он счел бы его сумасшедшим.
Макорн попытался подойти к делу с другой стороны.
– Скажите, – неожиданно спросил он, – а что там за история с зеленым скарабеем?
Камински поднял брови. Он до сих пор не придавал этому значения. Он, правда, как-то задумался, почему Гелла не расстается с этой вещицей, но, так и не найдя объяснения, забыл об этом. Он не мог себе представить, что таинственные видения могли быть связаны с этим жуком. Макорн же чувствовал, что в скарабее скрыта некая символика заупокойного дара.
– Я не понимаю, к чему вы клоните, – задумчиво ответил Камински. – Зеленый жук величиной с куриное яйцо. Может поместиться в кулаке. Таких множество. Они были символом бога солнца и служили умершему амулетом. Иногда на их тыльной стороне делались надписи.
– На том скарабее, которого вы вынули из кулака царской мумии, тоже была надпись?
– Да, конечно. Я помню крошечные иероглифы.
– Но значения этих символов вы не знаете?
– Откуда я могу их знать? Я инженер, а не археолог. Да и тем с трудом удается расшифровать подобные надписи.
– А доктор Хорнштайн?
– Странное дело… Гелла иногда выказывала ошеломляющие познания в истории Древнего Египта. Однажды она меня очень удивила, продекламировав непонятный текст, и могу предположить, что он был на древнеегипетском языке. И когда на руках у нас появились странные символы, Гелла испугалась больше, чем я. Я видел на своих руках лишь красные знаки, а она, казалось, поняла их значение и сделала все, чтобы я его не узнал.
– Но вам ведь удалось узнать их смысл?
– Да. На моих руках отпечаталось имя Рамсеса, на руках Геллы – Бент-Анат.
– А что стало со скарабеем? Он до сих пор у Геллы Хорнштайн?
– Я в этом уверен. Она всегда держала эту вещицу при себе.
Макорн поднялся и, задумавшись, встал напротив окна купе. Он уже не раз имел дело с невероятными историями. Он работал с шулерами, убийцами и шпионами, и у него развился уникальный дар подталкивать к разговору, который никак не хотел завязываться. С Камински ему тоже это удалось. Но, как выяснилось, за отдельным случаем, о котором уже неоднократно писали газеты, скрывается более сложная история. Конечно, находка царской мумии – неординарное событие, но постепенно Макорна все больше стали интересовать отношения между Камински и Геллой Хорнштайн.
Макорн понимал, что не следует давить на собеседника. Лучше будет, если Камински вообще не заметит, что история с археологической находкой интересует журналиста меньше, чем роковая любовная связь. Конечно же, он понимал, что Камински рассказал не все. Но этого он и не мог требовать от человека, которого знал всего лишь пару часов. Прежде нужно было завоевать доверие Камински.
