Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный
– Быстрее, гораздо быстрее, – убеждённо ответил Жуков. – Теперь в нашем мире всё сдвинется, всё пойдёт по-другому. Помяните моё слово…
– Видик… – повторил Виктор, пытаясь осмыслить услышанное. – Видик… Слово-то какое… Так это, братцы, не просто технический прорыв. Это совсем другое…
* * *Вера лёгкими шагами вбежала в комнату и впрыгнула в кровать, на ходу сбрасывая халатик.
– Бр-р-р… Холодно! – Она прижалась к Смелякову.
– Мне показалось, что я слышал шарканье гвоздыкин-ских тапочек, – сказал Виктор, указывая глазами на дверь и подразумевая соседа.
– Ага, мы с ним чуть лбами не столкнулись, – хихикнула Вера, поёживаясь.
– Чёртова коммуналка!
– А мне представляется, что это вполне даже райский уголок.
– Райский уголок?
– Ага.
– Ты даже в ванную не можешь спокойно сходить после того, как мы…
– Ничего ты, милый, не понимаешь. Всё это даже почти романтично…
– Романтичные соседи по коммуналке. Ха-ха!..
– Красавица прячется от разбойников, старается прошмыгнуть мимо них незаметно, отправляясь к живительному источнику…
Смеляков крепко обнял Веру и грустно вздохнул:
– Как жаль, что у меня нет возможности дать тебе другую жизнь.
– Ты ничего не понимаешь. Ты и дал мне другую жизнь.
– Не понимаю.
– Я жила в шикарных апартаментах в Нью-Йорке. И у родителей я жила как у Христа за пазухой. Мне нужно другое. Мне хочется пройти с самого низу до самого верху самой. Неужели ты до сих пор этого не понял?
– Ты уже говорила об этом, но…
– Что «но»? – Вера внимательно смотрела на потолок, где колыхались мутные тени голых ветвей, отброшенные стоявшим напротив окна бледно-голубым светом фонаря.
– Мне кажется, что ты говоришь всё это только для того, чтобы подбодрить меня. Ведь мне в действительности очень неловко из-за того, что моей жене придётся жить в таких условиях… Как только подумаю, что через две недели мы станем мужем и женой, а жить придётся вот тут, в этой теснотище…
– Когда-нибудь всё изменится. Я даже уверена, что это произойдёт скоро.
– А я не уверен. У меня вообще настроение только поганится, никакого просвета…
– Что с тобой, милый? Ну почему ты всё время подавлен? – Она повернулась к нему и положила на него колено, гладкое, нежное, родное.
– Устал… Мне кажется, я начинаю терять над собой контроль.
– Работа замучила?
– Меня может вывести из равновесия любая мелочь… Верочка, ну ответь мне… – Он замолчал, затаился в себе, только пальцы его руки продолжали легонько поглаживать её голое бедро.
– Что ответить?
– Ты же умная…
– Ах ты подлиза! – Она вытащила руку из-под одеяла и щёлкнула Виктора по носу.
– Объясни, почему вся система у нас построена шиворот-навыворот. Она не способна эффективно работать по одной причине: у нас неправильные критерии оценки нашей работы.
– Что ты хочешь сказать? – Вера подняла голову и оперлась на руку.
– Я долго размышлял над этим и вот к чему пришёл: у нас всё оценивается по успехам, а надо оценивать работу по недостаткам. Жалобы людей и должны быть критерием работы милиции.
– По-твоему, жалоб нет? Жалобы постоянно поступают. Потому и прокуратура существует. Мы же – орган надзора за законностью.
– Я не о том, Вера. Ты не понимаешь меня… – Виктор раздосадованно махнул рукой и сел в кровати, громко вздохнув.
– А ты формулируй точнее. – Вера буравила взглядом его спину.
– Жалоба жалобе – рознь.
– В каком смысле?
Смеляков задумался, собираясь с мыслями.
– У нас всё надо переделать, чтобы работа стала эффективной, – начал он медленно. – У нас работа правоохранительных органов, как, впрочем, и всего государственного аппарата оценивается неверно, потому что оценивается по статистике, которая является лишь вспомогательным элементом для оценки какого-то явления. У нас же статистика возведена в ранг главного критерия! Но ведь это – худшее из того, что можно было придумать, Вера. Наше руководство гонится в первую очередь за хорошей статистикой, а не за хорошей работой. А вот если бы работу милиции контролировало общество, то есть обычные люди, обыватели, то тогда бы не было сокрытия преступлений, улучшения показаний работы. Нужна обратная связь, Вера!
– Я всё-таки должна повторить тебе, дорогой, что жалобы поступают, – сказала Вера. – И нам удаётся справляться с нарушениями… Ты, может, забыл про тот случай, когда ты поймал за руку старушонку, снявшую золотой браслет с иностранки?
– На Черёмушкинском рынке? Прекрасно помню.
– Мне же удалось докопаться до сути, и следователю тому врезали так, что мало ему не показалось. Он же просто отмахнулся от реальных фактов! А я сумела возбудить дело и передать его в следственный отдел.
– Ты помощник прокурора, Верочка. Тебя все боятся как огня. Перед тобой всюду ступеньки языком вылизывать готовы. И случай с тем следователем доказывает как раз мою правоту. Ведь если бы ты не захотела сама разобраться в материалах, никто бы и не почесался. А разобраться ты захотела лишь потому, что близко знакома со мной… Нет, нужна другая система. Оценивать работу надо по жалобам населения, по недовольству людей. Это самый действенный контроль. Ведь ради них и для них мы – инструмент государственной власти – и должны существовать…
– Ты не учитываешь, что жалобы можно прятать, как сегодня прячутся многие заявления граждан.
– Если бы на самом верху решили исправить систему и прямо сказали, что работа всех ведомств будет оцениваться по жалобам населения, то всё бы изменилось в корне. Вот представь себе ситуацию. На заседании Политбюро ЦК КПСС принимается решение, что вся работа госаппарата отныне будет оцениваться по количеству жалоб от населения. Министр внутренних дел на коллегии, в свою очередь, объявляет это решение министрам внутренних дел республик и начальникам управлений внутренних дел краёв и областей. Те, в свою очередь, доводят новые требования до начальников райотделов и горотделов внутренних дел. И так до исполнителя… Понимаешь? Оценка всей работы, исходя из жалоб! Статистике же отводится та роль, которая ей и полагается по её сути, то есть чисто техническая, вспомогательная. Таким образом, в случае жалоб со стороны людей на кого-либо из оперов, например на меня, мой непосредственный начальник обязан принять соответствующие меры. Если же он ничего не сделает, то жалоба идёт выше и тогда вышестоящее начальство оторвёт голову моему начальнику. А если и это начальство не отреагирует, то жалобу подают ещё выше. И так до самого верха. И каждый начальник всегда будет знать, что он обязан удовлетворить жалобу, иначе он лишится погон… Лишь при таком раскладе к посетителю, пришедшему с жалобой, будут относиться с уважением, как, скажем, в Нью-Йорке относятся к клиенту в дорогущем магазине…
– Ты наивен.
– Нет. – Смеляков нахмурился. – Просто надо начать рассматривать жалобы как инструмент для исправления недостатков. Любая поступившая от населения жалоба – повод для того, чтобы бить в набат. Жалобы необходимы, чтобы понимать, в какую сторону направлять силы и внимание. По жалобам должны определяться слабые места в работе. Понимаешь? Слабые места! Нормальный человек укрепляет слабые места, а не взбучку устраивает за недосмотр.
– Кажется, я начинаю понимать, о чём ты говоришь.
– Наконец-то! Я уж подумал, что совсем разучился говорить.
– Дело не в том, что ты разучился говорить, а в том, что вопрос этот очень сложный, его в двух словах не сформулируешь.
– Да-с…
– Чтобы что-то сдвинулось с места, нужна политическая воля, Витя. Только ведь бюрократы не заинтересованы, чтобы ситуация изменилась в лучшую сторону. Бюрократы должны быть просто винтиками хорошо отлаженного механизма, а они превратились в самостоятельную прослойку цивилизации и живут самостоятельной жизнью, как паразиты. Знаешь, у некоторых людей и животных в кишках живут такие паразиты, которые высасывают из организма всё, что в него поступает, всю еду, соки. Они истощают организм до предела, но умирать ему всё-таки не дают, потому что без живого организма они сами погибнут. Вот бюрократы, по-моему, и есть такие паразиты. И ничего с ними не поделать. Вера замолчала.
– Но не сидеть же нам сложа руки! – Виктор опять лёг, уставившись в потолок. – Кто-то ведь должен начать говорить вслух! Кто-то должен начать вскрывать эти нарывы, очищать страну от гноя, иначе мы просто скатимся чёрт знает куда… Прости, я опять завёл речь о работе. Вот дурак! Лежу рядом с любимой женщиной, а рассуждаю чёрт знает о чём…
Он порывисто повернулся к ней, уткнулся в её волосы и почувствовал, как у него начала кружиться голова от прилива нежности.
– Прости, Верочка, прости меня за моё постоянное нытьё…
– Витенька, дурашка ты мой… Я же всё понимаю. Ты просто болеешь за дело. Если бы все так относились к работе, то давно всё изменилось бы в лучшую сторону…
