Феликс Фрэнсис - Азартная игра
– Ага, – протянул он. – Слышал. Так тебе и надо!
– Это за что же?
Он рассмеялся.
– За то, что превратился в занудливого придурка.
Неужели я действительно стал занудой?
– Ну, извини.
– Жокеем ты был куда как веселей, – сказал Билли. – Помнишь старые добрые времена? Помнишь, как нас вышвырнули из этой вонючей гостиницы в Троквей после того, как ты выиграл главный приз на скачках в Ньютон-Эббот?
Я улыбнулся. Я прекрасно помнил.
– Это ты во всем виноват. Ты залил шампанское прямо в их большой рояль.
– Ну, может, и залил, – сказал Билли. – Но рояль у них был паршивый. А в конце это ведь ты разбрасывал горшки с цветами.
«Что правда, то правда», – подумал я. Растения вырывались из горшков с корнем, новый ковер был сплошь засыпан землей. Управляющий отелем был далеко не в восторге. Нас вежливо попросили убраться, и никогда больше не возвращаться в эту гостиницу, иначе он тут же вызовет полицию.
И мы с Билли дружно рассмеялись.
– Да, славные то были деньки, – протянул он. – А нам, дуракам, было море по колено.
– Зато весело, – все еще смеясь, добавил я.
– Ага, еще как!
– Так кому ты задолжал сто кусков? – спросил я. Смех так и застрял в горле Билли. Но он не ответил. – Тому самому парню, который пытался тебя убить, да?
Он по-прежнему молчал. Просто смотрел на меня.
– Или таким вот образом хотел напомнить о долге? И, что называется, переборщил?
– Это что, копы послали тебя спросить? – сердито сказал он.
– Ничего подобного, – ответил я. – Они даже не знают, что я здесь.
– Так какого черта ты вдруг приперся со всеми этими вопросами? – Веселье, царившее всего две минуты назад, испарилось полностью.
– Я просто пытаюсь помочь тебе, Билли.
– Мне не нужна твоя гребаная помощь, – злобно огрызнулся он.
– Ты уже говорил мне это однажды, а потом оказался здесь. В следующий раз это будет не больничная палата, а морг.
Он откинулся на подушки и промолчал.
– Ладно, – сказал я. – Не хочешь говорить, кто, не надо. Но хоть скажи, как это получилось, что ты задолжал кому-то сто тысяч. Тогда, возможно, я дам тебе дельный совет о том, как распоряжаться своими финансами.
– Не могу, – пробормотал он, глядя в потолок. – Даже если меня не прикончат, а скорее всего, это случится, я останусь без этой чертовой работы.
– Вопреки правилам и законам скачек, – процитировал я.
Он повернул голову, покосился на меня.
– Вообще-то, нет. Ну, по крайней мере, не в этот раз. В том-то и ирония.
Он умолк.
– В чем ирония? – спросил я.
– Можешь поклясться, что не работаешь на копов?
– Клянусь бутылкой шампанского, вылитой в рояль, – с улыбкой сказал я.
– И выдернутыми из горшков цветами? – с улыбкой спросил он.
– И ими тоже. – И я приложил правую руку к сердцу.
Он снова призадумался, видно, все еще решал, стоит говорить мне или нет.
– Я выиграл забег, который должен был проиграть, – вымолвил он наконец.
– Ты хочешь сказать, забег, который должен был проиграть?
– Я сказал им, что проиграю, а потом завелся, взял да и выиграл, – ответил он.
– Довольно безрассудно с твоей стороны.
– Да нет, не то чтобы… – пробормотал он. – Я сделал это нарочно. Просто надоел этот ублюдок Викерс, наступал на пятки во время всего чемпионата, вот я и старался выиграть каждый забег. Ну и напоролся. Снова пришел хоть и на секунду, но раньше.
– И кто же приказал тебе проиграть этот забег?
Билли снова призадумался.
– Ты уж извини, друг, – произнес он. – Но вот этого сказать тебе никак не могу. Иначе моя гребаная жизнь не стоит и пенса.
– Букмекер? – спросил я.
– Нет, – со всей уверенностью ответил он. – Один долбаный хлыщ.
Думаю, для Билли любой, кто говорил на королевском английском, не вставляя множества бранных словечек, являлся «хлыщом».
– Какой именно хлыщ? – спросил я.
– Не могу сказать, – ответил он. – Но если б даже и сказал, ты бы все равно ни хрена не поверил бы.
– Стало быть, этот самый хлыщ и требует у тебя сто кусков?
– Ну да, – ответил он. – Во всяком случае, он утверждает, что потерял именно столько из-за того, что я выиграл скачки. Правда, я еще не говорил с ним после этого маленького происшествия. Если встречу, скорее всего, пошлю куда подальше. Сломанная нога стоит минимум сто кусков, если не больше.
– Если он от тебя не отстанет, скажи, что ты просветил копов насчет того, кто тебя сбил.
– Не будь наивным, – заметил он. – Ребята этого сорта грязную работу делать не станут. И потом, если скажу, тогда мне точно кранты.
– По мне, так получается, куда ни кинь, всюду клин. Если скажешь, кто на тебя напал, плохо, если нет – то же самое.
– Вот тут ты прав, – согласился он. – Стоит хотя бы раз сказать им «да», и ты попался, на крючке до конца дней. Возьмут тебя за яйца и никогда уже не отпустят. – Он снова откинулся на белые подушки, и мне показалось, что на глазах его блестят слезы.
– Билли, – осторожно начал я. – Выхода не найти, если не бороться.
– Я вне игры, – пробормотал он в ответ. – Не собираюсь лезть на рожон, иначе мне крышка. Да и жокейскую лицензию отберут.
– И как часто ты играл в эти игры? – тихо спросил я.
– Слишком часто, черт бы меня побрал, – ответил он.
Я удивился. Билли всегда имел репутацию честного жокея.
– В общей сложности раз десять, наверное, – продолжил меж тем он. – И длилось это года три, около того. Но я решил завязать, когда в декабре Фрэнк Миллер сломал ногу и у меня появился шанс выиграть чемпионский титул.
– А потом вдруг возникает Марк Викерс, очень сильный соперник, – заметил я.
– Гаденыш, – с чувством пробормотал он. – Это нечестно, чтоб его разорвало и прихлопнуло!
«Жизнь вообще не слишком честная штука, – подумал я. – Да спроси любого, кто болен раком».
Когда я вернулся около полудня, Джен Сеттер уже уехала на скачки в Аттокстер. Мне, конечно, очень хотелось поехать с ней, но враги могли увидеть нас вместе и догадаться, где я остановился.
Клаудия уже начала думать, что у меня развивается паранойя. Но я предпочитал быть параноиком, нежели покойником. И стоило мне напомнить о человеке с пистолетом, как она тут же согласилась со мной почти во всем.
– Но сколько еще мы должны пробыть здесь? – спросила она. – Я так хочу домой!
– Я тоже хочу, дорогая, – сказал я. – И мы отправимся домой сразу же, как только станет безопасно.
За завтраком я спросил Джен Сеттер, как долго мы еще можем оставаться у нее.
– А сколько надо? – осведомилась она.
– Не знаю. Ну, по крайней мере, еще несколько дней.
– Пятница на следующей неделе – крайний срок, – сказала она. – Ко мне на уик-энд приезжает сестра с семьей.
До пятницы оставалось еще восемь ночей.
– Искренне надеюсь, что до этого не дойдет и мы уедем раньше, не станем тебя беспокоить, – сказал я. Но на самом деле понятия не имел, когда будет безопасно возвратиться домой.
– Не болтай глупостей, – фыркнула Джен. – Я рада такой компании. Мне с вами хорошо. Долго торчала тут одна после развода, жуткая скука.
Я вошел в Интернет и проверил свою почту. Ни одного электронного сообщения, что и понятно: выходные. За исключением сделок на иностранных рынках, продлявших рабочую неделю на несколько часов, в пятницу в пять часов вечера вся финансовая деятельность в Великобритании погружалась в спячку и просыпалась снова в восемь утра в понедельник, точно и не было никакого уик-энда.
За исключением, разумеется, процентных ставок на счета и кредиты, они начислялись ежедневно, вне зависимости от того, рабочие дни или нет.
Я решил проверить состояние своего банковского счета.
Нам с Клаудией придется туго, если я потеряю работу в «Лайал энд Блэк». За последние пять лет мне удалось скопить вполне приличную сумму, но большинство денег ушло на оплату долгов, которые числились за мной еще со студенческих времен.
Я успешно управлял инвестициями других, ворочал нешуточными деньгами, сотнями тысяч фунтов, даже иногда миллионами, а вот содержание собственной корзины было весьма скромным.
И если меня действительно уволят с работы, придется какое-то время жить только на сбережения. А что делать, когда они кончатся? Билли обозвал меня занудой, но на самом деле, решил я, занудной была моя работа. Мне нужна более яркая и интересная жизнь, когда в жилах быстрее струится кровь, когда в крови больше адреналина, правда, при этом вовсе не обязательно целиться в меня из пистолета с глушителем.
Но что я мог поделать, как изменить свою жизнь? Ведь меня обучали на финансового консультанта. А больше всего на свете мне хотелось быть жокеем, или наездником в родео, или же инструктором парашютистов, выписывающих фигуры в воздухе в свободном падении, или охотником на крокодилов, или же…
Черт угораздил меня сломать шею!
Тут печальные мои размышления прервала мама, спросила, что я хочу на ленч.