Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив
Угрозы ее были недолги. Госсарт милым голоском стала ей что-то рассказывать, но Вера постепенно переставала слышать и понимать, ее одолевала сонливость, она не в силах была пальцем пошевелить. Все становилось ей безразличным. И она заснула. Доверчиво выпила что-то...
Корректный Дэвид Браун имел в своем распоряжении «кадиллак». Последняя модель, чрезвычайно угловатая махина, насмехающаяся над всеми принципами аэродинамики, с двумя огромными хвостовыми выступами, не имеющими никакого иного назначения, кроме как нести на себе излишних размеров задние красные огни. В багажнике могла поместиться чуть ли не целая малолитражка, не то что Вера Климова. А для ее удобства днище багажника можно было выстлать чем-нибудь мягким.
«Кадиллак» выехал из посольства утром в понедельник и припарковался на Вацлавской площади перед отелем «Ялта». Это было нам известно. Мистер Браун, сам ведший машину, вошел в отель и провел там в беседе с какими-то иностранцами почти целый день. Перед наступлением вечера он уехал с ними куда-то, но уже на другой машине. «Кадиллак» остался перед отелем. В двадцать три часа посольский шофер, в форме, отогнал «кадиллак» к зданию посольства. Мистер Браун пропадая где-то. В двадцать три двадцать шофер вышел на улицу с двумя маленькими чемоданами. Бросив их на сиденье «кадиллака», он сел за руль и уехал. За ним вели наблюдение.
Ехал он на север, но за чертой Праги развил такую скорость, что наши не могли его догнать, и осталось неизвестным, куда он свернул на развилке — к Мельнику или на Велетрусы. Однако неизвестность эта была недолгой: наши моментально дали знать всем постам автоинспекции, и «кадиллак» был вскоре задержан. Проверка ничего не дала, а превышение скорости шофер объяснил тем, что ему было велено доехать до вокзала города Враняны раньше, чем туда прибудет поезд, и передать такому-то пассажиру забытые им чемоданы. Он вовсе не обязан был сообщать эти подробности, однако охотно сделал это.
Позднее мы узнали, как все происходило. За то отлично рассчитанное время, в течение которого «кадиллак» был вне поля зрения наших наблюдателей, опоенную Веру Климову перенесли в грузовик — в тот самый, который доставлял шкаф на дачу Фидлера. За рулем грузовика сидел Дэвид Браун. Он, уже без всякой спешки, и отвез Веру на виллу Коларжа. Вера была совершенно беспомощна: ее все время держали под воздействием наркотиков. Профессор и его жена уложили девушку наверху, в комнате профессоршиной бабушки. Этой древней старухи уже не было в доме — незадолго до этого профессор потихоньку поместил ее в приют.
Теперь надо было тем или иным способом заставить Веру выдать документы. Но тут на вилле появился Карличек в роли Майера, а затем и «Гек». Приходилось отложить это дело. Дэвид Браун, которого профессор выдал за врача, из осторожности больше не появлялся на вилле.
Между там профессор Коларж справедливо решил, что «Август Майер» — человек весьма любопытный. Тогда он состриг с головы своей тещи необходимое количество седых волос и наклеил их на своего рода чепчик. Черный «конский хвост» Веры был безжалостно отрезан. Втерев в лицо девушки немного пепла, Коларж придал ее коже землистый оттенок, да еще подгримировал углем. Затем натянул ей на голову самодельный парик, повязал платок, повернул Веру лицом к стене, плотно укрыл ее одеялом и опустил шторы. Так он создал полное впечатление, будто на кровати лежит старуха. Поддерживать все это в нужном состоянии он велел своей супруге.
Проницательный Карличек, обследуя дом, действительно улучил момент, чтобы заглянуть в эту комнату — конечно, лишь мельком. И дал себя обмануть.
В нашей запоздалой догадке уже не было нужды: дом профессора подвергся тщательному обыску и личность лежавшей на кровати установили бы без труда. Но мы с Карличеком полагали, что наша профессиональная честь все-таки спасена, хотя бы и в последнюю минуту. Практически же это означало лишь то, что Веру освободили несколькими минутами раньше.
— И это ли не вина родителей?! — вскричал Карличек, указывая на девушку. — Могла бы она попасть в такое положение, если б мать заботилась о ней как надо?!
Состояние Веры было тяжелым. Пока кто-то вызывал по телефону врача, мы освободили ее от маскировки, И лежала она перед нами остриженная, восковая, страшно исхудавшая, с искаженными чертами лица, недвижная и словно постаревшая на много лет.
Профессор, со своим кирпичным румянцем, по-прежнему держался прямо. Он ничего не отрицал, на все вопросы отвечал коротко. Дэвида Брауна он выдал с головой. Назвал наркотики, которыми снабжал его Браун для поддержания опасного состояния Веры.
— Вы могли убить ее, — возмутился врач.
— А я не знал, каковы были намерения мистера Брауна, — возразил Коларж таким тоном, будто все это не слишком его касалось.
Жена его была в отчаянии. Теща — видимо, слегка тронутая — сидела в кухне на табурете, сложив руки, — ей не поручили никакой работы.
Госсарт, Браун и Дингль не подлежали нашей юрисдикции. В воскресенье их пригласили в Министерство иностранных дел, где и вручили предписание в двадцать четыре часа покинуть пределы Чехословацкой республики как особам нежелательным, долгое время использовавшим свое положение в дипломатической службе для враждебных по отношению к Чехословакии действий, что полностью доказано.
Но это был не конец. Нам предстоял еще один сюрприз. В воскресенье я сказал Карличеку:
— Хотите пойти со мной? Я иду в больницу к Лоубалу. Только куплю цветы его жене и какие-нибудь подарочки детям.
— С удовольствием! — радостно согласился Карличек.
— А после заглянем к полковнику. Он обязательно хочет вас видеть.
Вокруг койки Лоубала собралась слишком, пожалуй, многочисленная компания. Были там Трепинский, Скала и Карличек — все с женами, — старший сын Лоубала и еще кто-то. Для своего состояния поручик, можно сказать, чувствовал себя хорошо. Улыбался.
— У полковника вам придется хуже, — предупредил я Карличека, когда мы вышли из больницы. — Из вежливости вы не можете явиться в противогазе, а без него будет чертовски трудно.
— Ничего, переживем и это, — нахально ответил тот.
Мои угрозы не сбылись, Карличеку невероятно повезло: было ведь воскресенье, а я совсем и забыл, что дома, по распоряжению супруги, полковник не курит.
Только мы уселись перед полковником, зазвонил телефон.
— Это вас, из отдела, — передавая мне трубку, проговорил полковник таким глубоким басом, что Карличек только заморгал.
Мне сообщили, что Госсарт спрашивала командира группы, действовавшей на вилле Коларжа. Она высказала желание побеседовать с ним лично. Ей, конечно, могли только ответить, что в данное время это невозможно, но, когда такая возможность представится, ей сообщат. Госсарт оставила номер своего телефона и добавила, что дело у нее важное.
Полковник посоветовал позвонить ей сразу, а сам взял отводную трубку.
Я, естественно, не назвал Госсарт своего имени.
— Да, — сказала она, — я хочу с вами поговорить. Разрешите мне сейчас посетить вас?
О, это было уже совсем другое дело, не то что предупреждение Карличека о желании посетить меня в начале нашей истории! И я ответил с легкой иронией:
— Слишком большая честь для меня, мадам. Мы вас не можем принять, поскольку исключено, чтобы вы могли попасть к нам тем же манером, что профессор Коларж и некоторые служащие вашего посольства, чехословацкие граждане.
Полковник, довольный, громко хмыкнул. Госсарт, выдержав небольшую паузу, сказала, что понимает это.
— И все же я охотно исполню вашу просьбу, — продолжал я. — С вашего разрешения, я сам могу подъехать в посольство, если вы еще там.
— Хорошо, — согласилась Госсарт. — Приезжайте.
Так и вышло, что я оставил Карличека на произвол полковника.
Элизабет Госсарт приняла меня в своей квартире. В комнате бросались в глаза чемоданы, открытые и уже запертые, вороха одежды, общий беспорядок. Суетились слуги. Красавица вытаращила на меня глаза — правда, только на миг.
— Так это вы?! Впрочем, я подозревала что-то в этом роде. Прошу вас, садитесь. Мне нужно торопиться.
— Что ж, это мне только приятно, — съехидничал я.
Госсарт выслала слуг.
— И чтоб никто не входил сюда, пока я не позову! — крикнула она им вслед.
Я ждал спокойно, молча. Наконец она заговорила:
— Речь пойдет о Дэвиде Брауне. Ему нет никакого смысла уезжать в Англию. Это не его родина. И его мгновенно вышлют обратно к вам. У него подложные документы.
— Кто же такой Дэвид Браун?
— Он из числа тех, кого вы называете эмигрантами. Его настоящее имя — Павел Чермак, но жил он и под другими фамилиями. Работал на разведки нескольких государств. В своем роде это человек одаренный. Нет нужды отрицать, что мне он отлично подошел.
— Вы сами достали ему документы на имя Брауна?
Она пожала плечами и весьма непринужденно бросила: