Анна и Сергей Литвиновы - Боулинг-79
Точнее – он помнил и раннее детство, и школу, и выпускной, и первые курсы в МЭТИ, но… То были чужие воспоминания.
Он не мог объяснить точнее, но он знал, что вся эта память – не его.
Как он ни пытался, ему не удавалось вспомнить свою собственную мать и своего отца, свой отчий дом % и школу.
Память подсовывала ему чужие картины.
Дроздецкому удалось определить рубеж, после которого начинались его собственные воспоминания: кинотеатр «Зарядье», дневной сеанс, чужой кошелек, который они нашли с Беклемишевым.
Дроздецкий снова обратился к частному детективу, замечательно зарекомендовавшему себя слежкой за его супругой.
Строго конфиденциальное задание в этот раз звучало странновато: выяснить все о собственном прошлом заказчика.
Частный сыщик вылетел в Омск. Согласно аттестату зрелости, добытому в архиве МЭТИ, Владимир Дроздецкий окончил такую-то омскую среднюю школу.
Детектив не сомневался, что в Омске отыщутся десятки людей – в поликлинике, военкомате, школе, – помнящие молодого Дроздецкого.
Он ошибался. Ему не удалось отыскать ни единого свидетеля.
Да, фамилия Володи Дроздецкого значилась в архивах: в списках учеников и допризывников, читателей детской библиотеки и посетителей секции классической борьбы. Сыщик провернул огромную работу. Он опросил едва не сотню людей: тех, кто должен был в детстве учить его клиента и учиться вместе с ним. Тех, кто с ним тренировался и бегал вместе в библиотеку, играл во дворе и ездил в пионерский лагерь.
Володю Дроздецкого не вспомнил никто.
Ни один человек не опознал его на фотографии, искусно омоложенной с помощью компьютерной программы.
О результатах расследования крайне смущенный детектив, возвратившись в Москву, доложил своему клиенту. Он даже не хотел брать вознаграждение, но Дроздецкий чуть не силой навязал его сыщику.
Когда заказчик выслушивал до чрезвычайности странный вердикт о своем собственном прошлом, выражение его лица ни на секунду не переменилось.
Бизнесмен Владимир Дроздецкий умел держать удар.
А затем клиент сделал детективу новый заказ: внимательнейшим образом разобраться с прошлым любовника своей жены – Валерия Беклемишева.
Сам Дроздецкий при первой возможности, в одиночку, оставив охрану в домодедовском аэропорту, вылетел в Омск.
Он гулял по улицам областного центра. Посетил дом и двор, где, согласно данным детектива, был прописан в детстве. Поговорил с соседями. Зашел в ту школу, где якобы учился. Побеседовал со старыми учителями. Прошелся по близлежащим улицам. Заглянул и в детскую библиотеку, и в борцовскую секцию.
Никто из омичей, долженствующих помнить его, Дроздецкого не узнал.
Но главное заключалось совсем не в этом – не в том, что его не вспомнили посторонние. Важно, что сам он ходил по улицам города, вроде бы родного ему, словно пораженный амнезией.
Он никогда не был здесь, память его ни разу не отозвалась. Сердце его ни разу не дрогнуло от узнавания.
***«Неужели я – лишь порождение чьей-то фантазии? – думал он в бизнес-классе самолета. Думал и пил. – Кто я?
Гомункулус?
Овеществленный искусственный разум?
Странным образом воплотившиеся в живого человека темные стороны чьей-то персоны?
Какой персоны и почему?
Валерки Беклемишева? И, значит, он – вечный плюс, и я – вечный минус?
И я обречен жить без собственного прошлого, и своей, отдельной судьбы? И, может быть, без будущего?
И я лишь функция, чье-то порождение, ошибка жизни и природы?
О, нет – я не хочу, не хочу, не хочу!..»
***Прошло три дня после «премьеры» Валеркиного фильма, что состоялась в его квартире в компании Лили. И после их новой ночи.
Ничего за это время в его жизни не переменилось. Лиля дневала-ночевала в телецентре – только всегда отвечала на Валеркины звонки, и как ни была занята, старалась разговаривать с ним подолгу.
Правда, случилась еще одна радость. Валерке позвонила ассистентша по актерам из киногруппы, что готовилась к съемкам сериала «Даже ведьмы умеют плакать». Она предложила Валерию Васильевичу попробоваться на роль Художника – разумеется, тот согласился.
Курьер привез Валерке сценарий.
Назавтра были назначены пробы.
У телепродюсера Велемирской имелись кое-какие связи в киношном мире. И она попросила главного режиссера будущего сериала попробовать суперактера Беклемишева, взяв с того честное благородное слово, что Валерка о ее участии в его судьбе никогда ничего не узнает.
И вот Валерий сидел дома – учил роль. Неужели сбывалась – с опозданием в двадцать с лишним лет – его мечта? И он наконец-то станет настоящим артистом? Он боялся об этом даже думать.
Свою работу в пусконаладке он оставил. Начальники не хотели отпускать его на съемки «Хребта». К тому же попытка войти второй раз в ту же инженерскую реку, и все начать почти с нуля, казалась ему теперь пустой затеей. А вот на автостоянке Валерка пахал в две смены. Деньги, полученные за съемки и выигранные в «Миллионере», давно кончились. А ведь сейчас ему надо было хотя бы чуть-чуть соответствовать Лиле.
И тут такая оказия – новая роль. Сменившись на стоянке, он бросился учить текст сцены, намеченный для проб.
И вдруг в дверь позвонили.
Чертыхаясь, оттого что его оторвали и сбили эмоциональный настрой, Валерка поплелся к двери. Глянул в глазок.
И, конечно же, сразу узнал его. Даже сквозь мутный глазок, в полутьме коридора.
Он отворил дверь, отступил на три шага.
– Заходи, коли не шутишь.
Володька, конечно, сильно переменился – еще бы, за четверть-то века. И без того плотный, он изрядно погрузнел. Пузо переваливалось через ремень. На волосатых ручищах сверкал перстень с огромным камнем. Лицо, широкое в молодости, теперь превратилось в изрядную будку. На щеках и носу проявились красные пятнышки – отметины то ли атеросклероза, то ли постоянных возлияний. А, возможно, и того, и другого вместе. На башке возникли мощные залысины – которые Вовка своеобразно скрывал, – наголо, по моде новейшего времени, брея голову. В результате общего потолстения и неумеренности в питии и пище глазки его стали совсем крошечными. Впрочем, их силы и блеска хватало, чтобы просверливать в упор лицо и фигуру Валерки, и его скромную прихожую с потемневшими обоями. Гость грубовато спросил:
– Куда идти? На кухню, что ли, как в советские времена?
– Прошу, – Валерка сделал жест радушного хозяина.
В руках Володя держал пакет модного супермаркета. На кухне он выгрузил оттуда самую дорогую водку, коньяк и упаковку черного пива, завезенного из Германии.
– У тебя закусить-то чем найдется?
– Поищем.
Валерка довольно споро (сказался многолетний опыт холостяцкой жизни) выставил на стол рюмочки, пивные кружки, а также вывалил на тарелку нарезку колбас, копченостей и окороков. В какой-то момент создалось впечатление, что и не канули никуда эти двадцать пять лет. Все как в студенческие времена: два друга собрались покеросинить, засандалить, обозначить.
– Помнишь, – спросил Валерка, – как Сашка Лодкин собирал синонимы к слову «выпить»? Сколько он их набрал? Больше ста?
Володя поморщился:
– Ты не отвлекайся. Разливай давай.
– Что ты желаешь пить в это прекрасное летнее утро? Коньяк? Водку? Пивка? Или, может быть, – у меня есть, – шампанского?
– Водяру давай.
Я вообще-то уже много лет в завязке, но по такому случаю.., Валерка разлил по штофам водочку. Водка, принесенная старым товарищем, оказалась ледяной.
Наверное, у него в лимузине имеется холодильник.
– Давай не чокаясь.
Володька опрокинул в себя рюмку. Валера последовал его примеру. Выдохнув, отдышавшись и закусив куском ветчины, спросил:
– А почему не чокаясь? Что, кто-то умер?
– Пока нет, – лапидарно ответил Володя.
А потом достал из штанов, из-под рубашки навыпуск, пистолет. Аккуратно положил его на стол. В луче солнца, проникшего сквозь давно не мытые окна, сверкнул огромный бриллиант в его перстне.
Валерка совершенно спокойно спросил:
– Ты что, явился меня убить?
– Боишься?
– Нет, – пожал плечами хозяин.
– Почему?
Глаза Володьки жгли, буравили, просвечивали.
– Может быть, пришла пора. Я прожил долгую, а временами и интересную жизнь.
Гость разлил еще водки. Былые друзья, опять не чокаясь, выпили. Володя заглатывал огненную воду словно ситро, ни на секунду не меняясь в лице.
– Интересную жизнь, говоришь? – усмехнулся он. – Ну да, ну да, – голос его зазвучал саркастически. – Ты пил запойно. Торговал кроссовками в Лужниках. Ездил в шоп-туры за тряпками в Стамбул. Ремонтировал чужие квартиры. Жена десять лет назад изменила тебе с каким-то прохвостом, а живешь ты в панельном доме на краю Москвы. И трудишься сторожем на автостоянке. И платишь за учебу дочери в вузе. А видишься с ней раз-два в месяц. Чаще ее мать не позволяет, да и она сама не рвется… Как видишь, я очень много о тебе знаю… – И протянул саркастически: – Да, у тебя очень-очень интересная жизнь.
