Норб Воннегут - Боги Гринвича
«Будет ли Сай урожать Калебу?»
Через десять минут самобичевания Кьюсак позвонил своему агенту по недвижимости с традиционным вопросом:
– Кто-нибудь интересовался квартирой?
– Смеешься? Она висит уже три месяца.
– Я не могу снизить цену.
– Сомневаюсь, что это поможет, – ответил Робби.
– Спасибо за поддержку, улыба.
Затем Джимми набрал Сидни, свою бывшую ассистентку в «Голдман Сакс» и «Кьюсак Кэпитал».
– Как дела?
– По-всякому, – ответила она тоном, который ясно намекал: «Лучше не спрашивай».
– Что случилось?
– Жан Бертран носится, стиснув зубы, как упрямый мул.
– Ты уже говоришь почти как он, – заметил Кьюсак.
– Не одно, так другое, – призналась она. – «Сидни, мне нужно это. Сидни, мне нужно то». А когда у него закрыта дверь, он всегда, понимаешь, всегда кричит на эту женщину. «Иди на хер, дорогая».
– Он и с тобой так разговаривает?
– Нет. Я у него «дорогуша».
– Хочешь, я его побью? – пошутил Кьюсак, пытаясь ее развеселить.
– Не звони ему, – очень серьезно предупредила она. – Он сорвется на мне.
– С чего бы?
– Он просто съехал на почве секретности.
– Мало ли что случается.
– Жан Бертран обвиняет меня во всем.
– Я не хотел подсовывать тебе свинью, – ответил Кьюсак, ерзая в кресле. – Он потерял каких-то клиентов?
– Я ни о чем не знаю. Этот человек – брехло мирового класса. Он врет буквально обо всем.
– Такие люди знают, как выкарабкаться, – философски заметил Джимми. – Значит, у тебя есть работа, пока мы не разберемся, что там дальше.
– Мне пора, – неожиданно деловым голосом ответила она.
– Могу угостить тебя ланчем?
– Лучше вытащи меня отсюда.
– Можно мне войти?
В дверях кабинета Джимми стояла Бьянка Лизер. На ней были белые вельветовые брюки, синяя оксфордская рубашка и потрепанная кепка «Янкис». Сегодня она выглядела как-то по-другому, хотя Кьюсак не смог бы объяснить почему.
– Как ваши дела? – спросил Джимми, спеша обойти стол, чтобы поздороваться.
Он жестом пригласил Бьянку присесть и подтащил другой гостевой стул поближе.
– У вас очаровательная жена.
– Спасибо, – ответил Кьюсак. – Эми сказала, вы очень славно поговорили.
– Просто удивительно, чего удается достичь в дамской комнате.
– Я понимаю, вчерашний вечер оказался нелегким, – сказал Джимми, – но что бы ни случилось в колледже, это было давным-давно.
– Я забыла одну сноску, – печально заявила Бьянка.
– Вам не нужно ничего объяснять.
– Нет. Но я носила это клеймо всю жизнь. В некотором смысле я даже рада, что Сай разоблачил меня. Так намного легче.
– Надеюсь, все наладится.
Кьюсак немедленно пожалел об этом замечании, открывающем слишком много возможностей.
– Боюсь, что нет.
– Я не собирался вмешиваться, – сказал Джимми.
– Дороти Паркер сказала: «В слове «союз» – четыре буквы. Это не слово из трех букв». И знаете, что я думаю?
– Нет.
– Она не упомянула о срочности. Мне нужно было уйти от мужа много лет назад.
– Какой приятный сюрприз, – приветствовал Лизер Бьянку и Кьюсака, вошедших в его кабинет.
Его тон мало соответствовал словам. Так мог говорить священник, отправляющий последние обряды. Не успели они ответить, как зазвонил телефон, возможно, предупредивший столкновение жены с мужем.
– У меня телеконференция, – заявил Сай, поворачиваясь к ним спиной.
Кьюсак, чувствуя, как в воздухе нарастает напряжение, тихо спросил у Бьянки:
– Хотите подождать у меня в кабинете, пока он не закончит?
– У вас есть все имена наших контактов в Рейкьявике? – рычал в телефон Лизер.
– Нет, спасибо, – шепнула Бьянка Кьюсаку, ее глаза перебегали с одной картины на другую. – Она достала из сумочки блокнот и ручку и сказала: – У меня все будет хорошо.
Лизер продолжал реветь в телефон.
– Ты должен закончить эту штуку для Международного института финансовой прозрачности! Сегодня, черт тебя возьми!
Бьянка, ничуть не озабоченная криками мужа, усердно трудилась. Она делала пометки в блокноте, переворачивала и поправляла ярлычки на картинах. Она казалась задумчивой и, самое удивительное на взгляд Кьюсака, безмятежной.
– Чем вы занимаетесь? – спросил он.
– Инвентаризацией.
Выходя из кабинета Лизера, Джимми врезался в Шеннона. Буквально. Здоровяк собирался зайти к Саю, и глава продаж компании столкнулся в дверном проеме с главой службы безопасности.
Шэннон посмотрел в глубь кабинета и заметил Бьянку с блокнотом в руке.
– Сколько они еще там будут?
– Я бы им пока не мешал, – сказал Кьюсак. Помолчал и добавил: – Эй, у тебя есть минутка?
– Есть, сейчас. Чего тебе нужно?
– Обсудить пару моментов.
– Это, Кьюсак, всегда пожалуйста. Давай, обсуждай.
«Подлизываться. Выжидать момента. Добыть видео».
– Мы оба неудачно начали, – сказал Джимми, когда мужчины вошли в его кабинет. – Не знаю, Шэннон, можно ли это исправить. Но я хотел бы постараться.
Он протянул руку.
– Зачем? – спросил здоровяк, хмуро посмотрев на руку Кьюсака и не пытаясь ее пожать.
Джимми, не понимая глубины злобы собеседника, убрал руку.
– Ладно, тогда давай к делу. Я не могу допустить, чтобы то видео попало на публику.
– Думаешь, меня это беспокоит?
– Может, и нет. Но я прошу об одолжении.
– Чувак, ты не слушаешь, – ответил здоровяк, удивленный настойчивостью Кьюсака.
– Просто держи ее под замком, ладно?
– Это не мои проблемы, – ухмыльнулся Шэннон. – «Мак» сторожит Никки.
– Не знаю, что ты обо мне думаешь. И почему. Но «ЛиУэлл» – маленькая контора, и всем пойдет на пользу, если мы поладим.
– Тогда держись подальше от своего дружка Гика, – распорядился Шэннон. – Мне есть чем заняться, богатенький мальчик. – Он встал, собираясь уходить, и добавил: – Еще одно.
– Ну?
– Может, Кьюсак, ты и сын водопроводчика, но я ни хера тебе не должен.
– Не трожь мою семью, приятель, – прошептал Джимми, когда Шэннон вышел из кабинета.
Бьянка положила опись в сумочку. Проверив стол Сая, она обнаружила пакет из Рейкьявика, «личный» и «конфиденциальный». Пока муж стоял к ней спиной, Бьянка залезла в конверт и достала десятисантиметровый гвоздь и записку.
Записка гласила:
Дорогой мистер Лизер,
Возможно, Вы узнаете гвоздь из ящика Seventeenth Nail in My Cranium. Очень щедрый подарок Сигги. Я высоко ценю Ваш выбор вина, с которым я имел счастье ознакомиться. Seventeenth Nail – превосходная лоза и драматический вкус, если мне будет позволено такое выражение. Мне доставляет огромное удовольствие возможность вернуть Вам этот гвоздь с глубокой и искренней надеждой на то, что Вы засунете его себе в задницу.
Поперек, если Вам это удастся.
Мне очень жаль «Бентвинг». Игра на понижение и ставки против компаний – подобно войне, если Вы позволите мне перефразировать известное высказывание фон Клаузевица – «является актом насилия, и применению его нет предела».
Искренне Ваш,
Олавюр Вигвуссон
Бьянка изучила записку, несколько раз перечитала ее и проверила обратный адрес. Текст звучал мрачно, и Бьянку снедало гипертрофированное любопытство писателя. Когда Лизер закончил говорить по телефону, она, отложив на время свои дела, спросила:
– Кто такой Олавюр Вигвуссон?
– Троюродный брат Сигги.
– Мне нравится Сигги. Чем ты разозлил его троюродного брата?
– Эти проклятые исландцы, – прошипел Лизер, – искалечили мой портфель.
– А как же «фирменный соус»?
– Да иди ты, – отрезал Лизер. – И не рассказывай больше никому про «Ночь оживших голов». О чем только ты думала?
– Не вижу, что тут такого.
– Я не успеваю хеджировать свой портфель от этих чертовых исландцев. Вот что тут «такого», – с перекошенным от презрения лицом бросил Лизер. – Олахер еще свое получит, – добавил он. – Помяни мои слова.
«Ты тоже», – подумала Бьянка. Но ничего не сказала.
Глава 42
От них было не скрыться. Даже в субботу. Рынки управляли психикой каждого человека, причастного к миру финансов. Они занимали мозг, как вторгшиеся воины, которые грабят, убивают и насилуют, используя для этого любезно представленный Интернет и прочие современные средства колонизации. Всегда хватало плохих новостей, достаточно включить кабельное телевидение с вещанием «двадцать четыре на семь».
Кьюсак выбросил из головы «Бентвинг». Выбросил озабоченность Сая Калебом и видео из «Фокси леди». И сосредоточился на ближайшей задаче – завтраке для Эми.
Он поджарил яичницу с таким количеством кинзы, что она казалась зеленой. Положил рядом ржаной тост, но с таким количеством масла, что оно перечеркивало всю возможную пользу для здоровья. Пристроил в центр тарелки сочную клубничину и выжал сок из тысячи и одного апельсина. К тому времени, когда он закончил жарить стейки – Эми отказалась от бекона до окончания беременности, – еды хватило бы на три обеда.
