Наталья Солнцева - Мантия с золотыми пчелами
– В доме еще кто-то есть? – спросил он, видя полное замешательство Эрика.
Женщина отрицательно качнула головой. Она была в блузке и юбке из легкой ткани в цветочек; одежда подчеркивала ее формы – не слишком пышные, но приятной округлости. Прямой пробор делал ее лицо открытым и милым, коса почти расплелась.
– Что… случилось? – выдавила она.
– Николай Порфирьевич убит, – сказала Астра. – Его задушили. Теперь нет нужды продолжать комедию.
Женщина беззвучно заплакала. Эрик ерзал на диване, кусая губы.
– Маняша… – робко произнес он. – Это… ты?
– А что, есть сомнения? – поймал его на слове Матвей.
– Нет… но… Неужели она… так изменилась за год? Лицо как будто другое… Я не то хотел сказать! Это она… только… ничего не понимаю…
Его высокий лоб покрылся испариной, верхняя губа подрагивала.
– Вы ведь не Маняша? – в упор спросила Астра у молодой дамы. – Признайтесь лучше сейчас, пока сюда не приехала милиция. Иначе у вас будут неприятности.
Она понимала всю шаткость своих угроз. Паспорт Мельниковой и явное внешнее сходство с последней играют на руку сидящей перед ними «секретарше». У нее – наличие документа, подтверждающего личность, тогда как у Астры – ничего, кроме смутных фантазий. Кто станет ее слушать? Вот если бы Эрик подтвердил…
«Что? – спросила она себя. – Что он может подтвердить? Маняша-де вовсе не Маняша, а просто очень похожая на нее женщина? Заинтересован ли он в разоблачении своей возлюбленной?»
В ее мыслях царил хаос, который упорно не желал упорядочиваться. Примерно то же происходило с Эриком. Матвей внимательно наблюдал за этой драматической немой сценой.
«Секретарша» подняла заплаканные глаза на милиционера, словно ища у него защиты. Тот молчал, готовый провалиться сквозь землю. Что-то не позволяло ему утешить эту испуганную женщину, сесть рядом, обнять, в конце концов.
– Николай Порфирьевич убит… – повторил он, тупо уставившись в угол, где стоял торшер с матерчатым абажуром.
– У-убит? – переспросила она.
Он подавленно кивнул.
– Господи… и он… У меня больше никого не осталось…
Слезы проложили на ее щеках мокрые дорожки, она смахивала их тыльной стороной ладони. Ногти были ухожены, но без маникюра.
– Как вас зовут на самом деле? – спросила Астра. – Ульяна?
Эрик бросил на нее изумленный взгляд. Серый дождливый день просачивался в гостиную, приобретая багровый оттенок, и от этого лица людей казались неестественно красными.
– Да… – вымолвила «секретарша». – Ульяна Бояринова. Это дом моего дяди…
– Дяди? – воскликнул милиционер. – Николай Порфирьевич – твой дядя? Разве ты не…
Он задохнулся от переполнявших его эмоций.
– Я знала о его существовании, но ни разу в жизни не видела… Перед смертью мама вспоминала о нем и дала его адрес. Он приехал на похороны… и там мы… обрели друг друга. Я была так одинока, убита горем, что согласилась бы на что угодно… Он предложил пожить у него какое-то время…
– Но почему под чужим именем?
– Мы с ним долго беседовали – целую ночь… Я не могла спать! Он рассказал, что несколько лет назад потерял жену, она трагически погибла… попала под грузовик…
Речь Ульяны прерывалась всхлипами и вздохами. Матвей подал ей носовой платок. Она не поблагодарила – ей было не до вежливости.
– Еще дядя говорил, что у них умер ребенок в младенчестве, и они взяли на воспитание сироту… из родни жены. Любили девочку, как свою дочь… а она связалась с плохим человеком, которому нужны только деньги…
Эрик вспыхнул, что-то промычал и снова затих.
– Он говорил вам, что вы похожи на его воспитанницу?
– Да… не сразу… потом… на следующий день. Для него это было потрясением. Он остановился в гостинице и после поминок увез меня туда, к себе в номер. Я бы ни за что не осталась ночевать в квартире одна… Я и там не могла уснуть! Он давал мне пить коньяк, и становилось легче…
– О чем еще вы беседовали?
– О разном… я не все запомнила… Дядя объяснял, почему они с сестрой рассорились…
– С вашей матерью?
– Угу. У них оказались слишком разные характеры… непримиримые в некоторых вещах… Они постоянно цапались. Дядя был моложе, но считал себя главным, потому что он мужчина… диктовал сестре, какую одежду носить, где работать, с кем встречаться. Они рано остались без родителей, были предоставлены сами себе. Мама не выдержала и уехала куда глаза глядят…
– Любила свободу? – вмешался Матвей.
Ульяна пожала плечами:
– Не знаю… Она мало говорила о своей семье. Эта тема всегда была табу. Когда я подросла, то стала задавать вопросы об отце. Мама очень бурно отреагировала. Просто ужасно! Раскричалась, хотя до этого редко повышала голос. Мы впервые серьезно повздорили…
– Она сказала, кто ваш отец?
– Нет. Замкнулась, ушла в себя… мы не разговаривали больше месяца. Жили, как два немых человека. Она молча собирала меня в школу, кормила, молча давала карманные деньги… копейки на горсть конфет или мороженое… Наши средства были ограничены. Постепенно она оттаивала, но с тех пор я зареклась упоминать об отце.
– Вы пытались его искать?
– Зачем? Мама объяснила, что он ее бросил, как только узнал о беременности. И с тех пор о нем ни слуху ни духу. Они ведь даже не были женаты…
– Ваш дядя тоже не знал, кто он?
– Я его не спрашивала…
– Теперь уже и не спросите! – с сожалением проговорил Матвей.
– Для меня это давно перестало иметь значение…
Эрик созрел для открытого выражения возмущения:
– Почему ты не призналась, что ты – не она… не Маняша? – выпалил он. – Это же… подлый обман…
– Я дала слово… пообещала дяде, что выполню его просьбу. В этом нет ничего дурного. Вы оба согласились на «испытательный срок», а я только играла роль Маняши, чтобы все было чисто, без плутовства.
– Без плутовства! – с ехидной усмешкой передразнил ее милиционер. – Это вы называете честной игрой? Сплошная ложь…
Его больно резанула по сердцу трогательная романтика «немых свиданий», когда он раз за разом с обожанием взирал на силуэт возлюбленной в окне. А на самом деле то была подстава. Он млел от восторга, созерцая чужую ему женщину! Ох, как веселился, должно быть, господин Бояринов! Потому-то он и не препятствовал этим мелким «нарушениям».
У Эрика горели уши от стыда за свою глупую доверчивость.
– Любовь слепа… – утешила его Астра. – Не один вы обманулись, товарищ старший лейтенант.
Она имела в виду Игоря Тарханина, хотя в отношении того еще не все прояснилось.
– Мы с дядей договорились, что через год выяснится, как прошла проверка разлукой, и вы с Маняшей сами будете решать свою судьбу, – едва слышно произнесла Ульяна. – До этого я поживу в его доме, как воспитанница, выполняя ее обязанности, если захочу.
– Вы выполняли их?
– Да… Это оказалось легко. Я хорошо знаю компьютер, бухгалтерию освоила быстро. Почему бы не помочь дяде в делах? Целый день сидеть в доме сложа руки скучно…
– Чем он объяснил необходимость вашего затворничества?
– Тем же, чем и переезд из Москвы сюда, и этот маскарад – желанием убедиться, что женихом Маняши движет любовь и ничего более… «Если ты станешь разгуливать по городу, – твердил дядя, – Эрик непременно станет приставать к тебе, навязываться со своими ухаживаниями и заметит подмену. Он не такой идиот, чтобы…» Ой! – она прижала пальцы к губам. – Простите, Эрик, я не хотела, извините, ради бога! Нечаянно вырвалось… В общем, я даже дома не называла Николая Порфирьевича дядей, а он меня – племянницей.
– Как он к вам обращался?
– Маняша – чтобы все было по-настоящему. Иначе, говорит, забудемся, ляпнем по привычке не то и все испортим.
– О покойниках плохо не говорят, – с надрывом в голосе вымолвил милиционер. – Но Николай Порфирьевич иногда перегибал палку. Это уж слишком!
Ульяна совсем сникла.
– Скажите… а кто дядю… за что его убили?
– Началось следствие… надеюсь, преступник скоро окажется за решеткой, – вздохнул Эрик.
– Ужас! Что же… что теперь делать?
– У вас есть паспорт? – спросил он. – Где доказательство, что вы – Ульяна Бояринова? Может, вы опять играете какую-то роль…
– Паспорт? Да… конечно… только это не мой…
– Как – не ваш? А чей же?
– Маняши… Марии Мельниковой… А она пока пользуется моим. Так решил дядя.
Эрик грозно сдвинул брови. За напускной суровостью он прятал растерянность и обиду.
– Вы шутите?
– Я… нет… Это правда.
– Постойте… но где же… где Маняша? В Москве?
– Она живет в моей квартире на Тихвинской… – пробормотала Ульяна. – Дядя отправил ее туда, чтобы исключить встречу с вами… Он хотел, чтобы она обо всем подумала в разлуке, все взвесила…
– Просто цирк какой-то! – сорвался на фальцет милиционер. – Фокусы индийского факира! Вы бы пошли на такое ради проверки чувств?
Он никому конкретно не адресовал свой вопрос и ни на кого не смотрел – спрашивал кого-то неведомого, наблюдающего со стороны за страстями человеческими. Будучи представителем закона, в этот момент Эрик совершенно пренебрег своими обязанностями и отдался личным переживаниям. Они затмили в нем ответственность, долг и стремление сохранить лицо перед приезжими. Он больше не заботился о своей репутации, о том, как он выглядит в глазах посторонних… Он страдал, открыто выражая душевную боль и горечь разочарования в женщине, которую боготворил. Как она могла пойти на такой дешевый спектакль, жалкое притворство? Как могла подвергнуть его и себя такой бессмысленной и бесполезной пытке?
