Анна и Сергей Литвиновы - Та самая Татьяна
Парень опять счастливо засмеялся и закивал:
– Да, барин!
– Прошу заметить, что при визитах к Зарецкому и Гильо я воспользовался актерским арсеналом – прицепил себе под нос усы, чтобы возникло полное впечатление, что поединком интересуется не штатский, а именно военный. Так, окольными путями, я пытался бросить тень (если вдруг начнется расследование) на улана, ухажера Ольги. Впрочем, в итоге по результатам поединка никакого следствия не открылось – вплоть до того момента, как вы, Онегин, спустя четыре года не влезли в дело. Да, кстати: за дополнительную плату Гильо для верности подсыпал, из дружеского расположения к вам, своему барину (последовала высокомерная усмешка), сонного порошка (который я дал ему) в ваше вечернее питье. Специально, чтоб вы опоздали на дуэль – Ленский от вашего опоздания снова взбесился, и о примирении вам, милостивый государь, невозможно было даже заикнуться (а вы ведь подумывали об извинениях и мире, не правда ли?). Я видел (и слышал), как юноша рвет и мечет, когда они с Зарецким в то утро поджидали вас.
Что ж до меня в тот решающий день, день поединка, то я свое место на мельнице занял заранее. А в березовой роще со своим ружжом ждал Егорка. – Мужик опять разулыбался, счастливый, что на него вновь обратили внимание. – Если бы секунданты поставили Ленского так, что мне стрелять в него оказалось неудобно – к примеру, к роще лицом, а к мельнице спиною, – я дал бы команду Егору, и тогда пулю в Ленского всадил бы он. Сигнал у нас был предусмотрен – треск ломающегося дерева, словно бы от мороза. Как видите, я предусмотрел практически все, что можно. – Аврамов весь аж сочился гордостью собой и самодовольством. – Однако ломать ветки не пришлось. Единственная неприятность, что со мной произошла, – замерз, ожидаючи, когда вы, наконец, станете стреляться. А в остальном – все прошло изумительно хорошо. Я подгадал и выстрелил ровно в тот самый момент, как и вы, Онегин. Вы промахнулись – не зря у меня на вас было мало надежды. А вот я попал несчастному юноше в самое сердце. Как неприятно вам было, верно! Стреляли мимо, а убили наповал! Что ж, вуаля! Дело сделано! Вот так все и случилось. Еще вопросы, милостивый государь? Просьбы? Комментарии?
– Насколько я понимаю, отпущенное мне время подходит к концу, – молвил Евгений. – Не угодно ли вам тогда приказать мне трубочку – напоследок?
– О! Я с охотой сам вам набью ее! – воскликнул довольный Аврамов.
– Сделайте милость.
…Как рассказывал мне потом Онегин, он не из пустого любопытства – и не только ради того, чтобы вынудить Аврамова рассказать обо всем, – тянул и длил этот разговор. Еще он старался, чтобы Егорка с его мушкетом хорошо стал виден с улицы сквозь окно кабинета. А еще – чтобы самому не оказаться на линии огня. И – чтобы хозяин отвлекся и выпустил свой пистолет из рук. Потому что у Онегина имелся шанс. Ведь на противоположной стороне домов, через Мойку, в слуховом отверстии крыши ждал своего часа и целился прекрасный стрелок, бравый военный, улан – Григорий Аржаев.
Как он попал туда?
Мужчины, после своей дуэли в К*** – закончившейся, к счастью, ничем, провели долгое время за беседами. Моя сестра рассказала им обоим все. Господа прониклись друг к другу искренней симпатией. Они по-настоящему оказались противоположны друг другу: утонченный, столичный Евгений – и мой приземленный, очень практический зять. Но и тот, и другой были острыми, умными, храбрыми, честными. Что еще надо сильному полу, чтобы почувствовать друг к другу чувство приязни! И тогда Е.О., уезжая в Петербург, попросил майора составить ему компанию и предложил место в своей коляске. Евгений словно предчувствовал – а может, и впрямь догадывался, – что Е.О. в Петербурге понадобится помощь. Онегин посулил к тому же зятю выгодные знакомства в военных кругах столицы. Звал он и мою сестру Ольгу – но та ожидала третьего ребенка, да и Гриша с Мишей, ее сыновья-погодки, были еще явно малы для подобных длительных путешествий. Однако старшего своего Григория она на странствие в Петербург благословила.
Что ж, мой зять испросил у начальства отпуск и вместе с Онегиным отбыл в Северную Пальмиру. За три дня пути в Питер, что мужчины провели в одной коляске, они сдружились еще больше. Аржаев имел опыт службы и войны, Онегин – путешествий и высшего света. Им было о чем поговорить друг с другом. Об их тесном дружестве свидетельствует факт, что по приезде в столицу довольно замкнутый Евгений предложил Григорию остановиться у него на квартире – тот принял приглашение.
Вернувшись в Петербург, Е.О, как я уже писала, немедленно связался с господином Аврамовым. Когда от него принесли приглашение прибыть с визитом, Аржаев воскликнул: «Осторожно, Онегин! Он приготовляет тебе ловушку!» Однако в первый момент честный Евгений не поверил ему. Тогда Григорий стал убеждать его принять все меры предосторожности. Е.О. долго не соглашался: «Мы же не в лесу встречаемся, где шныряют черкесы, – в центре столицы!» Майор оказался неумолим, и дело кончилось тем, что Онегин холодно сказал ему, что сам он никаких предосторожностей предпринимать не станет, однако дает моему зятю карт-бланш на любые действия, которые тот посчитает нужными.
Тогда Аржаев первым делом отправился к управляющему домом, где проживал Аврамов, и под предлогом, что хотел бы арендовать квартиру, выяснил, каково там расположение комнат. Узнав, что кабинет хозяина выходит окнами прямо на Мойку, Григорий явился на место будущего действа. Там он встретился с квартальным надзирателем, ответственным за дома, находящиеся на противоположной стороне речки. Представившись секретным сотрудником обер-полицмейстера, он осмотрел чердаки и выбрал один – тот, из которого кабинет Аврамова просматривался словно на ладони в косых лучах заходящего солнца. Уверив квартального в секретной государственной надобности, майор незадолго до визита Онегина в квартиру злодея занял место у чердачного окна. Он захватил с собой свое ружье.
Мой возлюбленный лишь досадливо морщился на приготовления Аржаева. Однако предусмотрительность Григория оказалась совсем не лишней – более того, она спасла Евгению жизнь.
Из своего убежища на чердаке сквозь высокие окна Аржаев прекрасно видел, что происходит в кабинете у Аврамова. Он понял, что Онегин захвачен, но медлил с выстрелом, понимая, что Евгений находится одновременно под прицелом двоих – и если он промахнется, друг его будет точно убит. Даже безошибочно попасть в цель ему было мало – нужно было вдобавок, чтобы убийца в тот момент отвлекся. И вот, когда тот отложил пистолет и занялся трубкой, Аржаев, наконец, выстрелил. Стрелок он был отменный. Пуля прошла сквозь оконное стекло и ударила Егорке прямо в лоб. Тот захрипел и упал замертво. Он даже, верно, не понял, что случилось. Естественно, происшедшего не ожидал и хозяин. Никто, кроме Онегина. Аврамов несколько секунд в растерянности смотрел на упавшего Егорку, на трубку и на свой пистолет. Евгений бросился на него – и только тогда хозяин кабинета схватил оружие и выстрелил. Благодарение Богу – промазал. Он попытался взять в ящике другой заряженный пистолет – однако Онегин налетел на него. Последовала борьба. Мой Евгений оказался сильнее физически. Ему удалось отвести дуло от своей груди и направить его в сторону Аврамова. И тут рука злодея дрогнула. Он непроизвольно нажал на курок. Пуля попала ему самому прямо в сердце…
Через минуту на квартиру пришел мой зять Григорий. Он стал убеждать Онегина не извещать о происшедшем полицию:
– Ни тебе, ни мне совершенно не нужен скандал. Справедливость восторжествовала – но если пойдет молва, она опорочит прежде всего нас с тобой.
– Но как мы избежим огласки?
– Предоставь все мне.
Оказалось, что в квартире больше нет никого из людей – видимо, Аврамов заранее приготовлялся к убийству Онегина и оттого отослал всех прочих слуг – кроме Егорки.
Аржаев выстрелил из ружья Егорки в уже разбитое окно, чтобы пуля ушла в небо. Затем он велел так разложить два трупа в кабинете, чтобы создалось впечатление, что в результате ссоры Егор застрелил Аврамова, а тот, в свою очередь, убил Егора.
В итоге, как я знаю, дело закончилось благоприятно. Полиция была извещена – но об участии моего зятя и Онегина никто даже не заподозрил.
Однако Евгению случившееся доставило много переживаний. Он ходил мрачнее тучи. Переживал. Он говорил мне:
– Я проявил себя бесчестным человеком – почти таким же, как Аврамов. Я лгал ему. Я подличал перед ним. Тянул время и умолял набить мне трубку. А в итоге покончили мы с ним некрасиво. Убили не честно, а из-за угла – точь-в-точь как он убил Ленского. В конце концов, никто даже не узнал правды: что стряслось тогда в нашей дуэли и кто всему виной в смерти поэта. Да, мы с Аржаевым наказали зло – но без огласки, втихаря. И разве это значит, что оно посрамлено?
Я отвечала ему на это:
