Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа
— Да уж! — неприятно задумалась Ирина Владимировна. — Купила бы я накупила, да купило притупило.
— О, ма, так у нас рыбное филе осталось? Так, может, ты еще и с рыбой немножечко пирогов налепишь?
— Я бы налепила, мне не трудно. Только кто их есть-то будет? Это твой бывший пирожки с рыбой жаловал, а вас с Денисом из-под палки не заставишь. Вам бы только сладенькое подавай.
— Вот и сделай чутка. Для бывшего. Он завтра подъедет.
Ирина Владимировна удивленно уставилась на дочь:
— Что я слышу?! Ольга, вы что, никак помирились?
— Да мы, в общем-то, и не ссорились.
— Здрасьте-приехали!
— Мы не ссорились, а просто разошлись, — пояснила Ольга, выуживая из недр холодильника чудом сохранившийся йогурт.
— Как это у вас, у молодых, всё просто: захотели — сошлись, захотели — разошлись. А ребенок — страдает.
— Всем бы такие страдания, как твоему внуку. И вообще, где ты здесь молодых увидела? — привычно парировала Ольга, ища ложечку. — Молодая, увы, была не молода.
— Опять ты с этими йогуртами! Сделай себе нормальную человеческую еду!
— Ма, если б ты знала, как я устала сегодня! Неохота на что-то глобальное заморачиваться.
— Сделай гнездо, — не отступала Ирина Владимировна.
— Какое еще гнездо?
— Возьми кусок булки, вырежи мякоть и внутри пустой корочки поджарь омлет или яичницу. Сверху можно посыпать сыром и зеленью. Я этот рецепт в «Московском комсомольце» прочитала.
— Скажешь тоже, булку! Я и так за лето потолстела. А завтра у нас еще и пироги до кучи. Так ты сделаешь? С рыбой?
— Сделаю. При условии, что он купит нам новый холодильник.
— Ма, даже не заикайся! В уголовном праве это называется «вымогательством».
— А по мне — хоть горшком назови! — вздохнула Ирина Владимировна. — Лишь бы гроши давал…
* * *
Этим вечером Наташа решила устроить поминки по Мешку. Конечно, грешно, хотя бы даже и в мыслях, устраивать подобный ритуал по живому человеку. Тем не менее сама для себя Северова обозначила это мероприятие именно так: поминки по прошлой жизни, по прошлой любви. Купив в супермаркете на Ленинском две бутылки дорогущего красного вина, икру, зелень, сыр и прочие продукты роскоши, она вернулась домой и первым делом отключила телефон. Затем врубила на полную канал MTV, приняла душ и, облачившись в свой любимый атласный халатик, забралась на тахту, поставила рядом с собой поднос и предалась чревоугодию вкупе с пьянством.
Еще месяц назад Северова и помыслить не могла, что Андрей окажется способен в поступках своих дойти до такой степени цинизма, что позволит себе в открытую оскорбить ее своими идиотскими подозрениями. Намек на предательство, прозвучавший из уст Мешка, Наталья восприняла так, словно бы предали ее саму. А ведь, судя по всему, так оно и было на самом деле. И совершил это предательство человек, который некогда, улучив часок-другой, без зазрения совести и душевными терзаниями отнюдь не заморачиваясь, спал с ней, шептал нежные, пускай и дежурные слова. Но потом, когда у него появилась новая баба с кроватью, сначала послал куда подальше старую, а затем, видимо чтобы лучше запомнила, словесно и публично оттрахал ее на глазах у сослуживцев. Ни один из которых, заметьте, за Северову не вступился — ни тогда, ни после. Нет, двое все-таки вступились. За что Наташа сейчас была бесконечно благодарна и Грише, и более всего Борису Сергеевичу.
«Всё! Хватит с меня! Что было, то прошло. А что прошло, то ушло! Жизнь на этом не заканчивается, а напротив — продолжается!» — приказала себе Северова, доканчивая первую бутылку. В следующую секунду, словно бы в подтверждение «продолжающейся жизни», в дверь квартиры позвонились.
Немного пошатываясь, Наташа прошла в маленькую прихожую и посмотрела в глазок — на лестничной площадке стоял Женя Крутов собственной персоной. В руках он держал гигантских размеров арбуз. Вот уж кого она сегодня ну никак не ждала! (Здесь — ни того ни другого.)
— Женя, подожди минуточку, я в душе! — крикнула Северова и лихорадочно метнулась в комнату, где посрывала развешанные над столом списки-распечатки, равно как уничтожила прочие следы «надомной интеллектуальной деятельности». Затем она заскочила в душ, сунула голову под кран, слегка намочила волосы и, обмотав голову полотенцем, лишь теперь пошла открывать дверь.
— Привет! А это мы, — улыбнулся с порога Крутов.
— А почему ты говоришь о себе во множественном числе?
— Это я и мой полосатый друг. Мы подумали, что тебе сейчас грустно и одиноко, и вот — решили заглянуть.
— А, понятно… Ну заходите, раз уж пришли!.. Не надо, не разувайся. У меня здесь такая грязь.
Женя прошел в комнату, с видимым удовольствием избавился от арбуза, слегка катнув его по полу, и осмотрелся: в гостях у Наташи он был впервые.
— Ну что ж! Предчувствия меня не обманули.
— Ты это о чем?
— Я почему-то был уверен, что с выпивкой у тебя всё нормально, а вот с фруктами… Да, а где можно помыть этого зверя? Там? — Он кивнул в сторону кухоньки.
— Боюсь, в мою мойку он по габаритам не впишется. Идите-ка вы лучше в душевую. Только мойтесь тщательней — арбузы в эту пору сплошь пестицидные.
— Есть мыться тщательно!
Крутов снял джинсовую куртку, аккуратно повесил ее на спинку стула и, подхватив арбуз, направился в ванную.
Дождавшись когда зашумит вода, Наташа, не переставая оглядываться на прикрытую им дверь, воровато сунулась в карман крутовской куртки, выудила из него мобильник и принялась торопливо листать телефонную записную книжку…
* * *
В начале десятого Мешечко покончил наконец с обязательной на сегодня писаниной и устало потянулся в непривычном, еще не подогнанном под собственную задницу, начальственном кресле. Убрав бумаги в сейф, он в очередной раз позвонил домой, но ему снова никто не ответил, что само по себе было довольно странно. Если Лерка в последнее время стала задерживаться на работе с завидным постоянством, то вот Алиска с тещей к этому часу уже должны были вернуться с дачи, на которую укатили еще в прошлую пятницу.
Поразмышляв немного, Андрей запер кабинет, крикнул из коридора в открытую дверь оперской: «Ильдар! Я — домой! В случае чего, звони на трубку!» — и, поочередно щелкая кодовыми замками шлюзов, спустился во двор.
Здесь, невзирая на поздний час, до сих продолжал ковыряться в моторе «маршрутки» злой как черт Афанасьев.
— Ну что, Сергеич, заведется драндулет? Как мыслишь?
— Завести-то заведется, куда денется. Вот только всё едино — на этой карете прошлого далеко не уедешь. Здесь карбюратор штатный — дерьмо полное. Потому и педаль газа «ватная». По уму, надо бы другой поставить, инородный.
— Боюсь, на «Пирбург» нам денег не выделят.
— А «Пирбург» тут и не требуется. Вполне подойдет родной, жигулевский ДААЗ.
— Пиши заявку на имя начальника гаража, я подмахну.
— Премного благодарен, завтра же с утра и напишу, — Борис Сергеевич вытер грязные руки измочаленной тряпкой. — Андрей, будь другом, угости сигареткой!.. Спасибо… Слушай, я давно хотел с тобой поговорить…
— Если опять про Северову, то извини, Сергеич, я сейчас к диспутам никак не расположен. Устал за день как собака.
— Да я не за Натаху, — покачал головой Афанасьев. — Ты извини, скорее всего, это совсем не моего ума дело.
Борис Сергеевич запнулся. Судя по крайне смущенному виду, тема заведенного разговора была ему неприятна.
— Давай без прелюдий, а? Что ты как красна девица, ей-богу? — подбодрил водителя Мешок.
И Афанасьев, тяжело вздохнув, все-таки решился:
— Помнишь тот вечер, когда Виталя на фитнесе жертву отравления из себя корчил?
— Естественно. И чего?
— Мы с Ольгой вас тогда на площади дожидались. И я, совершенно случайно, увидел твою жену. Она как раз из «Владимирского Пассажа» выходила.
— Лерку? — удивился Андрей. — Ну, допустим, выходила. А в чем история-то?
— Она не одна выходила, — угрюмо сказал Борис Сергеевич. — С мужиком. Судя по всему, с хахалем. Импозантный такой, уже порядком в возрасте.
Мешечко внутренне напрягся, уточнил осторожно:
— А почему ты сразу решил, что с хахалем? Может, сослуживец? Или начальник? Опять же тесть мой: весьма, я тебе должу, импозантный типчик.
— Ну, если твой тесть способен купить для своей дочери букетик роз, тысяч так за десять-пятнадцать, а потом еще и прокатить ее на черном «Майбахе», тогда вопрос сам собой снимается.
— Черный «Майбах», говоришь? — поигрывая желваками, нехорошо переспросил Мешок…
* * *
Поминки плавно перетекли в банальную, по типу отдельческой, пьянку с хмельными разговорами «за жизнь». Разделенные сервировочным столиком Наташа и Женя сидели друг напротив друга, и Крутову стоило немалых усилий хотя бы периодически отводить взгляд от небрежно запахнутого халатика. Сверху-то оно было еще терпимо (здесь — не столь доступно взору), а вот снизу эта, единственная на Северовой, часть одежды, в силу легкомысленности владелицы почти до самых бедер обнажала красивые, сильные и в то же время стройные ноги.
