Александра Маринина - Воющие псы одиночества
- Я ничего не забыла, Наджар, - тихо произнесла она. - В этом-то весь и ужас. Ты отравил всю мою жизнь.
- Прости, Элла, - он виновато погладил ее обнаженное плечо. - Я не хотел. Я не думал, что для тебя это так много будет значить. Тебе домой не пора? Или останешься у меня?
Аля откинулась на подушку и уютно завернулась в теплое одеяло.
Еще несколько минуточек… Несколько минуточек покоя, даже не покоя - успокоения. После стольких лет одиночества, забитого до отказа работой, семьей, сыном, мужьями, братом и его проблемами, на нее наконец снизошло успокоение путника, нашедшего тихую гавань, к которой он шел много лет.
- Я поеду, Наджар. Нужно всем приготовить завтрак, всех накормить, одеть, отправить… Кроме Динки, которая никуда не ходит по утрам. Да и мужчин-то всего двое, но зато такие, что за ними только глаз да глаз, чуть не уследишь - непременно не то съедят и не так оденутся. У Андрюши одна работа на уме он ничего вокруг себя не замечает, а Славка просто маленький еще, хоть и дылда. Ты лежи, не вставай, я дверь захлопну.
Она быстро привела себя в порядок, оделась, причесалась и заглянула в комнату.
- Если ты снова женишься, я тебя убью.
Не стала дожидаться ответа и быстро выскользнула из квартиры.
Простучала каблучками по лестнице, лифт вызывать не стала - всего-то третий этаж. Села в машину, завела двигатель. Половина третьего ночи.
Притихший, умытый дневным дождем город, живущий своей особой жизнью - жизнью темноты. Впервые за многие годы Элеонора Николаевна вела машину, не обращая внимания на эту жизнь.
…В 1967 году ей исполнилось девятнадцать. Был разгар моды на авторскую песню, все ходили в походы, ночевали в палатках, часами сидели у костра и пели под гитару про «сизый дым», который «создает уют», про вечер, который «бродит по лесным дорожкам», пели Окуджаву и Высоцкого, Визбора, и Клячкина, Галича, Кукина и Городницкого. Элеонора Николаевна тогда еще была Эллой, миниатюрной и дивно хорошенькой, училась в Институте стран Азии и Африки, который, по сути, был факультетом востоковедения МГУ, и собиралась с однокурсниками в двухдневный поход с ночевкой. Почему-то ее родителям эта идея по душе не пришлась, то ли они испугались за девичью честь дочери, на которую во время неконтролируемой ночевки могли покуситься, то ли отец решил, что авторская песня слишком близка к диссидентству и у Эллы в конце концов могут случиться неприятности, но ехать они ей не разрешили. Разгорелся скандал, Элла разревелась и с криком: «Я все равно поеду!» - выскочила из дома в чем была. Минут через пять она очнулась от душившей ее ярости и обнаружила себя сидящей на скамейке рядом с домом, стоящим через дорогу от ее собственного, в легком домашнем платьице и в тапочках. Конечно, лето, июнь, только-только закончилась сессия, но ведь это сейчас, днем. А ночью будет вовсе не так тепло. И в тапочках далеко не уйдешь.
А без денег и на электричке не уедешь. Не говоря уж об отсутствии спального мешка и еды. Что же делать? Вернуться домой и собраться? Родители ее не выпустят. Ехать так? Смешно. И обидно ужасно, ведь ей так хотелось поехать с ребятами, тем более среди них есть юноша, который так хорошо играет на гитаре и поет, он так ей нравится, и она очень рассчитывала на то, что в темноте и у костра их отношения наконец-то сдвинутся с мертвой точки.
Элла не заметила, как пошел дождь, только почувствовала, что отчего-то стало зябко и мокро. Она снова заплакала, чувствуя себя выброшенной в полном смысле слова, и из дому, и из жизни вообще. Ребята сейчас, наверное, собираются, готовится, режут бутерброды, укладывают в рюкзаки спальные мешки, тушенку, пачки чаю и сахар, созваниваются, уточняя место и время встречи, а она оказалась вне этого праздника дружбы, нарождающейся романтической любви и ощущения оторванности от строгих родителей. Ее курс уже дважды ходил в такие походы, но оба раза Элле не везло: в первый раз она свалилась с ангиной, во второй родители уехали навестить друзей в Киев и оставили на ее попечение маленького Андрюшку. Разговоров об этих походах было море, ребята вспоминали смешные подробности, девчонки делились интимными воспоминаниями, и Элла страшно завидовала ими мечтала о том, как непременно в следующий раз поедет с ними. И вот, пожалуйста…
- Хорош мокнуть, - раздался у нее над головой чей-то голос.
Она подняла глаза и увидела парня постарше себя, невзрачного, невысокого, но с удивительными веселыми глазами.
- Что? - переспросила она.
- Я говорю, хорош мокнуть, пошли сушиться.
- Куда?
- Ко мне, я в этом доме живу.
- Вы же меня не знаете, - всхлипнула Элла. - Мы с вами незнакомы.
- Ну и что? Это не причина, чтобы позволить девушке промокнуть и простудиться. Пошли, пошли. - Он нетерпеливо потянул ее за руку.
Элла послушно пошла за ним, попутно отметив, что парень тоже промок насквозь. Дождь был сильным, настоящий летний ливень, а он шел без зонта.
Парень привел ее в квартиру, небольшую, но чистую и уютную.
- На, держи. - Он протянул ей синий тренировочный костюм, полотенце и шлепанцы. - Дуй в ванную, раздевайся, вытирайся и надевай сухое, а я пока тоже переоденусь и чайник поставлю. Да иди же ты, - поторопил он, видя ее нерешительность, - смотри, с нас уже лужа натекла. Надо пол протереть.
- Я вытру, - растерянно пискнула она. - Где у вас тряпка?
- Да ладно, я сам.
В те времена о маньяках почти ничего не слышали, зато очень современным считалось знакомиться на улице или в транспорте, в первый же день гулять до рассвета, а утром являться домой и ставить родителей в известность о скорой свадьбе. В жизни так поступали немногие, но в литературе и кино такой стиль поведения встречался довольно часто, поэтому сушиться и переодеваться Элла пошла без всяких дурных мыслей и тревожных опасений.
В те времена не было не только маньяков, но и ручных фенов, поэтому из ванной Элла вышла в сухой одежде, но с волосами, висящими мокрой паклей. Хозяин квартиры уже переоделся и даже успел вытереть пол в прихожей.
- Готова? - весело спросил он. - Пошли в кухню, чайник уже закипел. Тебя как зовут?
- Элла.
- А меня - Назар. Чего смотришь? - усмехнулся он, заметив удивление, промелькнувшее по ее лицу. - Имя немодное?
- Ну, в общем… да, какое-то непривычное. Ты с Украины, что ли, или из казаков?
- Я с Востока. Точнее, я-то коренной москвич, родился здесь, а вот дед мой родом из Узбекистана. Ты хоть знаешь, что Назар - арабское имя?
- Да ну? - искренне удивилась Элла. - Не может быть. Обманываешь, да? Шутишь?
- Никогда. Истинная правда. Только на Востоке это имя произносится немножко по-другому: Наджар. В русском языке очень много слов, пришедших с Востока, например, «балкон». Это от арабского «балхана». Не знала?
- Нет, - призналась Элла и зачем-то пояснила: - Я не арабский изучаю, а хинди.
- Да-а-а? - изумленно протянул Назар. - Что, серьезно?
- Абсолютно. А ты учишься где-нибудь или работаешь?
- Я уже отучился, теперь работаю в милиции, в уголовном розыске. Да ты садись, чего стоишь-то? Сейчас чай пить будем. Или ты, может, кушать хочешь? У меня макароны есть, могу сварить, и колбаски поджарю.
Скандал в семье разгорелся во время обеда, и по всем меркам Элла не должна была быть голодной, но ей отчего-то вдруг ужасно захотелось есть, и не просто есть, а именно здесь, на этой кухне, вместе,с этим веселым парнем с таким необычным именем и романтичной профессией.
- Давай макароны с колбасой, - решительно заявила она, - а то правда что-то есть хочется. Слушай, а ты почему не на работе?
- У меня отгул за дежурство. Так ты будешь чай пить или макароны подождешь?
- Буду чай, - улыбнулась она, - а то я согреться никак не могу.
Назар разлил чай в тонкостенные стаканы в мельхиоровых подстаканниках, поставил на стол сахар и домашнее клубничное варенье.
- Бери варенье, - посоветовал он, - очень вкусное, мама сама варит, ягоды с дачи, отборные.
Элла сунула в рот ложку с вареньем и привычно прижала упругую ягоду языком к небу. Ей казалось, что так вкус ощущается полнее.
- А ты что, один живешь?
- Почему один? С предками. Они сейчас на даче, сезон, сама понимаешь, весь отпуск там пропадают, зато потом целый год на столе варенье, огурчики там всякие, помидорчики и прочая вкуснота. Моя мама еще баклажанную икру делает - закачаешься, ее дед научил. Здесь, в Москве, нормальных баклажанов нет, нам родственники из Узбекистана привозят. Ладно, ты меня не отвлекай, рассказывай давай.
- Что рассказывать? - не поняла Элла.
- Из-за чего, ревела. Что там у тебя за трагедия случилась? Милый, что ли, вовремя не позвонил?
Она сперва даже собралась обидеться. За кого он ее принимает? Неужели она похожа на дуру, которая из-за такой ерунды будет сидеть под проливным дождем и лить слезы? Но варенье было таким вкусным, а глаза у Назара из веселых стали такими внимательными, что обижаться как-то расхотелось. Он поставил на плиту кастрюлю с водой для макарон, сел напротив Эллы и закурил «Беломор», а она начала рассказывать. Назар так хорошо слушал, что она зачем-то рассказала даже про юношу из параллельной группы, который так замечательно играет на гитаре и поет…
