Арслан Сирази - Зеркало для Марины
— Я наелась таблеток через год, — Вика (она представилась, пока тащила меня к лавке) втянула дым, а потом с силой и шелестом вытолкнула из-за щек. — Почти получилось. Клиническая смерть на четыре минуты. Потом меня вернули.
Девушка взглянула на меня, затянулась еще. Снова выдохнула сизым облаком.
— Через несколько дней поняла, что схожу с ума. Начала видеть. Чушь какую-то — так казалось. Однажды мама сидела рядом и заплакала. Я ее тронула. И увидела, что у нее есть мужчина — не отец.
— Рассказала кому-нибудь?
— Нет, — Вика смотрела прямо перед собой, — К тому времени привыкла молчать. Научилась.
Она ушла из дома. Бомжевала. Пару раз ее пытались изнасиловать, но «виденье» помогло. А потом встретила Джену.
— Кого?
— Джена, она так себя называет.
— Кто это?
— Та, что видит дальше нас с тобой. Дальше всех, наверное. Завтра я вас познакомлю.
Стемнело. Далекие круги фонарей рисовали силуэт Вики между черных стволов.
— Пора, — куртка зашуршала, — Завтра приходи на Булак.
Когда Вика назвала адрес, я не удивился. Правобулачная, 27. Адрес театра, где мы с Настей пытались вернуть нашу семью.
4
Здание смотрелось брошенным. По бокам от закрытых дверей лепились афиши. Верхняя половина одной отошла и дергалась на ветру. В мокрой бумаге пряталось название спектакля. На другой афише крупные красные буквы заявляли «Весна!» И в самом деле, подумал я, весна. Скрип тяжелой двери перекрыл шум города.
В холле пожилая вахтерша уставилась в переносной телевизорчик. Оторвавшись от экранных фигурок, на вопрос о «занятиях у Джены» показала куда-то в сторону от зрительного зала. Над незаметной, покрытой темно-синей краской дверью висела небольшая табличка.
ПОСТОРОННИМ НЕ ВХОДИТЬ!
А я — посторонний или нет? Дверь открылась на удивление легко. За ней изгибался длинный коридор. К стенам прислонялись куски декораций, желтели пачки афиш. Длинная вешалка с костюмами встречала не-посторонних старинными бордовыми сюртуками с желтыми лентами через плечо. Коридор тащил в себе несколько дверей и кончался лестницей. Вверх. Я глянул в темную дыру. Наверное, мне туда.
Ступени скрипели — тихо и нежно предавали идущего. Я представлял как это выглядит — вот из черного пола вылезает темноволосая голова, сверкает лицо, затем тело выходит из деревянной плоскости. Как из воды. Так оно, в сущности, и было. После прыжка (или падения — как угодно) я ощущал себя человеком, которые впервые выходит на берег незнакомой реки, не зная — сможет ли жить здесь, нужно ли это ему, и куда идти дальше.
На сцене полулежали люди. Взгляд выхватил девушку с длинными, растянутыми пальцами рук, седого короткостриженого мужчину моего возраста и женщину. Она походила на гигантскую лодку, что лежит кверху дном на берегу. Были еще силуэты, но внимание выловило только этих. Я поискал Вику из парка, но не увидел.
Я наполовину вынырнул из-под пола сцены. Ноги еще были там, в свете, а голова уже здесь, во тьме. Прислушался.
Женщина-лодка: Ты голой смогла бы выступать?
Девушка с длинными пальцами (комкает их в ладонях): Нет. Не знаю. Нет, наверное.
Женщина-лодка: А как думаешь, манера игры изменилась бы, если б ты голой выступала?
Девушка (вскидывает пальцы): Конечно!
Женщина-лодка: Ты знаешь, какой бы она стала?
Девушка: Наверное. Да, примерно знаю.
Женщина: Тогда ты это знание сейчас собери. И выступай. А мы будем воображать, что ты — голая, — женщина повернулась к седому мужчине, — Ты сможешь представить?
Седой мужчина: (неразборчиво бормочет)
Женщина: А ты попробуй. Как в мультике… Про львенка и черепаху. Представь, что ты спишь с открытыми глазами. Вот и представь, что она выступает голой. Давай, родная, играй.
Девушка встала с колен, из-за чего лицо оказалось выше круга света и пропало. Я подумал, что нужно обозначить себя сейчас, или ждать неизвестно сколько, пока воображаемо-голая девушка что-то сыграет.
— Добрый вечер, — слова показались мне чуть слышными. Я вытянул ноги из-под сцены и шагнул на деревянный помост.
Женщина повернулась ко мне всем телом. Киль лодки дал изгиб. Светло-бежевое платье пошло складками.
— Ты кто? — спросила она.
— Кирилл.
— Кирилл, ты зачем пришел?
— Мне сказали, что я вижу.
— Кто тебе такое сказал?
— Вика.
— Кто такая Вика, чтобы знать — видишь ты или нет?
И тут бредовый разговор. Вика (или галлюцинация с таким именем) завела меня куда-то. А я поверил, как сделал бы любой, отчаявшись в поисках. Неужели все это — очередной кирпичик в стене моего бреда? Камушек выпал под ноги и вновь показал нереальность происходящего.
— Что молчишь?
— Я… не знаю, что ответить.
— Ну ладно хоть признался. А то пришел такой уверенный, что можешь прерывать нас, — женщина, казалось, ослабила свое внимание. Только сейчас я ощутил, как трудно было выдерживать ее взгляд и вопросы. — Давай, иди сюда.
Женщина похлопала по синей подушке рядом с собой. Я слегка пригнулся и, собравшись, в несколько шагов одолел расстояние. Когда подходил, женщина разглядывала меня.
— Ты, когда идешь, зачем пригибаешься? — слова встретили меня в шаге от подушки. Я продолжил движение, сел.
— Просто как-то… Сцена… Зрители…
— Ммм, — протянула женщина. Рядом с ней было жарко, тело ее словно расплывалось от жаркого марева. — Ладно, Дашенька, играй.
В большой, брошенный в середину сцены круг света вошла девушка. Длинные тонкие пальцы сжимали металл флейты. Отражениями заскакали никелевые зайчики. Даша выдохнула. Губы мягко разжались и обхватили мундштук. Полились первые звуки.
— Вот, Дашка, играй, будто ты перед Кириллом голая! — выкрикнула женщина. И добавила потише, уже для меня, — А ты ее представляй такой.
Мелодию я узнал с первых нот. Та самая, с берега. Песенка из детства. Свист мужчины с белесым взглядом.
Клапаны флейты поднимались и опадали, сверкали и прятались в темноте. Даша чуть пригибалась при каких-то сложных тягучих нотах, а потом отбрасывала всю себя назад, выдувая яркие легкие звуки. Волосы ее то накрывали лицо, то обнажали его. И когда она чуть изогнула тело вбок, заходя в припев, я и в самом деле увидел ее без одежды.
Девушка чуть за двадцать с длинными русыми волосами, с небольшой, округлой грудью. Талия текла к бедрам, между которыми прятался кустик волос — темных, вот как, оказывается. Ножки, длинные для ее роста. Мой член начал вставать. Пытаясь отвлечься, я уставился в пол. Трещины между досками чуть увеличивались, когда флейтистка нажимала на них, накрывая весом обнаженного тела. Ритм ее шагов-переступов задавался музыкой — раз-два-три-раз-два…
Я и сам не заметил, как налетел ветер. Перед глазами поплыли образы — Даша, несколько лет назад. Детская припухлость щек, большие глаза из-за чего-то очерчены синими тенями.
Девочка входит в комнатку. Оборачивается немного, глядит назад. Пальцы, и тогда уже длинные. Руки сомкнула на груди. Молится? Кто-то сзади, там в темноте коридора. Я замотал головой, пытаясь избавиться от очередного кошмара, схожего с Викиным в парке. Бесполезно. Видение шло своим чередом.
Из коридорного тумана позади Даши вырисовывается женщина. Высокая, в белой блузке и черной юбке ниже колен. Классика. Тонкие губы поджаты, смотрит в упор на Дашу. Это мать и дочь — я могу понять это не только по сходству, но и по какому-то совпадению не то цвета кожи, не то запаха, который я тоже ощущаю. Женщина говорит — резко, отрывисто. Даша опускает глаза. Щеки девочки краснеют, краска ползет на шею. Мать продолжает выталкивать слова из-за жестких губ. Даша исковерканными — как от боли — пальцами мнет платье на груди и видно…
Ветер перестал шуметь так же, как и начался. Я еще цеплялся за комнату с двумя женщинами, молодой и взрослой, за эти пальцы меж тканевых складок, даже за неприятные слова, которые вылетали изо рта матери, но меня внесло обратно на сцену. Тело было наполнено силой тяготения другой планеты, большей, гораздо большей, чем Земля. Пальцы не могли шевельнуться, а шея отказывалась поворачиваться. Я ощущал, что на меня смотрят и, возможно, о чем-то даже спрашивают — но кто и что? Нет, я не мог двинуться.
— Насмотрелся? — голос Джены, женщины с телом лодки на берегу, медленно дошел до меня. Я вздрогнул — тело начало слушать хозяина. Повернул голову в сторону звука.
— Не все… Не все увидел, — сглотнул пересохшим горлом. — Что она говорила?
— А ты спроси, — Джена кивнула в сторону Даши. Та уже опустила инструмент, флейта надежно улеглась в ее левую руку. Звуки таились под защитой клапанов.
— А… Можно? — я перевел взгляд на Дашу. Лицо ее выглядело спокойным. Будто выдувание звуков вынесло все, что было мгновением ранее — и эту обнаженность, и прежние мучения подростка. — Что тебе говорила твоя мать?
