Анастасия Валеева - На крючке
Самойлов позвонил в другую квартиру.
– Да нет их, они на поминках, – дребезжащим голосом сказала женщина, снимая цепочку.
Она закрыла дверь и вышла на площадку.
– А что случилось? – в ее глазах металась тревога.
– Иди-ка найди слесаря, – приказал Руденко Самойлову.
– У них во втором подъезде бендешка, – подсказала женщина, – но сейчас праздник, – она озадаченно пожала плечами. – Можно позвонить дяде Коле домой, у меня телефон…
– Вызывете его, пожалуйста, – попросил Самойлов.
– Ага, – удовлетворенно кивнул Руденко. – А ты, – обратился он к сержанту, – опроси других соседей. Нет, не сейчас, позже. Вдруг она жива, – он покосился на Яну.
Та выразительно вздохнула, мол, твоими бы устами да мед пить.
– Как зовут-то вас? – улыбнулся Руденко женщине, напуганной нестандартной ситуацией.
Она скрылась в квартире минутой раньше, а теперь снова вышла и застыла, сложив руки на груди в молельном жесте.
– Елизавета Петровна, – ответила она, – я позвонила, сказал, что будет. Но, по-моему, он…
Она красноречиво щелкнула двумя пальцами себя по горлу.
– Еще бы! – просиял Руденко, которому зачастую общение с трудовым народом доставляло простодушную радость, – праздник как никак!
– Да они и без праздника всегда того, – неодобрительно усмехнулась Елизавета Петровна. – Что же все-таки случилось?
– Вы когда свою соседку в последний раз видели? – спросил Руденко.
– Дня три назад, – пожала плечами женщина. – Я вообще-то не очень с ней знакома. Они молодые, у них свои интересы, приятели…
– У кого это у них? – встрепенулся Руденко.
– Кавалер у нее, симпатичный парень. Да и она симпатичная. Нет, вы не подумайте, у них все прилично вроде, не скандалили, не ругались. Хотя она и в казино работает, по-моему, девушка самостоятельная. Вы в чем-то ее подозреваете? – с дрожью в голосе спросила она.
– Нет, – отмахнулся Руденко, – не в этом дело. Так вы говорите, парень у нее есть. Интересно-о-о… И как давно?
– Да полгода – это уж точно! Может, она и раньше знакома с ним была, только появляться он тут стал примерно с полгода назад, – уверенно произнесла Елизавета Петровна. – Вроде, серьезно все у них. Он за ней на машине приезжает.
– На какой? – с профессиональным интересом спросил Руденко.
– На не нашей какой-то, иностранной, – с горделивым восхищением простолюдинки пояснила она, – синей такой. Ой, не знаю, как называется, но, видать, дорогая.
– Понятно, – Руденко пригладил для солидности свои шикарные пшеничные усы, словно этот неторопливо-обстоятельный жест служил вехой в расспросах, – что вы о нем знаете?
– Ну, богатый он, – приподняла свои округлые рыхлые плечи женщина, – это по всему видать. Цветы дарит – я раза три его с розами видела. И со свертками… Подарки, наверное. Повезло Женьке, что и говорить!
Несмотря на оптимистически жизнеутверждающий характер фразы, она с какой-то мучительной нерешительностью посмотрела на лейтенанта, словно чуя неладное и таким образом подозревая, что слова ее уже неактуальны.
– А еще что? – интересовался Руденко. – Где работает, например?
– Этого я не знаю, не спрашивала. Я же вам сказала, что не так уж часто обща…
– Хорошо, – бесцеремонно перебил ее лейтенант, – а его вы когда в последний раз видели?
– Ну-у, – задумалась Елизавета Петровна, – дней пять или неделю. Точно не помню. Он какой-то хмурый, недовольный шел. Я уж думала, что у них нелады. Но потом в окно видела, как они вышли, сели в его машину и куда-то поехали. Они весело смеялись, разговаривали. Так что, ничего не изменилось.
Этажом выше громыхнула стальная дверь и следом послышались быстрые шаги. Кто-то спускался с лестницы. Спускался и насвистывал «Жизнь в розовом свете». Все замерли в ожидании субъекта, имевшего, по-видимому, прекрасное настроение, и только на губах Елизаветы Петровны зазмеилась ехидная усмешечка. Она знала, кто это. Очам людей, собравшихся в ожидании мастеровитого и поддатого дяди Коли, предстал одетый во все бежевое, еще довольно стройный дядечка средних лет с несколько одутловатым, покрытым паутиной морщин лицом, но полный зажигательного оптимизма и молодцеватой грации. В нем чувствовалась порода. Жидкие светлые волосы, открывавшие высокий, с плешью лоб, находящиеся в лирическом беспорядке, отнюдь не производили впечатления чего-то неопрятно-взлохмаченного и неухоженного. Узкий разрез глаз придавал его взгляду цепкую внимательность и некое смирение, присущее выражению глаз умудренного опытом человека. И только губы, с опущенными уголками, чувственные, хотя и не полные, налагали на его лицо печать какого-то брезгливого неприятия.
– Что здесь происходит? – с жеманным недоумением воззрился на Елизавету Петровну щеголь.
– Да вот, соседкой моей интересуются, – махнула она рукой на Женину дверь.
– Вот как? – удивился дядечка. – По какому вопросу?
– Пока не знаю, – вздохнула Екатерина Петровна.
– А вы, гражданин, не могли бы оказать нам помощь? – выказал чудеса обходительности Руденко.
– Да-да, – изящно наклонил голову немного вперед дядечка, – Лев Сигизмундович Браницкий, – с горделивым достоинством представился он.
– Нам нужен еще один понятой, – продолжал Руденко в то время, как Браницкий заинтересованно пялился на Яну.
– Понятой? – приподнял свои сероватые округлые брови Лев Сигизмундович. – Что случилось?
– У нас есть подозрение, что Евгения Галкина мертва, – ляпнул лейтенант.
– Мертва-а?! – воскликнул Браницкий.
– Ужас! – обмерла Елизавета Петровна.
Внизу послышались медленные тяжелые шаги, Все стали напряженно вслушиваться.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – горько усмехнулся Браницкий, прерывая мгновенную паузу и многозначительно качая головой. – Как же это случилось?
– Лев… – замялся Руденко, припоминая витиеватое отчество щеголя.
– Сигизмундович, – подсказал Браницкий, чуть сморщив породистый польско-еврейский нос.
– Мы еще толком ничего не знаем. А-а, вот, наверное, и дядя Коля, – Руденко улыбнулся поднимавшемуся нетвердой походкой мужчине. – Сейчас все окончательно выяснится. Вы будете понятым? – снова обратился он к Браницкому.
– Да-да, – с ответственным видом произнес тот, – о чем речь!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дядя Коля, поджарый мужик с пропитым лицом, ограничился скептическим взглядом. Потом, почесав в грязном затылке, спросил, лениво растягивая слова:
– Чего на-до, ше-еф?
Он поднял мутный взор на горящего от нетерпения Руденко.
– Дверь взломать, – коротко сказал тот, – можешь?
Дядя Коля, которому алкогольный кайф придавал повадки флегматичного скептика, пожал плечами, мол, а как же, конечно, могу, и принялся за дело. Неторопливо, спокойно, обстоятельно. Просьба Руденко не вызвала в нем ни удивления, ни протеста, ни даже сколько-нибудь явного интереса. Может быть, он и хотел бы выполнить работу как можно скорее, чтобы от него отвязались, но был под градусом, а потому трудился, как при замедленной съемке. Когда дверь подалась, Руденко, не поблагодарив его, двинул в квартиру. Потом, словно вспомнив о Самойлове, Яне, понятых, о лежавшем на нем грузе ответственности, громыхнул своим звучным баритоном:
– Ничего не трогать, сохранять спокойствие!
Уже в прихожей у него была возможность убедиться в Яниной правоте – кругом царил вопиющий беспорядок.
– Боже мой, боже мой, – испуганно и удрученно приговаривал Браницкий, прикрывая то и дело рот ладонью.
– Господи! – вторила ему потрясенная открывшейся ей картиной разгрома Елизавета Петровна, с опасливой осторожностью переступавшая через горы выброшенной на пол одежды.
Яна прошла в спальню. Постель тоже была распотрошена. Простыни и подушки валялись на полу, матрас был нещадно изрезан.
– Черт! – заорал из кухни Руденко.
Все сбежались на его крик. Самойлов тупо смотрел на лежащее в неестественной позе тело.
– Нет, не ваза, а сковородка, – присевший на корточки Руденко взял через полотенце чугунную сковороду. – Ручка вон аж куда отлетела, – показал он под раковину.
Действительно, отлетевшая ручка подобно городошной бите прошлась по ряду пивных бутылок и банок, несколько из которых разлетелись вдребезги.
– Ой! – вскрикнула Елизавета Петровна, едва не шмякнувшись в обморок. К счастью, ее вовремя подхватил Самойлов.
– Уведи ее! – раздраженно бросил ему Руденко.
Сержант поволок ошарашенную женщину в гостиную.
– Вот так та-ак, – Браницкий стоял над трупом бледный, как полотно, но старался не показывать вида, что волнуется. – Кто же это ее?
– Мы бы тоже хотели это знать, – грубо ответил Руденко. – Ну, где ты там? – крикнул он Самойлову. – Иди, ты мне нужен. Надо вызвать экспертов. Ничего не трогать, еще раз говорю.
Он грозно посмотрел на Браницкого и взялся за рацию. Лев Сигизмундович удалился в гостиную, где на диване полулежала, глубоко откинувшись в подушки, Елизавета Петровна. Яна последовала за Браницким. Вскоре к ним присоединился и Руденко. Он по-хозяйски поднял опрокинутый стул, уселся на него и, окинув комнату цепким, все примечающим взглядом, обратился ко Льву Сигизмундовичу.
