Оксана Якубович - Крестовичок
Варя шла и удивлялась. Влад так старательно строил образ Казановы. Мускулистый, загорелый, подчеркнуто брутальный, расхаживал по лагерю, наповал сражая туристок. Надо отдать Владу должное, женские прелести он ценил бескорыстно, даже если ему самому ничего не обламывалось.
Варю он сперва не залюбил (как подругу Маринки), но однажды Варя читала в палатке, высунув ноги наружу. Влад об ноги споткнулся, был приятно удивлен и заглянул определить владелицу. С тех пор его отношение к Варе заметно потеплело.
На самом деле все варины мысли были — для отвода глаз, в пользу бедных. На самом деле ей страшно было лезть в палатку Людмилы.
Она постояла, собираясь с духом.
— Там ничего нет, одни тряпки. И нечего себя накручивать! Тряпки.
В палатке все было, как тогда. Смятые спальники, скомканная простыня, валялись тюбики крема и массажная щетка с прядью золотистых волос между зубцами.
Видно Наталья, собирая вещи, кидала в сумку, что попало, не глядя.
И Варя ее понимала.
В палатке стоял странный кислый дух, от него волоски на руках поднялись дыбом.
Варя попихала мелочи в отдельный пакет. Простыню в пятнах рвоты брезгливо свернула.
Теперь спальники. На них почти не попало, если замыть морской водой и провялить на солнышке, будет нормально.
Оглядев последний раз — не забыла ли чего, Варя с облегчением вылезла на волю.
* * *— Кстати, Марин, а где опять салатная миска?
— Здрасьте! Я же тебя за ней посылала, ну, в тот день. А ты вместо нее… другое нашла.
— Так миска там же и была. Я думала, ты ее забрала. Еще удивилась.
— С ума сошла?
Маринка уронила таз, огурцы раскатились во все стороны.
— Чтоб я в ту палатку?
Присев, она стала подбирать огурцы. Один провалился в щель между досками, Маринка выковырнула его. Оглядела задумчиво подранную шкурку и спросила.
— А миска точно была? Тебя не глюкнуло с перепугу?
— Исключено. Она мне первой в глаза бросилась. А потом уж…
— Может, Наталья забрала? Вместе с вещами?
— Вряд ли. Она только документы и одежду увезла, даже косметику оставила.
— Загадочный случай, — протянула Маринка. — Я вот думаю.
— Что?
— Ничего. Ты говорила, надо спальники застирнуть. Пошли. Плевать на салат, в крайнем случае, обойдутся. Тем более, Эдика нет, а Влад в расстроенных чувствах, ему не до дисциплины.
Они вытащили спальники на берег, и, морщась, начали замывать пятна засохшей рвоты.
— А это чего? Зелень какая-то. — через пару минут сказала Маринка.
Варя приподняла край спальника.
— Ну да, зелень. Похоже, водоросли отпечатались. У меня как-то одна отдыхающая порошок стиральный просила, ее деточки варили в палатке кашу из водорослей и все угваздали.
— Ты хочешь сказать, Людмила тоже кашу варила?
— Ага. В красной миске.
— Шутишь?
— Ты ведь знаешь, что нет. Сказать вслух?
— Ну скажи, скажи. Ты же у нас интеллектуально подкованная, тонну детективов перечитала. А я что, я только пописать вышла Варя не обратила внимания на маринкин стеб. Подруге просто было страшно. Варе и самой было страшно произнести вслух то, что с утра плавало в воздухе.
— Водоросли были в миске. Она опрокинулась, оттого и пятна. А Людмиле сделалось плохо, и она умерла от биологического яда морского происхождения. Это не могут быть ежи — они в водорослях не сидят. А рыб ядовитых здесь нет.
— И следов от уколов нет, — подхватила Маринка, — зато ожоги, красные пятна. И водоросли. Значит, это…
— Крестовичок, — одними губами произнесла Варя, — и не один, я думаю.
— Фу!
Маринка вскочила и кинулась в воду.
— Я остужусь! Не могу больше!
Не оборачиваясь, она зашла по пояс и поплыла. Варя догнала и пристроилась рядом. Не сговариваясь, подруги поплыли к заменявшей бакен ржавой бочке, что колыхалась в волнах метрах в ста от берега. За бочку цеплялись навещавшие лагерь большие яхты, если оставались на ночь.
— Думаешь, Людмила наловила крестовичков, а потом миска опрокинулась?
— Когда бы Людмила крестовичков ловила? Она даже с маской ни разу не ныряла. И потом, их еще поискать надо, этих тварей.
— Выходит, они случайно в водорослях оказались?
— Ага. Приправой к каше.
Варя ухватилась за край бочки, чтоб передохнуть.
— Кто-то принес ей эту миску. Вернее, не ей, а просто поставил в палатку.
— Кошмар, что ты говоришь!
— Кошмар.
Варя представила, как это было — ночь, веселая, немного выпившая (самую малость) Людмила возвращается с пикника. В темноте ныряет в палатку, даже если и подсвечивала себе фонариком, вряд ли что разглядела. А может, миску загородили спальником.
Людмила начинает раздеваться, миска опрокидывается и крестовички впиваются в тело.
Эти мерзкие твари всегда впиваются своими щупальцами в человека — у них и название такое — цепляющая медуза.
— Меня кусал крестовичок, — вдруг вспомнила Маринка, — больно было, и горло страшно распухло, не вздохнешь, и температура. Но я же не померла.
— А если их было несколько? И потом, у всех разная реакция. Кто-то от укуса пчелы помирает. Аллергический шок — ты сама говорила. Но она еще металась, в палатке все перевернуто было. Если бы кто услышал, могли бы, наверное, спасти.
— Генератор трещал, ты забыла?
— Помню.
Что-то в варином голосе заставило Маринку замереть. Рот ее медленно принимал форму бублика.
— Эдик… ты думаешь, это он? И генератор включил нарочно.
— Я пока не знаю. Но ты согласна, что дело нечисто? Что надо начинать расследование?
Маринку вдруг охватил приступ благоразумия.
— Лучше бы сюда полицию. Мы же ничего не умеем.
— Смеешься, что ли? Какая полиция, у нас ни одного факта.
— А где ты их собираешься брать, эти факты?
— В процессе расследования!
Варя решительно оттолкнулась от бочки.
— Первым делом надо опросить народ. Тех, кто в соседних с Людмилой палатках — хорошо, что вовремя спохватились, а то они завтра уезжают. Вдруг кто из них чего видел.
— Ну да, — с сомнением сказала Маринка, — в темноте… Хотя. Я вот думаю — кто все-таки забрал салатную миску? И где она сейчас?
* * *Вечером подруги сели в кухне, вытащили тетрадь для учета продуктов (делать секретные записи на задних страницах) и устроили первое совещание.
— Итак, что у нас с туристами?
— Никто ничего не помнит, — сердито сообщила Маринка, — справа — Бабкины. У них дети, и они рано легли. Дрыхли, как сурки. Старшая Бабкина проснулась, когда генератор загудел, но ничего подозрительного не слышала. Шаги по гальке шуршали, и несколько раз, но она уже к этому притерпелась и внимания не обращала.
А слева — москвичи, они с нами на пикнике были. Гена и его мальчик.
— И чего?
— Гена немного перебрал и отрубился сразу. Теперь страшно кается, что такой нечуткий, не пришел Людмиле на помощь. Мальчик ничего не слышал. Кстати, я ему верю — Гена храпит так, что никакого генератора не нужно. Как только бедный подросток выдерживает?
— Привык, наверное. А потом, он постоянно с наушниками. Небось и спит в них.
— Ладно. Что писать-то? Кого подозреваем?
— У меня получается, все наши, кто на пикник не ходил.
— Ничего себе! Да на пикнике только мы были! А почему не туристы?
— Не смеши меня. Москвичи на пикнике были, Паша и Толя были. Семья Бабкиных, что ли? Кто там еще — студенты хабаровские?
— Может, у них в Хабаровске хобби такое — людей травить. — упиралась Маринка.
— Не пойдет, они раньше Людмилы заехали. И вообще, если ориентироваться на детективы, то посторонние ни при делах. Считается непрофессионально — когда есть куча подозреваемых, а преступником делают дворника с улицы.
— Так то литература.
— Литература — отражение жизни. И не спорь. В детективах всегда сперва один труп, потом непременно второй, и может быть третий. А у нас — Людмила, и почти сразу Светлана! Когда еще такое на острове было, сама вспомни?
— Хорошо, убедила. Только мне трудно представить, что кто-то из наших мог живого человека… вот я Эдика не люблю, но он же на вид нормальный! Нормальное лицо, даже отчасти симпатичное!
Варя уныло кивнула. Она не призналась Маринке, но именно это мучило ее с самого утра — невозможность поверить. Когда убийца — злодей в маске, это страшно, но объяснимо. Но если убил человек, с которым ты общался, шутил, ссорился, обедал за одним столом. В такое поверить — невозможно.
— Я у Агаты Кристи читала, что главное — не вина, а невиновность. Ну, в том смысле, что нераскрытое преступление делает всех свидетелей подозреваемыми. И они навсегда ими останутся, и люди уже не смогут относиться к ним по-прежнему. Понимаешь?
— Ага.
Маринка принялась корябать в тетрадке.
— Тогда у нас в списке — Эдик, Костя, Влад, Джемайка. Светлану, наверное, не пишем?
