Вячеслав Килеса - Детективное агенство «Аргус» [сборник]
— Пушкину? Поэту? — перебила сыщика Вера Ивановна.
— Ему, — подтвердил Вилкин. — В то время было модно носить кольца, и когда в январе 1837 года Пушкина привезли раненого с дуэли, у него на руках было надето четыре кольца. Зная, что умирает, Пушкин отдал по ним распоряжения. Одно он велел разыграть в лотерею и его выиграла Мария Раевская, другое передал Далю, третье в виде большого изумруда досталось его секунданту Данзасу. А это, самое любимое — Пушкин называл перстень своим талисманом, — поэт подарил «любезнейшему другу» Василию Андреевичу Жуковскому. Семья Жуковских в 1887 году передала перстень музею Александровского лицея, ставшего позже Пушкинским музеем, откуда его украли 23 марта 1917 года. С тех пор сведений о перстне не было. Что дальше: решать вам.
Вилкин передал перстень Елизавете Сергеевне.
— Подумаем! В нашем роду воров нет и не было, и не мог мой отец… — сухо сказала старушка. — Ладно: деньги ты честно заработал: возьми! А что касается перстня… Ты о нем болтать не будешь?
— Нет! — спрятав в карман деньги, Вилкин поднялся, бросил взгляд на озабоченное лицо Тани и, отвесив общий поклон, направился к выходу.
— Спасибо! — В общем гуле раздавшихся благодарственных голосов он не услышал Таниного; пожав плечами, толкнул рукой дверь и, пройдя двор, вышел на улицу.
Анна Николаевна, заслышав шаги сына, бросилась ему навстречу.
— Удачно? — с надеждой заглядывая ему в лицо, спросила она.
— Удачно! — улыбнулся Вилкин. — Принимай кольца!
— илава Богу! — метнувшись на кухню, Анна Николаевна принесла бутылку шампанского, бутерброды с сыром и колбасой. — Первое дело: надо отметить!
— Отличный повод для пьянки! — засмеялся Вилкин, наливая шампанское в бокалы.
— Поздравляю тебя, Валерочка! — Анна Николаевна легонько ударила краем своего бокала о бокал сына. — Я видела, как ты мучаешься: сумеешь или нет?!
— Еще не верится, что все получилось: особенно с картами. Шкет, наверное, до сих пор от злости бесится.
— Клиенты радовались?
— По — разному. Я их озадачил, оставив повод для раздумий: за это не благодарят.
Утром Вилкин вновь был в своем офисе. Почему — то был уверен, что Таня Тюбикова придет к нему или позвонит: хотя оы для того, чтобы выяснить, почему он солгал, — но она не пришла. А перстень поэта — Вилкин через полгода навел справки, — так и остался в списке пропавших.
МНОГОЖЕНЕЦ
С некоторых пор Вилкин начал делить дни на две категории: первая состояла из чтения книг, занятия — на коврике в углу комнаты — йогой и ожиданием клиентов, вторая была заполнена работой, не оставлявшей порою времени на еду и сон.
В это осеннее утро Вилкин, просмотрев сегодняшние газеты, углубился в изучение уолденской жизни Генри Торо, раздумывая, смог бы он, последовав примеру американского романтика, выдержать двухгодичное пребывание в лесу. По расчетам выходило, что вряд ли, и сыщик неожиданно огорчился.
Стук в дверь прервал его умствования, заставив перевести взгляд от книги на входившую в комнату женщину могучего телосложения: из тех, которых порой называют «бабищами». Такие женщины редко становятся предметом любви, зато любят иногда до одури, до самозабвения.
Отметив, что посетительница одного с ним возраста, Вилкин предложил женщине сесть за стул и незаметно включил спрятанный в столе магнитофон.
— Слушаю вас! — благожелательно произнес Вилкин, желая помочь мнущейся, не решающейся заговорить посетительнице. — Вас как зовут?
— Панина Клавдия Ивановна, — неожиданно звонким голосом ответила женщина, — Понимаете…
Женщина опять замялась, потом, решившись, быстро выговорила:
— Его нужно наказать. Пусть даже деньги не отдаст, хотя три месяца работы: хуже, чем в колхозе…
Заинтригованный Вилкин начал задавать вопросы, выяснив следующее.
Клавдия Ивановна проживала в небольшом домике с матерью и братом в поселке Зуя. Работала в колхозе, а когда он распался, начал работать продавцом в магазине. У брата семья, двое детей, в домике тесновато, вот и решила устроить свою жизнь замужеством. Читала объявления в газетах, но подходящего не находилось, пока в мае не наткнулась на такое: «Вдовец сорока лет, владелец большого сада и огорода, ищет трудолюбивую женщину для совместного проживания». Написала письмо по указанному адресу: город Симферополь, переулок Табачный, и вскоре пришло приглашение в гости. Вдовец — Петр Семенович Саржин — оказался крепким широкоплечим мужчиной несколько обезьяньей наружности, зато с прекрасным домом и приусадебным участком, в которые Панина мгновенно влюбилась, согласившись на предложение пожить до сентября: чтобы присмотреться и притереться. Рассчитавшись с работы и захватив чемоданчик со сменной одеждой, Клавдия Ивановна перебралась к Саржину, превратившись в работницу по дому и участку.
— Не поверите, — взволнованно рассказывала Панина, — в пять утра каждый день вставала и до ночи спину не разгибала, так много работы было. Да еще козел этот ненасытным оказался… Но терпела, надеялась: выйду замуж и все потихоньку перестрою.
— А он помогал вам по хозяйству? — поинтересовался Вилкин.
— Где там?! Четыре дня в неделю совсем куда — то уезжал, а в остальные дни если и бывал дома, то телевизор смотрел да водку с друзьями пил.
— А что за друзья?
— Не знаю. Разные были. Сумки какие — то приносили, с консервными банками.
— И чем закончилось?
— В сентябре потребовала оформить наши отношения. Саржин покивал головой и предложил мне съездить в гости к матери. Я поехала, а на следующий день незнакомый парень привозит на машине мой чемодан с вещами и записку от Саржина, что в качестве жены его не устраиваю. Стыдоба какая! Хорошо, дома никого не было: спрятала чемодан в чулан и помчалась в Симферополь. Так он меня и на порог не пустил. Замки на дверях поменял и овчарку привел. Забежала к соседям и узнала, что Саржин часто дурех вроде меня по объявлению находит, чтобы бесплатно на него работали.
— И что вы хотите? — спросил Вилкин.
— Наказать его! И пусть деньги за три с половиной месяца отдаст. Сделайте, прошу вас!
Вилкин заколебался. Дело было бесперспективным и проще было бы отказаться, объяснив, что в действиях Саржина отсутствует как криминальный состав, так и повод для разбирательства в гражданском суде, но… Вилкин представил, как эта глядевшая на него с надеждой женщина уйдет отсюда с раненой душой, обманутая, обиженная, опозоренная, — и, вздохнув, заполнил бланк договора, взяв пятьдесят гривен задатка и оговорив в качестве гонорара тридцать процентов от суммы, которую удастся забрать у Саржина.
Попросив Клавдию Ивановну вернуться к пятнадцати часам, Вилкин закрыл за обрадованной посетительницей дверь, постоял, обдумывая план действий, потом, выйдя из агентства, сел в свой старенький «Москвич» и отправился в гости к Саржину. Приехав в переулок Табачный, Вилкин прошелся вдоль огородившего участок высокого каменного забора и застучал кулаком по железным воротам.
Раздался собачий лай; через минуту хриплый голос прикрикнул на псину и дверь в воротах распахнулась. Саржин оказался именно таким, каким описывала его Клавдия Ивановна: широкоплечий, с обезьяньей наружностью.
— Чего надо? — хмуро спросил Саржин.
— Детективное агентство — Вилкин показал пластиковое удостоверение. — Побеседовать надо.
— «Детективное»? — изумленно переспросил Саржин. В глазах его мелькнул страх. — Это что: «уголовка» так теперь называется?
— Пройдемте в дом: в ногах правды нет, — поморщился Вилкин. — Посидим, поговорим: все узнаете.
— Подождите: собаку на цепь посажу.
Минут через пять дверь опять распахнулась и сыщик, бросая взгляд по сторонам, пересек двор и вслед за Саржиным вошел в дом: добротный, с мансардой, застекленной верандой и множеством пристроек.
— Тут письмо на вас пришло, — сказал Вилкин, сев в предложенное хозяином кресло. — Пишут, что занимаетесь незаконными промыслами.
— Ах ты!.. — выматерился Саржин. — Баба небось пишет. Пригрел я тут одну прошмандовку.
— Не имеет значения, — сухо произнес Вилкин. — Все — таки: источник ваших доходов?
— Сад у меня, огород, — начал перечислять Саржин. — Подрабатываю иногда.
— Наркотики возите, что ли?
— Ну, парень — засмеялся Саржин. — Если письмо об этом, то можешь его выбросить.
— Это я об этом, а письмо о другом. У вас какая профессия, чем подрабатываете?
— Строить могу, водителем работал.
— Валютой, золотишком не промышляли?
— «Рыжье» — это для пацанов, — снисходительно объяснил Саржин. С каждой минутой он все более успокаивался.
— У вас ружье в углу стоит: разрешение на него есть?
